У церкви вырвали язык

Я всегда возмущался тем, что светские власти втор-гаются в дела церкви, не осознав последствий творимого!  Когда сбрасывали колокола с колоколен божьих храмов, о чем думали?
Действия эти напоминали мне те, которые соверша-ют люди, вырывая язык у глашатая истины.
У церкви вырвали язык,
Он плавится в печах.
И в резких, пламенных речах
Стал слышен беса рык.

В них утвержденье – «Бога нет,
Есть вечная материя!»
По всей стране безверие
Царило много лет

Ложь буйным цветом расцветет,
Иное все заглушит,
И страх охватит души,
В кровь, плоть людей войдет!

Молчат, молчат колокола,
Не слышно перезвона,
Как жаль, что нет закона,
Власть крепка, как скала.

От имени народа
(Зажжена к церкви месть)
Исчезли совесть, честь.
А вместо них – «Свобода».

Хоть иллюзорна, как фантом,
Но в панцире железном,
И дыр и прорв в ней бездна, -
Мы в жизни за бортом

ИСПИТЬ  ИЗ  ЧАШИ  СУЖДЕНО.

Так часто нарушался мир.
И годы редкие покоя.
Слетались вороны на пир,
Клевать тела на поле боя.

Так редким было состраданье,
Горели села, города.
Повсюду вопли и страданья,
И кровь людская, как вода,

Из тяжких ран на землю льется.
Звенят мечи и стрел напев.
Один, отбросив меч, сдается.
А кто-то бьется, словно лев.

Людская разыгралась драма.
По улицам гуляет смерть.
Сбегаются под стены храма,
Одна надежда – Божья твердь?..

Но для врага – чужая вера –
Будь то Запад, иль Восток?
И испытают бед без меры,
Ведь враг коварен и жесток!

Мечи вонзаются в тела,
И отлетают к Богу души!
И сердце города, села –
Храм Божий был разрушен!
Священнослужители вместе с паствой испили чашу смерти до дна. Такое и в глубокой древности не раз быва-ло, да и средневековье по трагизму древности не уступало. Так в древние времена был разрушен римлянами велико-лепный храм, строительство которого велением самого Бога было начато царем Израиля Давидом, а закончено сыном его Соломоном. Сохранилась до наших дней только задняя стена храма, известная во всем мире под названием «Стена плача». Но это было сооружение из камня. А что могло сохраниться  от деревянных церквей Древней Руси? Они ярким пламенем горели вместе с молящимися там людьми, с последней надеждой обращающихся к Богу!
Да, что там говорить о чужеземцах, разрушающих святыни чуждых им людей! Мы и сами здорово постара-лись!
Гляньте на карту Украины, и найдете на ней город Васильков, на земле Киевщины расположившийся. В опи-сываемое мною время этот уютный, тихий, провинциаль-ный городок строениями своими более напоминал боль-шие малороссийские села. Те же белые приземистые хаты под железными и соломенными крышами буквально уто-пали в зелени фруктовых садов, по большей части состоя-щих из грушевых и яблоневых деревьев. Каждый сад по краям был обсажен вишневыми деревьями. Стоило видеть город во время цветения, он напоминал красавицу невесту в легком кружеве свадебного платья. О, Боже! Как же вкусны вареники с вишнями, да с майским медом, к ним подаваемым! Быт города был тихим и размеренным. В черте города протекал неглубокий светлый ручей с желтым песчаным ложем, вне воды  в его песочке осы любили строить свои гнезда. На беду свою, малые дети любили прогуляться босыми ногами по мелкому песочку. О встречах с осой  свидетельствовал громкий крик, переходящий в рыдания. «Ах, эти осы нехорошие, жалящие розовые пяточки крошечных детей!» В те времена еще не было принято сваливать мусор вдоль ручьев и рек. И из этого ручья, нежно журчащего, без всякого опасения за свое здоровье, можно было и напиться. Через ручей был переброшен деревянный мост, рассчитанный на возы груженные, но не грузовые автомобили. Впрочем, для того времени автомобили в таких городах были редкостью, вызывающей страстное желание прокатиться с ветерком. На правом берегу ручья, на пригорке располагалась церковь. В ней уже более года не велась служба, поскольку священник был арестован, как враг народа, и пребывал в полной неизвестности. Не стану комментировать всем известный факт становления новой религии «атеизма», распространению которого мешали церковный хор и звонкий голос священника. Жену священника пока не тро-гали. Она проживала в небольшом деревянном домике, об-шитым тесом и покрашенным в зеленый цвет, изрядно по-тускневший. В доме было четыре небольшие комнаты, од-ну из которых занимала хозяйка. Небольшой огород снаб-жал стол ее зеленью, а курятник – свежими яйцами. Три комнаты попадья сдавала в наем. Летом в комнатках царил полумрак из-за деревьев, густо посаженных вдоль краше-ного забора. В комнатах относительно было прохладно. Зимой в комнатах было светло, поскольку листва не меша-ла прохождению света, в комнатах было сухо и тепло. По-хоже, священник неплохо разбирался в вопросах домостро-ения. Мебель была старинная, но удобная, и – ничего лиш-него. Хозяйка была чистоплотна, готовила дешевые и вкус-ные обеды. В квартирантах недостатка не было. После аре-ста священника остался большой сундук с книгами, все – светского содержания.
Квартиранты  пользовались книгами, соблюдая ак-куратность. Да сама позолота тиснения переплетов побуж-дала читателя к этому. По вечерам, стоя перед иконами, освещаемые лампадой, женщина истово молилась Богу, упрашивая его сохранить мужу жизнь и здоровье, да защи-тить его от зла всякого. Каждое утро она по привычке под-ходила к дверям церкви, словно ожидая увидеть мужа, го-товящегося к заутрене. Потрогав рукою огромный, пудо-вый замок, висящий на двери, она, сокрушенно повздыхав, низко кланяясь троекратно осенив себя крестом, нетороп-ливо направлялась домой. Иногда она спускалась к берегу ручья, усаживалась на обнаженном корне вербы и, подпе-рев руками голову, долго молчала, словно слушая беско-нечный шепот листвы, свисающих к самой воде ветвей. О чем могла думать женщина, незаслуженно обиженная со-ветской властью, отнявшей у нее единственное, что она искренне любила. Она еще не знала, что скоро наступит время, когда и этой связи ее с прошлым лишат.
Был летний воскресный день. Ярко светило солнце, блестками отражаясь в струях ручья. Грохотали по булыж-ной мостовой ободьями колес телеги и возы, груженные мешками, сумками, плетеными корзинами и кошелками; на других везли глиняные  кувшины, макитры, кружки и мис-ки; от некоторых   подвод  неслись звуки птиц и повизгивание поросят. Звуки резко прерывались, когда возы с булыжной мостовой съезжали на грунтовую обочину и ехали долгое время по ней, слегка поскрипывая колесами. Въезжая на мост, каждая телега заставляла тот  вздрагивать и глухо охать, точно так,  как это делает обычно человек, взваливающий на себя тяжелый груз. Приноровившись к грузу, доски моста тихо стонали. И вновь слышался грохот колес, гомон и повизгивание. По тротуару, выложенному красным кирпичом и вдоль него в ложбине, заполненной мягкой серой пылью, двигалось множество ног в сапогах,  парусиновых полуботинках и просто в галошах. Это горожане направлялись на рынок и возвращались с него. Рядом с родителями изредка шли дети. Некоторые, влекомые за руки, капризничали, плача,  упираясь, забегая вперед и протягивая руки. Было понятно, что они требовали, чтобы их взяли на руки. Одним словом, происходило то, что и должно было происходить в базарный воскресный день. И все-таки было исключение из этого правила. Заключалось оно в том, что у дверей давно нефункционирующей церкви собралась толпа мужчин и женщин. Судя по их, далеко непраздничной, одежде, они явились не с требованием провести богослужение, а для выполнения пыльной и грязной работы. Здесь же стайка подростков носилась наперегонки. Толпа прирастала за счет любопытствующих, непонимаю-щих, что происходит, но ожидающих чего-то необычного. Вскоре посредине толпы появился председатель городского совета трудящихся  с кожаным желтым объемистым портфелем в руках. Небольшого роста, излишней упитанности, выражающейся в тройном подбородке; в соломенной шляпе, особенно подчеркивающей округлость красного лица; в серых брюках  и вышитой красными нитками рубашке с длинными рукавами, он то и дело поглядывал на часы, предмет зависти в те времена, когда не в каждом доме можно было обнаружить часы ходики с тяжелой гирей на цепочке, служащей тягой для раскручивания пружины ча-сов. Председатель не привык к большому объему движе-ний, которые ему сегодня пришлось выполнять, он тяжело отдувался и вытирал лицо носовым платком и особенно лоб, для чего ему приходилось высоко приподнимать шля-пу, демонстрируя окружающим блестящую, лишенную да-же намека на волосы голову. То ли он всем хотел походить на первого секретаря ЦК КПУ(б) товарища Хрущева Ники-ту Сергеевича, то ли он обязан был матушке природе своей внешностью, но он здорово походил на «выдающегося» деятеля партии большевиков Украины. Наконец, после очередного взгляда на свои часы, председатель дал знак, и воздух огласился звуками «интернационала», исполняемым городским духовым оркестром.
После чего замок дверей церкви был открыт, муж-чины вошли внутрь божьего храма. Остальные оставались стоять неподвижно, внимательно следя за своими товари-щами, на которых легла работа «первопроходцев» Те под-нялись на колокольню и долго там возились. Послышался крик, оповещающий присутствующих об опасности. Люди разбежались в стороны, образуя широкий полукруг. На землю с грохотом упал огромный колокол. Земля вздрогну-ла, толпа ахнула. Похоже, святотатством горожанам при-шлось заниматься впервые. Однако, никто не осенил себя крестным знамением. Потом с колокольни стали падать колокола поменьше. У церкви был вырван язык. Теперь ахи прекратились, но каждое падение колокола со-провождали звуки общего ликования. Нездоровое возбуж-дение толпы нарастало. Словно по мановению невидимой руки, люди устремились к дверям церкви. Началась вакханалия. Стаскивались иконы со стен храма. Их швыряли на пол и топтали ногами. Хрустели стекла, трещало дерево. Кто-то куском черного угля расписывал стены кособокими черными пятиконечными звездами. Долго сопротивлялся иконостас. На него накинули две веревки с «кошками» на концах. Их набросили наверх рамы иконостаса так, что они не соскакивали.  Четверо мужчин  взялись за концы веревок, остальные отошли вплотную к стенам храма. Под крики – «Эх, взяли!» иконостас рухнул, подняв тучу пыли.  В нетерпении, не дожидаясь, пока пыль осядет, люди бросились к тому, что прежде составляло  самую красивую часть храма – его  сердце. Прошло еще минут десять, и с убранством  храма было все покончено. На полу валялись осколки стекол, деревянные фрагменты иконостаса с позолотой. Толпа сотворив преступление, стала расходиться.
Еще некоторое время на двух куполах церкви будут в лучах солнца золотиться кресты, Потом исчезнут и они.  Под слоем извести и мела скроется великолепная роспись стен Божьего храма, над которыми много лет трудился местный художник.
Потом и небольшому кладбищу, что прилегало к храму, придется испытать неприятности. Что поделать, па-мять людская отказывалась служить тем, кто забыл запове-ди Бога. Прости их Господи, ибо они не ведают, что творят!
В дни поминовения, печали
Приходили люди. Как им быть?
Весь погост снесли и заровняли,
Срыли все, что только можно срыть!

Плиты гробовые – в тротуары,
В облицовку каменных дворцов.
Склепов видны темные провалы –
Память в вечность канувших отцов.