Пляжное Два - письмо с Кипра

   Я сидел на прибрежной полоске черного песка, напоминавшего блестящую тефлоновую сковородку, и смотрел на мелкие волны морского прибоя. Вода, словно кипящее масло - шипя и пузырясь, тонкими шкворчащими складками набегала на темную, идеальную гладь берега. Зрелище было бы банальным и нудным, если бы не чудесный пластик новомодных солнечных очков. Не было у меня еще таких фантастических очков, и всё в них выглядело до предела необычно и  увлекательно!  
   
   Даже вид загорелых женских тел разных форм и весьма разных пропорций, - всегда действовавший на меня гипнотически, - не отвлекали внимания от бурлящих гребней волн. Сквозь “волшебные” очки, каждая капля в бурлящей кромке потока являлась взору отдельным сверкающим бриллиантом! Я наблюдал этакую, - набегающую с каждой новой волной, – бесчисленную цепочку бриллиантов, которая подползала, изгибалась драгоценной змеей, ослепительно сверкала мириадами разноцветных лучей, пытаясь опутать ноги.  
Принимая образ змеи, волна опасливо шипела переливами струй. Алмазные искорки капель игриво пересыпались в ее толще, но, добежав до моих ступней, сверкающая водная феерия завораживающе гасла и исчезала, уходя в черный лакированный песок.  
   За исчезнувшей, следовала другая бриллиантовая змея, третья, - они неутомимо и нескончаемо возникали в водной толще, и ползли, ползли...

Словно подтравливая меня своей неизъяснимой красотой,  гребни волн неутомимо излучали фейерию разноцетных искр, околдовывая мой взор, парализуя волю настолько, что я уже не мог смотреть ни на что, кроме них: просто сидел неподвижно, уперевшись подбородком в колени. Под шум и неутомимое движение волн я думал о скоротечности жизни, о смене поколений, что нарождаются и стремительно исчезают, как эти волны, нарождающиеся ниоткуда и исчезающие в песок небытия. Жаркое солнце, наполненный солёной горечью воздух и шум волн убаюкивали, хотелось растянуться на горячем песке и заснуть...
 
Покемарить не удавалось - пляж шумел разноголосием детских криков; бурчанием солидных папаш, фундаментально изображавших мощные буквы "Ф" из-за картинно уперших руки, в изрядно подгоревшие  боки; и заботливых матерей, жаждущих впихнуть всю мощь курортных прелестей в своих чад . Если папаши, с завидным нахальным покровительством оглядывали «лежбище» своих супруг с детенышами, то мамаши, легкомысленно совмещали солнечные ванны с надзором за ползающим, плавающим и плескающимся выводком. Они  неутомимо и наперебой, отрывисто и беспокойно выкрикивали указания: "Алина не лезь в воду! Вадик, смывай с ручек песок! Ты почему не плаваешь? Плавай! Алина, вылезай! Хватит торчать в воде! Иди, позагорай! Давай, я тебя намажу! Вадик, не бери чужой мяч!"     
 
Мамаши-гречанки, кричали своим смуглым чадам, с генетическим кодом Сократа и Аристотеля, тоже самое, - с той лишь разницей, что к плескающимся "аристотелям и сократам" они обращались на языке Аристотеля и Сократа, а не Толстого и Достоевского. 

 И все же, внимание мое, - к "бриллиантовым россыпям" набегающих волн и монотонному шуму пляжа, - было отвлечено весьма пикантным обстоятельством.
Возле бетонной стенки волнолома, что мощным горбом уходил в море, - справа от того места, где я сидел, возникла пара молодых людей: высоченный парень, с крепким торсом и крепкими, как у борца, ногами, и совсем юным - даже детским лицом, совершенно не соответствующим мощной конструкции тела. Несмотря на его внушительные размеры, весь он был ещё «молочный», - как я заключил про себя, - в формах его угадывалась больше упитанности, чем мощи и энергии, - как это бывает в молочных бычках, не перебивших ещё жизненными испытаниями массу тела в энергию мышц и крепость сухожилий, - не пахнущий ещё адреналином страсти, и не знающий еще, что такое выносливость..; и девушка, изящная и тонконогая, с несообразно большой для своей комплекции грудью, напоминающей козье вымя - торчащей острыми кульками купальника в разные стороны так, что видны они были даже из-за спины.
Девушка неуверенно взбиралась на каменную гряду, ощупывая путь тонкими ножками. Груди  болтались при каждом ее шаге, а руки, с растопыренными наманекюренными пальцами, балансировали с целью удержания равновесия - казались при этом совершенно лишними, и напоминали ветви росшей неподалеку пальмы, качающиеся от морского бриза.
Пучок её крашенных, рыжих волос, трепетал при каждом шаге, создавая с постоянно болтающимися руками, и растопыренными колючими пальцами, впечатление особы нерной и неуверенной. 
   "Коза какая-то" – неприязненно подумал я. "Тонконокая, с выпирающими острыми коленками, и сиськами, как у козы. Точно, - коза!" - размышлял я, глядя, как девушка передвигается по нагромождению крупных валунов. 
  По всему угадывалось, что молодые люди пришли фотографироваться. Фотоаппарат, с дорогим объективом, и прикрученной блендой от солнечных бликов, болтался у молодого человека на животе.  Девушка, по всей видимости, готовилась позировать, - оглядывалась по сторонам, выбирая место для композиции. 

  Их суета, не вписывающаяся в ленивый и унылый ритуал пляжного отдыха,  всех заинтересовала, и меня тоже; я отвлекся от созерцания волн, искрящихся водяных капель и тягостных раздумий, и уставился на молодую пару.

"Фотографы - так себе" - сразу отметил я. Солнце стояло в зените, границы света и тени ошеломляли резкими, предельными контрастами. "Уж если ее собрался поснимать, так хоть вспышку бы прикрутил, или штатную, в фотоаппарате, открыл... А так, тени чёрные образуются под носом и глазницы черные вместо глаз..." - заговорил во мне фотограф.  
  Меж тем, парочка окончательно изготовилась для съемки: девушка встала на камень, повернулась спиной к морю, одну руку уперла в бок и застыла в такой позе, кокетливо подогнув одну ногу с острым коленом. Парень вскинул фотоаппарат и азартно накручивая кольцо объектива, щелкал затвором. Он старательно приседал, азартно приближался и так же резко  отпрыгивал от своей модели... 
  "Чудак-человек, - ухмыльнулся я про себя, - чего тут снимать, стоит, как вкопанная..? сделал пару кадров, - смени ракурс! Или, - она бы чёнить изобразила..."

 Мои думы были услышаны, так как Коза жеманно изогнулась, жестикулируя, протянула руку в сторону молодого человека, что-то ему говоря. Слов я не слышал, - пляж шумел по-прежнему. Молодой человек отставил фотик, повернул голову, затем сделал несколько шагов и извлек из-за валуна табурет. 
  "Ага! - злорадствовал я, - теперь мы увидим Козу на табурете!" Коза и фотограф засуетились возле валунов и табурета, явно привлекая к себе внимание отдыхающих. Мужики, скучая в тени пляжных зонтов, прочно вперились взглядами в Козу и ее юнного поклонника. Мамки, с жирком на подушкообразных животах, с мясистыми складками на боках, выпирающие через толстую ткань закрытых купальников, удивительно точно напоминали гладких, толстомясых тюленей на лежбище; но тоже увлеклись спектаклем, глядя грозно из-под тонированных очков на мужей и Козу, на которую те глазели.
 
   Возникал спектакль, интрига, сюжет! Парочка молодых была тем раздражителем, магнитом, который вытянул нити общего внимания, как железные опилки вытягиваются линиями в физическом опыте. Они были как актеры на сцене, - эта Коза и Бычок, на этом каменном постаменте, а пляж - партером со зрителями. Ведь каждый, наблюдавший за их "игрой", видел и что-то свое: каждый когда-то был молод, ухаживал, принимал жеманство, жеманничал и кокетничал, познал успех и неудачу, но как-то решил свою судьбу, и плоды этого успеха попискивали и булькались сейчас в воде. 

    И вот сейчас, былые резвые "козы" оплыли жиром и превратились в ревнивых “тюленей”, а "жеребцы" - в равнодушных ко всему хряков, лениво и неподвижно стоящих в позе «Ф» или лежащих на топчанах, под палящим кипрским солнцем. И вот, глядя на неопытность молодости, сейчас, с высоты прожитого, они глазели на спектакль и мечтали... Прикольно окунуться в воспоминания, воссоздать картину былого и пофантазировать о будущем этой кокетливой пары.
 
    Коза наконец умостилась на табурете, а Бычок с еще большим азартом взялся общелкивать ее своим фотоаппаратом, - со всех сторон, - присядая на разный манер и меняя дистанцию. Позы она выбирала совершенно бездарные, - лишь скрещивала свои тощие ноги, и поворачивала вправо-влево худые плечи.
"Самое интересное, что можно у нее отобразить, так это - сиськи" - уныло встряло в мое голове... И удивительно то, что и в этот момент мои мысли, - опять же! - совпали с тем, что думала Коза. Она опустила плечо и потянула вниз бретельку бюстгалтера, сняла сначала одну, затем другую, опустила края чашечек так, что оставила прикрытыми только пятаки сосков... Толстомясые "тюлени" занервничали, "хряки" удвоили внимание...

   Груди у Козы были выдающимися, хоть и торчащими в разные стороны, напоминали по виду торпеды, совсем белые, полоска загара "застряла" в районе ключицы... для фото это совсем не годилось, пришлось бы накладывать ретушь, но заботило ли это фотографа?

Он суетливо защелкал затвором своего фотика... Груди явно не влезали в кадр, - он заходил то справа, то слева... "Ей бы сдвинуть их с боков руками" - чуть не выкрикнул в азарте я, но вовремя осекся... Мой «тюлень» плавал неподалеку. 

  И хотя сценка эта продолжалась недолго, публика стала потихоньку буреть: женщины что-то язвительно говорили друг другу, не поворачивая головы  в сторону главных героев, но по их позе, неуловимым, но выразительным движениям, можно было понять, что  их возмущению нет предела.
 
    В этот самый момент, женщина, что сидела на песке возле воды, где купались ее муж и маленькие дети, совсем рядом с "нашей" парочкой, - в небольшом промежутке между всем пляжем и каменным молом-сценой всего фотодействия, - спокойным движеним сняла бюстгалтер купальника и выставила к солнцу свою грудь: две большие, с равномерным загаром "ключевские сопки", тяжело и грациозно свисающие, но не потерявшие форму, смыкающиеся на середине грудины в аппетитную, нежную и безукоризненно ровную складку... соски, малиновыми спелыми ягодками, венчали это великолепие.
 
   Бычок прекратил щелкать фотоаппаратом и обалдело смотрел на появившуюся Афродиту во плоти... "тюлени" спешно начали заворачивать своих недорослей к их папашам, "хряки" заерзали на лежаках и срочно потянулись в воду - то ли остыть, а может,  - заплыть и поглазеть на такое чудо поближе...?

Коза фыркнула, зацепила на плечи бретельки, и соскочив с табуретки, засеменила прочь... Бычок вяло поплелся за ней, как бы случайно оглядываясь на то, что действительно заслуживало внимания... 
   И мне, почему-то, тоже нестерпимо захотелось искупаться, - поплавать чуть, - недалеко от берега...