Верующий коммунист

Обращаясь к нему, все, от мала до велика, звали его дедом Лёвой, хотя по паспорту он был вовсе не Лев, а Леонтий. Да и дедом-то был не всем подряд, а лишь мне, моим братьям, да нашей единственной двоюродной сестричке по отцовской линии. Происходивший из беднейших крестьян, в детстве наш дед не учился вовсе. Пас гусей, потом телят, а со временем дорос до пастуха крупного рогатого скота. И в этом чине долго батрачил у деревенского помещика Беленкова.
Сам помещик ничем себя не зарекомендовал, а вот сын его Артем оказался личностью незаурядной. С детства просто заболел желанием учиться. Окончив гимназию, захотел продолжить образование, но это не совпало с планами отца, возжелавшего готовить из него наследника богатого поместья.
И тогда сын решился на побег. От имени отца приказал деду перегнать все стадо в ближайший городок, где проходила ярмарка, и выставить на продажу. Продав животных, Артем положил немалую выручку в заплечный мешок, после чего объявил, что уезжает в город учиться и не вернется, пока ни выучится на учителя или агронома.

Взбешенный самовольной выходкой сына, помещик лишил его наследства, а бестолкового деда, не остановившего малолетку, с треском выгнал из поместья за ненадобностью. Дед, оказавшись не у дел, загулял.
Мужчина он был видный. Высокого роста, крепкого телосложения, недурен собой. Он был на голову выше моего отца. Помню, как даже в свои шестьдесят пять, изрядно выпив, он посмеивался над лысеющим отцом, демонстрируя свою густую шевелюру без единого седого волоска. А потом предлагал побороться. И отец, прошедший войну в воздушном десанте, кандидат в мастера спорта по самбо, с трудом справлялся с дедом, лишь поймав его на болевой прием.
Загулявшего деда тогда смогла остановить лишь моя бедовая бабушка – Арина Плотникова. Небольшого росточка, не красавица, но шустрая и работящая, бабушка была завидной невестой. Их большая семья никогда не бедствовала. Это были типичные крестьяне-середняки. Вначале дедушка получил у них работу, а потом и жену с неплохим приданым.
Сколько помню, бабушка всегда лихо расправлялась с дедушкой. Особенно, когда тот приходил с работы, выпив где-то больше, чем надо, а такое случалось нередко. Обычно она сходу набрасывалась на него, от души награждая увесистыми тумаками, а дед лишь добродушно посмеивался. Выпив, он всегда добрел.

Дальним родственником бабушки был Постышев – известный на Украине партийный деятель, соратник знаменитого большевика Артема (Сергеева). Постышев и вовлек моего деда в революционную борьбу и даже рекомендовал его в партию большевиков.
И пришлось уже обремененному семьей дедушке самостоятельно осваивать начальную грамоту. Никаких правил он не знал, а потому всегда писал, как слышал. Полное отсутствие образования было его слабостью. Имея такого высокого покровителя, дед, вступивший в партию еще в революцию, мог бы далеко пойти.

И еще одна слабость была у деда – он верил в Бога. Как он совмещал это с пребыванием в партии принципиальных атеистов, трудно сказать, но, тем не менее, совмещал.
Мой неграмотный дед создал в деревне первую коммуну, потом колхоз, работал в сельсовете. Он всюду был первым, а чуть позже его всегда оттесняли на вторые роли более грамотные коммунисты. А он никогда и не возражал, лишь тут же запивал с досады.
Еще в гражданскую войну в деревню вернулся Артем. То уже был не юноша, а вполне взрослый женатый мужчина, имеющий дипломы трех ВУЗов. С будущей женой Артем Семенович познакомился в годы учебы. Фото его красавицы жены, а также ее золотые аттестаты и дипломы я видел на стенах в доме Артема Семеновича. Она была дворянкой венгерского происхождения.
Помню рассказ Артема Семеновича о том, как пешком добирался из Харькова в деревню, что в двухстах километрах от этого города. Как правило, опасаясь нападений, люди тогда ходили группой, а не в одиночку. Их группу неожиданно остановил вооруженный отряд махновцев. Возглавляла его знаменитая Маруся – подруга Махно.
– Кто такой, буржуй недорезанный? –  спросила Маруся, глянув на интеллигентного, прилично одетого Артема Семеновича.
– Учитель, – скромно сообщил тот об одной из своих профессий. Он и не подозревал, что сам Махно очень любил называть себя учителем. Это была уважаемая им профессия, хотя, говорят, сам он все-таки учителем никогда не был.
– Куда направляешься?
– В родную деревню, учить детей.
– Иди, учитель, своей дорогой. Деток надо учить, – сказала Маруся и дала знак охране. Когда Артем Семенович отошел уже метров на триста, грянули выстрелы. Позже узнал, что из той группы в живых остался он один.
Добравшись до родной деревни, Артем Семенович навсегда позабыл о других своих профессиях, став бессменным директором деревенской школы. Немецкий язык в той же школе преподавала его жена. Вместе они дали знания нескольким поколениям деревенской молодежи. У них учился мой отец и его сестра, а также ее дочь – моя двоюродная сестра...

Однажды вера в Бога реально спасла деда от верной смерти. Когда в деревню вошли немцы, его тут же арестовали. Он не покинул деревню и не прятался, как иное деревенское начальство.
– Жители деревни говорят, что вы коммунист. Это правда? – спросил у деда допрашивавший его немецкий офицер.
– Правда. Я коммунист, – ответил дед.
– А почему вы не ушли из деревни? Вас оставили руководить партизанами?
– Я всю жизнь работал на земле при любой власти. Мне незачем скрываться. А партизанами надо руководить в лесу, а не из деревни, где все на виду.
– А где ваш сын? Жители сказали, он в армии. Он офицер? Он на фронте?
– Сын сержант. Остался в армии на сверхсрочную службу. Охранял мосты через реки. Где сейчас, не знаю.
– Вы сами признались, что коммунист, и мы обязаны вас расстрелять. У вас есть просьбы к немецкому командованию?
– Обязаны, расстреливайте. Просить ни о чем не стану, – заявил дед офицеру...
– Тебе было страшно? – спросил деда.
– А то нет. Еще страшнее было после, когда действительно повели расстреливать. Я-то поначалу думал, они просто так говорят, попугать. Зачем им меня расстреливать? Вреда от меня никакого. А земле руки нужны, – ответил он, поражая меня, школьника младших классов, своей наивностью. Я-то столько книг уже перечитал про войну. Да и по лагерю военнопленных знал, немцы шутить не будут, особенно офицеры.

Деда привели в ближайшую рощу, и заставили вырыть могилу. Когда он вырыл ее как положено, а не наспех, потому что действительно торопиться было некуда, его поставили у ямы. Перед ним выстроилась шеренга солдат с офицером.
Офицер подал команду. Солдаты изготовились к стрельбе. Офицер поднял руку, готовясь выдать последнюю команду. Дед мысленно прочитал молитву и перекрестился, приготовившись к смерти.
Неожиданно офицер опустил руку и скомандовал солдатам. Те поставили винтовки к ноге.
– Вы молитесь? Вы, коммунист, верите в Бога? – спросил офицер.
– Всегда верил и сейчас верую, – ответил дед, уже попрощавшийся с жизнью.
– Но коммунисты отрицают существование Бога. Разве вы настоящий коммунист?
– А как же. Ходил на партийные собрания и в церковь. Мне никто не запрещал.
– Впервые такое встречаю, – удивился офицер и, немного помолчав, объявил свое решение, – Расскажите вашим. Верующих коммунистов мы не расстреливаем. Идите домой.
Той же ночью дед ушел к партизанам. Он решил больше не испытывать судьбу. И правильно сделал. Полевая немецкая часть, остановившаяся на отдых в нашей деревне, по рассказам многих жителей, не творила бесчинств. К сожалению, она простояла там только два месяца. Потом пришли другие немцы. Появились полицаи из местных жителей, первые виселицы и первые жертвы среди мирного населения, уличенного в связях с партизанами. 

Что делал дед в партизанском отряде, так и не узнал. Он не любил рассказывать о том времени. Зато с удовольствием вспоминал, как освобождали нашу деревню Новую Краснянку.
Деревня быстро оказалась ничейной, потому что располагалась в низине – вдоль сети небольших речушек. Жители ее покинули, а высоты с обеих сторон долины надолго заняли войска противников, простреливая насквозь все пространство над деревней.
Играя в войну, мы с деревенскими ребятами всегда выбирали окопы наших войск и никогда не выбирали немецких окопов. Там мы только искали и часто находили “трофеи”: пробитые пулями или деформированные немецкие каски, стреляные гильзы, а то и целые патроны. Однажды даже нашел проржавевшую гранату. Взорвать ее удалось, лишь поджарив на костре.
Тогда дед вместе с партизанами отряда ночью просочились в деревню, где им был знаком каждый кустик, каждый изгиб небольших речушек. Над ними летали снаряды и пули, а в деревне было, как до войны. Следующей ночью отряд установил связь с нашими.
Накануне наступления партизаны незаметно провели наши части практически к вражеским позициям. И когда после артподготовки бойцы внезапно возникли прямо перед немецкими окопами, исход боя был предрешен.
Всех партизан представили к наградам. Но самой большой наградой для них было возвращение из леса в родную деревню, которая практически не пострадала от боевых действий.
Деда избрали председателем колхоза, но пробыл он в этой должности недолго. Ему удалось резко увеличить финансовые возможности колхоза, но, как оказалось, сомнительным способом. Узнав, что в соседние городки, освобожденные от немцев, водка еще не поступила, а на самогон, который продавали на рынках, установились высокие цены, дед, не знавший законов, распорядился гнать самогон из колхозного зерна и продавать всем желающим. На вырученные деньги в соседних колхозах удалось купить не только зерно, но и запчасти для сельхозмашин.

Все бы хорошо, но как-то раз самогонщики слишком много выпили и не смогли справиться со случайно устроенным ими же пожаром. Сгорела колхозная лаборатория, приспособленная для самогоноварения. А заодно два амбара с зерном, закупленным для продолжения выгодной работы.
Началось разбирательство, которое выявило нецелевое использование зерна и, соответственно, незаконные доходы колхоза. Дед, как председатель колхоза, взял вину на себя. Время было суровое, военное. Суд приговорил его к пяти годам тюремного заключения. Но дед не отсидел и года. Он был амнистирован в связи с окончанием войны и празднованием Победы. Но с тех пор ему было запрещено занимать руководящие должности. Деда успели исключить из наградного списка, но, как ни странно, не успели из партии.
Колхозники оценили заслуги деда по-своему, и не просто оставили в колхозе, а постановили направить его на ускоренные курсы ветеринаров. Животных дед любил с детства, а потому ветеринаром оказался замечательным. Сколько помню, его постоянно приглашали лечить домашнюю живность в любой конец деревни. “Рука у него легкая”, – говорили односельчане.
До шестидесяти лет по своим ветеринарным делам дед ездил только верхом. Колхоз выделил ему лошадь, которую мы с братом каждый вечер отводили на колхозный двор. Позже деду отдали насовсем легкую тележку-двуколку. Нам с братом это понравилось даже больше, потому что в короткие поездки дед стал брать нас с собой. И нас, городских ребятишек, поражало, что деда знали все, куда бы мы ни приехали. А ведь деревня была большая и растянулась на добрый десяток километров вдоль своих рек.
Эта популярность и природная доброта деда, наряду с его “пролетарским” происхождением и огромным партийным стажем, сыграли не последнюю роль в том, что несколько сроков подряд деда избирали депутатом райсовета.

Артем Семенович, самый образованный человек в нашей деревне, с большим уважением относился к моему неграмотному деду. Возможно, это шло еще с тех давних пор, когда дед пас стадо его отца и в какой-то степени открывал мир любознательному юноше. Возможно... Но Артем Семенович всегда и во всем, как мог, поддерживал и защищал деда, который до последних дней так и остался добрым и по-детски наивным человеком.