Маслодавильня

В трехстах метрах от прабабушкиного дома, на перекресте дорог деревни, неподалеку от сада грецких орехов находилась когда-то старая деревянная маслодавильня, где из семечек подсолнухов выжимали душистое масло, пропитанное летним солнцем. Аромат стоял такой, что люди одуревали буквально — хотелось есть воздух огромными ломтями...

Мельница была еще господская — из дерева, добротная. Здесь оживала сказка. Когда кто-нибудь привозил мешки с подсолнечником, казалось, что в деревянном здании начинала жить душа ее хозяина — крепкого, хозяйственного, умного и неторопливого, знающего свое дело...

Перед тем, как превратиться в густое масло, подсолнечник проходил ряд превращений. Весной он проклевывался из кожистого семечка, рос, вгрызаясь корнями в чернозем, тянулся к солнцу, впитывая его свет и жар. Летом вокруг него вился рой пчел-трудяг, убаюкивая зреющее золото масла... Осенью подсолнух старел, сгибаясь под тяжестью набухшей и созревшей огромной шляпы. Заботливые руки хозяек срезали щляпки и складывали их в мешок, потом из этих бурых тарелок выбивали черные зерна, а соты отдавали коровам. Зернышки провеивали в ветреный день, тщательно перебирали — не дай Бог попасть мусору! - появится в масле горечь и никакого тебе душистого нектара...

… Начинали крутиться два огромных жернова — один побольше, другой поменьше; разгоняясь все быстрее и быстрее, сокращая пространство между собой и сжимая в своих тисках горсть семечек. По желобам (из гладко обструганной липы) начинала нервно, прерываясь, течь тонкая бледно-одуванчиковая струйка жидкости, постепенно превращаясь в мощный поток... По желобам текло янтарное масло, вскормленное землей и щедрым солнцем, вспоенное летними ночными дождями, убаюканное пчелами и прочими насекомыми. Масло солнца. Его аромат пропитывал весь воздух деревни. Давили масло помногу — по пятьдесят-шестьдесят жбанов, как раз на большую семью.

… «Подойдешь к чану с маслом... и запах такой, аж голова кружится — настолько душистое! Масло светлое, тягучее, ароматное. Возьмешь кусок белого хлеба, макнешь в эту жидкость — вкуснотища!»...

Панская мельница была, потом в тридцатые годы раскулачили ее владельца, и маслодавильня стала колхозной. Все жители деревни давили там масло. Потом где-то в семидесятые годы поручили работать на ней какому-то вахлаку, который по пьяни ее и спалил. Целый день горела мельница, не желая умирать... Со стоном трескались пропитанные живым солнцем доски, шипели яростно желоба, ранее заботливо сотворенные купцом, а ныне преданные огню пьяницей, не имеющем ни копейки за душой и хоть какой-то крупицы ума. Злое  пламя, чуя свою близкую смерть, перекидывалось на соломенные крыши хат, ища хоть какой-то подпитки... Так умерла эта прекрасная мелодия летних подсолнухов...