Монстр

Тёплый фронт... Какие разные понятия входят в это словосочетание. Одновременно представляешь тихий вечер, запах сирени, трель соловья, и всё это неуместно переплетается с холодом окопов и запахом гари от разрывов снарядов. «Граница раздела тёплой и холодной масс воздуха», –  трактуют синоптики это несуразное сочетание слов. Летом на таком фронтальном разделе образуются сплошные слоисто-дождевые облака, в которых маскируются мощныё грозовые образования. Зимой тёплый фронт несёт ливневые осадки в виде снега, которые, вкупе с усилившимся ветром, порождают позёмку, переходящую в общую метель. Обледенение сопровождает эти явления до верхней границы облачности...

Надым. Этот молодой город на севере Западной Сибири объявлен ударной комсомольской стройкой. Полным ходом идёт разработка газового месторождения. Геологи и буровики, не считаясь со средствами, приглашают из всех соседних управлений Гражданской авиации десятки экипажей вертолётов и самолётов. Тысячи тонн авиационного керосина и бензина везут из Баку в Надым поездами и нефтеналивными баржами, чтобы добывать позже миллионы тонн газа.

Для двух экипажей вертолётов МИ-4 из Архангельска пришла радиограмма: «Прибыть на базу для проведения плановых регламентных работ на вертолётах». Установлены дополнительные баки, уложена в фюзеляже и прикрыта чехлом «белая» рыба, купленная у местных аборигенов: сиг, пелядь, корюшка - гостинец для домашних. Винты упруго, с посвистом врезаются в морозный мартовский воздух. Настроение у экипажей великолепное - курс «на домой»! Вертолёты летят визуально, соблюдая установленные интервалы. Время от времени экипажи включают согласованную частоту и переговариваются. Тундра бела и однообразна. Ориентиров нет, но радиокомпас устойчиво показывает направление на Салехард. За этим северным морским портом будет наиболее сложный участок трассы – горный хребет. Горы седого Урала, хоть и небольшие, требуют особой подготовки экипажей: провозки, допуска и опыта полётов в горной местности. Всё это у экипажей есть. Ночёвка согласно плану полёта предполагается в Воркуте. В этом городе ждёт комфортабельная гостиница, а в лётном зале ресторана аэропорта подают шурпу в глиняных горшочках, о вкусовых качествах которой толкуют пилоты всего северного региона…

Впереди по курсу показались перистые когтеобразные облака - явные предвестники приближающегося тёплого фронта. До него ещё далеко, а до Воркуты часа два с половиной лёта по расчетному времени. Экипаж ведущего вертолёта по каналу дальней связи запрашивает погоду аэродрома назначения. «Всё нормально, - передаёт на борт диспетчер Салехарда. – В Воркуте небольшой снежок с видимостью шесть километров и порывистый ветер до двенадцати метров в секунду». Экипажи спокойны: на аэродроме назначения установлена современная радиолокационная система посадки, по которой зайти и сесть сможет даже слепой, а ветер вертолёту не помеха, ведь приземлиться он может с любого направления. До гор лететь минут двадцать, а с запада уже натекает высокая, плотная слоистая облачность. Согласовав с диспетчером свои действия, экипажи набирают высоту и занимают безопасный эшелон для следования в Воркуту напрямую,  над горами. Вертолёты идут в молочной пелене облаков, а капельки облачного тумана сливаются на стекле и бегут струйками назад, замерзая на металлических деталях кабины. Замигала красная лампочка индикатора обледенения, и зазвучал зуммер. Лететь в «молоке» рядом - очень опасно! Нарастание льда на другие элементы конструкции приводит к увеличению полётной массы и силы сопротивления воздуха, а  последствиями являются уменьшение скорости полёта и повышение часового расхода топлива. В такой ситуации надо искать оптимальное решение, и командиры расходятся. Один экипаж набирает высоту, чтобы найти прослойку между слоями облаков, другой поворачивает назад и со снижением летит на восток, на приводную радиостанцию Салехарда. После перехода на визуальный полёт экипаж 430-го «цепляется» за «землю», вернее за железную дорогу, которая идёт от воркутинской ветки в сторону Лабытнанги. Прикинув остаток топлива, командир решает следовать в пункт назначения – в Воркуту. «Теперь легко, - размышляет командир. - Поставил «железку» между ног и держись её. Доведёт до аэродрома посадки, а хоть и до Турции, если хватит бензина». Другой вертолёт, который «высотник», не обнаружив прослойки и нахватавшись льда, тоже повернул на Салехард и начал снижаться...

Тёплый «монстр» медленно «подкрадывался» к региону с запада. Подойдя к Уральскому хребту и встретив преграду на своём пути, он, как говорят синоптики, обострился и обрушился всей своей мощью на людей и технику. Теперь по всему Уральскому региону пройдут тревожные сводки: «... произошёл обрыв проводов ЛЭП…», «... не справился с управлением после посадки и выкатился за пределы полосы…», «... резко возросло количество дорожно-транспортных происшествий»...
- 430-й, сию (в этот момент) вы расходитесь с 573-м правыми бортами. Его высота девятьсот. Ваша высота? – запрашивает диспетчер.
- Я 430-й. Следую по трассе визуально на высоте четыреста метров по приведённому (к уровню моря) давлению, - отвечает командир и инстинктивно поворачивает голову вправо, в надежде увидеть вертолёт коллеги.

Насчёт четырёхсот метров командир явно лукавит. Мелкий ливневой снег понизил видимость до трёх километров. Экипаж летит на двухстах метрах, чтобы не потерять из виду две тоненькие ниточки железнодорожного полотна. Через день по ущелью проходит тепловоз, к которому от  пассажирского поезда «Москва – Воркута» подцепляют два-три вагона на Лабытнанги, а перед ним  пускают снегоочиститель: иначе не пробиться по этой ветке зимой.
- Давай, снижайся. Погляди «железку» и следуй за нами. Видимость пока нормальная, - предлагает командир 430-го коллеге.
- Куда там за вами?! Я тут льда нахватался, как сучка блох, и иду на номинальном режиме. До «Вектора» минут двадцать пилить, а топлива с гулькин нос! - разрядился в пространство коллега.
- Хорошо, что мы не полезли вверх, на эшелон, - подмигивает командир второму пилоту. – Давай, Серёга, посчитай расчетное время выхода из гор.
-  Как я тебе его?.. Тут ориентиров нет! Долетим до будки обходчика, где списанные вагоны в тупике стоят, там и посчитаю. От того полустанка минут двенадцать лёта до выхода из гор и останется.
- Ладно..., ты «железку» не упускай из виду.  И скажешь мне, когда курсовой угол на Воркуту будет восемьдесят градусов, - понимая полную беспомощность второго пилота в определении места вертолёта в таких условиях, смиряется командир.

Снег усиливается. Уже крупные хлопья нитями набегают на остекление фонаря кабины и, растаяв, стекают тонкими струйками назад. Обледенения нет. За бортом небольшой, но плюс  показывает прибор наружной температуры воздуха...
- «Вектор», я 573-й. По нехватке топлива произвожу посадку на буровой! Площадку вижу. До связи по наземному каналу и через экипажи! – идёт тревожная информация в эфир.
- 573-й, я «Вектор», - взволнованно и скороговоркой говорит диспетчер в микрофон. Ваше удаление тридцать два километра, азимут двести семьдесят градусов. После посадки на связь!

«Не повезло ребятам, - слушая переговоры, думает командир 430-го. - Минут на десять полёта не хватило бензина. Конечно, он летел на номинальном режиме, а топлива прорва уходит на борьбу с обледенением. Теперь пойдут разборки: «Как да почему»? Проблема у ребят... За посадку без горючего по головке не погладят. Выговорешник Андрюхе влепят - как минимум!»
-  «Вектор», я 430-й. Какие дела у 573-го?
- 430-й, я «Вектор». На экране вас не наблюдаю и места дать не могу. У 573-го всё нормально. Они  штатно сели на буровой. Конец связи, работайте с Воркутой.
- Блин, «железка» местами снегом переметена! - прерывает думы командира второй пилот.
Действительно, полотно дороги, переметённое во многих местах низовой метелью, стало похожим на пунктир. Второй пилот пытается по всем каналам связаться с Воркутой, но связи нет: сказывается «горный эффект».

«Вслепую лететь нельзя…. Это равноценно прыжку в узкую речушку с моста с завязанными глазами. И назад путь заказан. Рельсы, которые остались сзади, скорее всего, тоже замело, а фронт подходит уже к Салехарду», - перебирает командир варианты выхода из сложной, но пока ещё не катастрофической ситуации. «Монстр» постарался, расставив для экипажа свои хитрые ловушки и обрубив концы…. Командир увеличивает режим двигателей и набирает высоту в надежде, что диспетчер службы движения Воркуты увидит метку вертолёта на экране локатора и подскажет место. Если это будет вне гор, то можно снижаться, а там до аэродрома назначения останется километров сорок полёта, уже над равниной. Ущелье - не тоннель, оно меняет направление! Уже через секунды после начала набора высоты в условиях сильного снегопада визуальный контакт с землёй прекратился. Теперь у экипажа 430-го не было запасных вариантов вовсе. Оставался набор высоты при нулевой видимости…. Экипаж недооценил коварного норова «монстра» и допустил трагический промах... Тёплый фронт, навалившись всей своей мощью на западные склоны Урала, прорывался на восток. Скорость встречного ветра для вертолёта в ущелье была намного больше прогнозируемой синоптиками (эффект аэродинамической трубы). За двадцать минут визуального полёта над железной дорогой экипаж оставил за собой только три четверти горного района и не вышел на равнину...

Скрежет рвущегося металла, шипение и свист вырывающейся под огромным давлением гидравлической жидкости, - это всё, что осталось в памяти командира о последних секундах лётной работы. Очнулся он от ощущения, что кто-то растирает его лицо снегом. Тело невесомо:  разливается незнакомая, но приятная слабость, чуть болит голова и подташнивает. Снег тает на лице, и капельки воды обагрённой кровью из раны на голове стекают под ворот форменной рубашки. Рядом на стёганом чехле сидит Серёга с широко открытыми испуганными глазами и смотрит на командира. Здоровой рукой он придерживает кровоточащую через китель другую руку. Метрах в десяти, чуть завалившись на бок, лежит вертолёт со стёсанным днищем и остатками кривых лопастей. По плавно уходящему вниз склону виден след соприкосновения вертолёта с горой, на котором разбросаны фрагменты шасси, винта, видны красные пятна гидравлической жидкости. Бортмеханик вяло хлопочет около того, что раньше называлось вертолётом: закидывает снегом тлеющие провода и чадящий дымом двигатель.

Командир с трудом поднимается и, пошатываясь, пробирается по глубокому снегу к вертолёту.
- Ты лежал бы, командир. Не положено по медицинским канонам тебе сейчас двигаться - минут пять без сознания был! Ничего, ожахнешь! Переломов у тебя нет, раз ходишь, а вон у Серёги рваная рана на предплечье до кости и, возможно, трещина. Пойду, ваши куртки и аптечку принесу - если найду, а то я Серёжке закрутку выше раны только затянул, - говорит механик и пробирается в фюзеляж через зияющую рваную дыру.

Уколы анальгина на время успокаивают и согревают раненых, а маленький костерок из кусков толстой швартовочной сетки, смоченных маслом, вселяет надежду. Первая стадия шока прошла и наступила его вторая стадия - апатия и безразличие ко всему. Они тихо сидели и смотрели отрешенными взглядами на огонь костерка. Каждый думал о своём... Конечно, за всё и про всё, как написано в «Воздушном кодексе»,  отвечает командир. Только он принимает решения.
- Витёк, - обращается командир к механику, - ты самый живой из нас троих. Пойди, глянь портфель в пилотской кабине. Полётные карты не бери - они теперь нам не понадобятся долго, а вот ракетницу и аварийную радиостанцию притащи и положи рядышком на случай, что искать затеют нас. Хотя..., кто нас искать будет в такую непогодь?.. Механик привык быстро исполнять распоряжения и уже через минуту скрылся в фюзеляже. Обернулся Витёк скоро. В одной руке он держал портфель, а в другой рваный мешок с небольшим количеством рыбы.
- Мужики, – доложил механик, – когда я вас из кабины вытаскивал, то явно почуял запах свежих огурцов! Подумал ещё тогда, что в горячке мерещится, а это корюшка наша рассыпалась. Аромат - как в теплице! Второй мешок целёхонький. Теперь живём!..

Из Воркуты, не дождавшись входа в зону управления движением 430-го, запросили информацию у Инты и у Салехарда - аэродромов, выбранных экипажем запасными. Экипаж с ними после выхода из зоны «Вектора» на связь не выходил. «Сели пережидать непогоду?.. Или  серьёзное что случилось?» – подумал руководитель полётов и по табелю сообщений уведомил дежурного по Управлению. «Немедленно начать поисково-спасательные работы!» - пришла короткая радиограмма по наземному каналу связи. Приказ не обсуждают! За окном вьюжит, но командир эскадрильи вызвал и проинструктировал хорошо подготовленный экипаж. Пилоты взлетели и, пролетев километров тридцать в сторону поворота железной дороги на Лабытнанги, сообщили, что видимость «ноль». Развернувшись, произвели заход на посадку по «системе».

... Экипаж аварийного вертолёта готовился к ночлегу: засыпали, как могли, снегом дыру в фюзеляже, разостлали на покатом полу сложенный вчетверо чехол, а другим, стёганным, укрылись. Сон не приходил; долгую ночь провели в полудрёме. Сергей принял пару таблеток анальгина и провалился в неглубокий тревожный сон: постанывал, скрежетал зубами. Под утро у «второго» поднялась температура, и бил озноб. Ещё не рассвело, когда механик, наскоро пожевав чуть побелевшей на огне костра рыбы и попив тёплой снеговой водички, пошёл вниз по склону. Командир вчера предполагал, что от «железки» они отлетели всего ничего – километра два-три. Там, внизу, через день проходит поезд и снегоочиститель, бегают дрезины с путейцами. Механик опускался по пологому заснеженному склону и часто останавливался, переводя дыхание и прислушиваясь к тишине. Часа через два Виктор вышел на гладкое каменное плато. Приподнятое над рельефом и продуваемое ветрами, оно оставалось свободным от снега. «Если бы вчера была видимость подходящая, то сюда и вертолёт посадить можно было», - мелькнула запоздалая и никчёмная мысль. Дойдя до противоположного края плато, механик увидел более крутой спуск, на котором сквозь пелену снегопада просматривалась такая же каменная плита. Идти дальше он не решился и присел отдохнуть возле камня...

Рано утром начальник аварийно-спасательной службы воркутинской эскадрильи проехал по адресам членов наземной поисковой группы и привёз их на железнодорожный вокзал. В комнате дежурного по вокзалу он проинструктировал машиниста снегоочистителя и попросил останавливаться возле будок обходчиков, а по пути следования подавать звуковые сигналы. Своим же подчинённым он велел немедленно сообщать результаты опроса работников дороги. Тёплый фронт, упёршись в горы, не спешил уходить на восток и всё подсыпал снега. Один из обходчиков, попивая чай в жарко натопленной будке, сообщил членам комиссии, что вчера, ближе к обеду, очень низко пролетел вертолёт. Потом, как ему показалось, он немного отвернул вправо, в сторону Воркуты. Получив это сообщение, начальник спасательной службы остался доволен: поиски вертолёта, при наличие лётной погоды, можно проводить в небольшом квадрате.

... Витёк посиживал, отдыхая от тяжёлой ходьбы по рыхлому глубокому снегу. Вдруг, между порывами ветра он явно услышал гудки тепловоза..., потом ещё, и ещё. В первый момент была мысль, что надо бежать вниз, кричать, звать на помощь, но он отбросил её: слишком много сил потеряно при спуске, а ведь ещё надо подниматься. Временами снегопад ослабевал, но железной дороги не было видно, только чернели  внизу каменистые платформы, неровными уступами уходящие вниз. К вертолёту Витька поднялся ближе к вечеру. Обратная дорога заняла втрое больше времени: глубокий снег на склоне частенько сбрасывал разведчика вниз. Коллеги, выслушав механика, обрадовались такому обороту дела. Выходит, что их, несмотря на непогоду, ищут и подают сигналы. Включили аварийную радиостанцию на режим приёма. Подумав, решили оставить эту затею: поисковая группа ночью в горы не пойдёт. Командир, успокоения ради, стрельнул пару раз из ракетницы в сторону железной дороги.

Два дня тянулись как годы: сыпал и прекращался снег, ели почерневшую от копоти и пахнущую бензином рыбу, галеты и шоколад, которые достали из вскрытого металлического ящика - аварийного бортового пайка, пили снеговую воду, согретую на костре, куда подливали сгущенное молоко.
- Надо спускаться на дно ущелья, - предложил механик вечером третьего дня. - Тут нас месяц искать будут. У Серёги температура держится, и рука синюшная. Не гангрена ли? Давай, командир, пиши записку. Так, мол, и так..., куда пошли, пиши и оставляй её в кабине. Мы с Серёжкой соберём в кучу  что надо, а утром двинем к железке.
- Да вы что, мужики! По документам не положено покидать место аварии или вынужденной посадки, - не совсем уверенно цитирует «Воздушный Кодекс» командир.
- А то мы не изучали твоих документов, - бурчит механик. - Серёге врачи руку оттяпают - ты будешь пенсию платить? Или я?.. У него два пацана растут! Там, на «железке», веселее ждать будет. Глядишь, и проедет кто...

Долго препирались, но, в конце концов, решили идти, оставив Серёжку тут: ему не справиться со спуском. Второму пилоту оставили полётные карты, которые были в то время шибко секретными, и аварийную радиостанцию: основная радиоаппаратура вертолёта не работала после замыкания проводов при жестком соприкосновении с землёй. Утром, наскоро перекусив и попив горячей водички согретой в жестяной коробке из-под ракет, командир с механиком приступили к спуску. Они шли вниз весь световой день, преодолевая засыпанные глубоким свежим снегом расселины и небольшие подъёмы. Снег и горы не спешили отпускать своих пленников. На редких каменистых плато отдыхали, сбивая и соскабливая с одежды снег и наледь. К вечеру появились разрывы в низкой слоистой облачности и снегопад прекратился. Зажглись яркие звёзды. «К морозу это, и совсем некстати», - подумал командир и поделился своими опасениями с механиком:
- Надо на ночлег располагаться. Ночью ветер будет и подморозит. Вон звёзды как перемигиваются! До «железки» мы уже не дойдём, да оно и лучше. Там от ветра не спрячешься, он вдоль ущелья будет дуть.

Они примостились за большими камнями и завернулись в кусок чехла, взятого с собой, и разгорячённые тяжёлым изматывающим переходом, скоро уснули. Проснулись оттого, что мышцы ног и кисти рук ломило и покалывало. Ледяной ветер находил лазейки в чехле и сквозняками гулял по укрытию. Луны не было, и только яркие звёзды переливались бисером по всему небосводу.
 - Пойдём вниз, командир? – не совсем уверенно спрашивает механик.
- Конечно, на ходу бы согрелись! Но куда в такую темень пойдёшь? В двух шагах не видно, - возразил командир и начал выписывать руками и ногами замысловатые упражнения.

Около получаса они бегали вокруг камней, а потом, уставшие, но немного обогревшиеся, залезли под чехол. Обледеневшая и промокшая одежда отличный проводник тепла... и холода, соответственно…

Зимние каникулы. Брошена в угол заиндевевшая мокрая одежда. Получен дежурный шлепок чуть пониже спины от бабушки. На русской печи тепло. Жар от нагретых кирпичей свободно проникает через постеленное стёганое одеяло, а в головах мешочек с сухими семечками. Уютно и спокойно. В избе вкусно пахнет запеченной в молоке картошкой и солёными груздями, а в углу, за печкой, стрекочет сверчок... «Как бы ни проспать ужин», - думает Коля и пытается открыть глаза..., но снова проваливается в сон...

На улице мороз жмёт под тридцать. В охотничьей избушке только чуть теплее. Витёк, мокрый и промёрзший насквозь, бросает рюкзак с добычей под нары и, ломая спички непослушными пальцами, зажигает дрова в печи. «Хорошо, что охота сегодня удалась на славу и печь «заряжена» сухими дровам, а то пока наколешь - задубеть можно!» - думает он. Раскалённая железная печь быстро прогрела воздух в маленькой избе-полуземлянке. Душно!.. Толи от жары, толи от долгой ходьбы покалывают мышцы ног. «Надо бы встать и открыть дверь, - думает охотник, но подниматься не хочется... - Ну и пусть, - смиряется Витек. - Тепло - не холод, костей не ломит»...

Утром поисковый вертолёт МИ-8 вышел на аварийный радиомаяк, который, чуть заслышав гул, включил Сергей. Командира с механиком искали долго, летая галсами над склоном. Яркое весеннее солнце мешало поиску: наводило резкие контрасты в освещённости, как на луне. Полинявший зелёный чехол у большого камня обнаружили ближе к обеду в пятистах метрах от железной дороги…. Серёга, опустив голову, тихо плакал в тёплом салоне вертолёта и машинально разминал пальцами здоровой руки сигарету, которую сунул ему кто-то из членов экипажа. Тёплый фронт-убийца, хоть и не с первого захода, забрал таки две жизни и дорогостоящую авиационную технику. Только монстр мог сделать так, что жизни у молодых пилотов уходили тепло и легко – во сне...