Отпуск

               

   Боец второй стартовой зенитно-ракетной батареи рядовой Мамаджанов был очень маленького роста, худощав, черен лицом, как араб. Другие солдаты постоянно подшучивали над его труднопроизносимыми именем, отчеством, очень плохим знанием русского языка и тщедушной фигурой.
   Все это постоянно угнетало воина, потому, как в душе он видел себя высоким, смелым и мужественным, короче настоящим джигитом. В своих мечтах он очень нравился женщинам, особенно русским высоким, белым, полным, очень аппетитным.
   Боец Мамаджанов давно хотел съездить в отпуск к себе на родину, поесть бич-бармак, плов, попить кумыса, или что там у них хмельное.
   Но, ему постоянно не везло. То дневальным его найдут спящим, то на стрельбах у него результат самый плохой, то не отдаст честь проходящему мимо офицеру, то на кроссе придет самым последним. Ну, с последним все ясно, ведь на беговой дистанции, шагов ему приходится делать больше всех. На вопрос командира, почему не была отдана честь, отвечал, что в этот момент он думал о русских женщинах, потому как он всегда о них мечтает. 
   А, вот еще памятен случай. Послали бойца  Мамаджанована одного на К.П.П. дежурить у ворот. Помещение там было старое, деревянное, дров нет, а время было холодной осенью, и бедняга совсем замерз.
   Когда глухой ночь проверяющий офицер подошел к дежурке, то увидел внутри ее зарево. Открыв дверь, он опешил. Стена, под которой прямо на стуле сидел спящий боец, была залита багровым светом. Не нарушая покоя уставшего воина, капитан пригляделся и увидел, что в потемневшую бревенчатую стену вбиты гвозди, на которые натянута нихромовая проволока, с концами, воткнутыми в электрическую розетку. Тепло, светло и дров не нужно.
   Видимо кто-то научил лихого степного джигита этой электротехнической премудрости.
   Офицер знал, что солдаты на станции носят у себя в карманах « прикуриватели», пружинки из того же нихрома. В случае необходимости зажечь сигарету, они втыкаются в розетку и можно прикуривать от раскалившейся проволоки. Но, там напряжение 24 вольта, а на К.П.П. 220. Очень опасно!         
    И здесь попался наш степной герой, вот уж точно «на горячем».
   И стали с наказание гонять его работать на кухню через день, а в ночь под Новый год в караул, да еще и в смену с 23 до 01часа. А, это тебе не в дежурке на К.П.П. отсиживаться и отсыпаться. Здесь не побалуешь.
   И так, вытолкали его из теплой караулки за час до новогоднего боя Кремлевских курантов, в двадцатиградусный мороз на пост.
  И побрел он, несчастное дитя диких степей в огромном тулупе, полы которого волочились по глубокому снегу, в негнущихся валенках, доходивших ему до средины бедра, с карабином аккурат в его рост, куда глядели его раскосые глаза. Но, не отклоняясь от маршрута. А, глаза его глядели только вперед, так как стоячий воротник тулупа закрывал все по сторонам.
 Маршрут движения пролегал по городку мимо бани, складов, казарм, магазина, офицерских финских домиков и штаба полка. 
   В городке было темно и тихо, только в окнах офицерских домиков горел свет, слышалась музыка и веселые голоса.               
   Поминутно наступая на полы своей одежды, часовой двигался по улице к складам.
   Слева у дороги стояло полковое кафе, и он остановился у одного из его освещенных окон. Сквозь его стекла была видно украшенное всякими блестящими штучками зеленое колючее дерево, которое не растет на его родине, так много, в этом суровом крае. Около него, в тепле веселились, празднично разодетые русские женщины в обществе уже подвыпивших молодых офицеров.
   Музыка в кафе внезапно прервалась и что-то начало громко бить: Бум! Бум! И так много раз. Затем раздалась громкая мелодия, ранее слышанная Мамаджановым во время принятия им воинской присяги.
   Когда она утихло, все в кафе задвигались, зашумели и начали пить прозрачное пенное вино из больших стаканов с ножкой в нижней их части. У него на родине из такой посуды не пьют. На душе у бойца стало горько, хотелось домой, в родной аул, поесть шурпы, отваренного мяса молодого ягненка, попить кумыса, попеть родных песен, подыгрывая себе на дедушкином дударе.
   И боец, опустив голову, пошел дальше. Но, в конце улицы он повернул назад, так как снега там намело столько, что ему в таких воинских доспехах не пройти, а упав, из тулупа не выбраться. Еще оружие потеряешь.
   Снова подойдя к кафе, часовой услышал звук открываемой двери и увидел, как на улицу выбежали с десяток молодых офицеров без шинелей и столько же, хоть и худых, но все же женщин, одетых в пальто, с пышными меховыми воротниками.
   Молодые офицеры увидели и сразу узнали низкорослого бойца из второй батареи, ну и разгоряченные алкоголем, а так же присутствием женщин, стали не зло подшучивать над ним. Мол, малыш, в своем малахае не упади, да ружье свое не потеряй. В конце концов, обозвали чучелом, завернутым в тулуп. Это была стандартная армейская шутка. Просто он им отсвечивал, а как его прогонишь? Это его пост.
   Часовой, по уставу не имеющий права разговаривать, показал будущим генералам свой язык, благо это запрещено не было. Женщины легкомысленно захихикали, чем и заложили бомбу замедленного действия. От этого  спутникам стало очень неловко перед слабым полом, поэтому те шутя, пригрозили зазнавшемуся бойцу, что отнимут у него оружие, а самого вываляют в снегу. На что тот, благоразумно не нарушая караульного устава, ответил на их угрозу красноречивым жестом от локтя.
   Этого уже никак не могли стерпеть, совсем охмелевшие мужчины и, решив все-таки проучить зарвавшегося часового, двинулись нему. Не отстали от них и их женщины.
   Боец, опять же четко выполняя требования устава, дал команду:
  - Стой! Стрелять буду!
 И не видя подчинения, добавил:
  - Ложись!
   Вслед за этим выстрелил в воздух, хотя уже имел полное право и в нападающих. Он прекрасно понимал, что офицеры просто перепились и фанфаронствуют перед своими женщинами, но если его все-таки разоружат, то он
 будет наказан, как не защитивший себя и свой пост.
   Услышав команду, офицеры сразу безропотно упали в глубокий снег, а женщины, к сожалению Мамаджанова, не выполнили его законное требование и с визгом кинулись назад в кафе.    
   Часовой забавляясь, периодически постреливал в воздух, отвечая, таким образом, на брань, мольбы и обещания молодых людей, лежащих в снегу. Опустошив обойму, он зарядил вторую.
   К этому времени к месту происшествия прибежал дежурный по части, а чуть позже начальник караула с караульными.
   Запросив у прибывших военнослужащих пароль и получив правильный отзыв, часовой Мамаджанов подпустил прибывших на свой пост.
   Его тут же заменили другим часовым и увели в караулку. И только после этого, уже окоченевшим и совершенно отрезвевшим героям офицерам дежурный по части разрешил подняться из глубокого снега.
   Вид у них был плачевный, а настроение хуже некуда. Они все прекрасно понимали, что часовой их просто спровоцировал и палил в небо без какой либо необходимости, просто, забавляясь. Но, действовал точно по уставу, а потому был совершенно прав. Ну, не жаловаться же на него командованию из-за показанного языка и нескромного жеста. В полку прохода не дадут, засмеют.
   Утром 1 января солдатам второй батареи пришлось искать все десять стреляных гильз в глубоком снегу, как раз перед демонстрацией в клубе фильма «Чапаев». И те, чертопыхаясь, нашли их. А, не нашли, то подменили другими. А, как же иначе? Приказ должен быть выполнен беспрекословно, точно и в срок.
   Командир полка, вместе с начальником штаба и особистом провели допрос всех фигурантов этого, прямо сказать «громкого» дела. На провинившихся офицеров был наложен домашний арест, и только чудо спасло их от вывода о служебном несоответствии.
   Отличившийся часовой от лица командования полка получил благодарность за образцовое несение караульной службы. Жаль только, что это не помогло ему получить такой желанный отпуск домой.
    Лейтенанты, так ославившие себя в ту новогоднюю ночь, еще долго ходили с двумя самими маленькими звездочками на погонах. И девушки к ним уже не липли, не перспективными стали юноши.
   Видно, недаром сказал мудрый Тициан, что пьянство, это добровольное сумашедствие.
   С тех пор бойца Мамаджанова стали часто назначать в караул, уж очень хорошо он себя показал в тот памятный случай в Новый год
   Закончилась зима, пришла весна.
   Как то ночью на батарею стартового дивизиона приехал офицер из военного городка для проверки несения караульной службы.
   Объявив дежурному по взводу сержанту Рамазанову о цели своего приезда, он приказал сопровождать себя на пост для вышеуказанного действия.
   Сержант достал из ружейной пирамиды автомат, рожок с патронами и вышел с проверяющим лицом на улицу. Там он зарядил оружие и вспомнил, что забыл караульный фонарь, без которого в ночное время на пост выходить нельзя. Оставив офицера у крыльца, вернулся в домик. Зайдя в спальное помещение, толкнул спящего на свободной кровати мертвецким сном своего земляка часового Мамаджанова. Тот был укрыт чужой шинелью, но полностью одетым, в шинели, сапогах, с шапкой в руках и поэтому внешне ничем не отличался от других отдыхающих солдат.
  Часовой привычно быстро встал, достал из-под матраца свой автомат, открыл окно, ловко выскользнул наружу и потихоньку удалился на доверенный ему под охрану пост.
   Дежурный закрыл окно, мимоходом взял, специально для такого случая забытый фонарь, вышел из казармы и повел проверяющего на пост бдительного часового Мамаджанова, но уже с другой стороны, что бы их встреча произошла, как положено.
    В это время часовой, подремывая на ходу, двигался по бетонной дороге вдоль стартовых позиций ракет. Одни из них стояли вертикально на стартовых столах, почти готовые к пуску, другие лежали на специальных автолафетах укрытые брезентом. В одном месте весенний промозглый ветер шевелил одним его краем.
   Пройдя дальше метров сто дальше, часовой со свойственной ему быстротой мышления задумался над тем необъяснимым фактом, что ветра то нет, а брезент шевелится.
  Заинтригованный боец, потихоньку двигаясь по мокрой траве обочины, бесшумно подошел к загадочному лафету. Там подцепив кончиком штыка автомата, край зеленой плотной ткани, откинул ее и с удивлением увидел под ним спину мужчины, ковыряющегося в открытом лючке ракеты. Боец Мамаджанов тихо отступил на несколько шагов назад, бесшумно снял оружие с предохранителя и передернул затвор, который  лязгнул в рассветной тишине, как гром.
   Мужчина неожиданно резво вскочил и двинулся на часового. Тот испугавшись забыл, что нужно делать в таком случае, еле выдавил из себя:
-Идош?
Еще раз:
 -Идош? Болше твой хадыть нэ будет!
  И выстрелил в нападающего.
   Тот ловко увернулся и сбил бойца с ног. Оба упали с обочины дороги прямо в болотную жижу.
«Все!» подумал Мамаджанов, «Не будет у меня ни отпуска, ни русских женщин…».
   На выстрел и шум прибежали проверяющий и сопровождающий его сержант. Нарушитель, оставив захлебывающегося часового, дал им отпор. Начальника караула он ударил в грудь ногой, а офицера сбив с ног, стал душить.
   Боец Мамаджанов, еле выбравшись из ледяной топи, хотел было дать деру, но увидев свое только вчера постиранное и отутюженное обмундирование все в черной болотной грязи, застыл на месте. Он воспылал таким справедливым негодованием, что, не долго думая, изо всей силы двинул лихоимца прикладом автомата под его ребра. Тот мигом присмирел и выпустил горло капитана из своих цепких шпионских рук.
   Подоспевший начальник караула связал нарушителю руки поясным ремнем и помог подняться еле дышащему офицеру. Прибежали остальные караульные, поднятые по тревоге. И только сейчас рядовой Мамаджанов  окончательно проснулся.
   Выставив нового часового на пост, все с нарушителем удалились в жилой домик батареи.
   По звонку проверяющего, из полка была вызвана машина с конвойными, и задержанного мужчину тут же увезли.
   А, боец Мамаджанов пошел в умывальник стирать, залитую черной болотной грязью свою форму. Проходящие мимо бойцы поздравляли его с такой удачей. Прямо, как на войне.
   В тот же день на батарею приехал особист, который долго и ласково допрашивал начальника караула и особенно отличившегося часового. Напоследок, дав им подписать  протоколы, по-отечески спросил героя, как же тот не побоялся задержать такую опасную личность. На что боец смущенно пожал плечиками, мол, чего спросонья не натворишь, и не такое с ним бывало…
   А, через две недели, укатил он в десятидневный отпуск к себе домой в родной аул на наваристую шурпу, вкуснейший бич-бармак, восхитительный плов и хмельной кумыс. Вот только жаль, нет там бесподобных русских женщин, но, как знать может быть в будущем еще и в этом ему повезет…