Огнестрельный период

- Эй, Бродяжка, глаза не устали смотреть? - шепнул боец. – Может…

- Не лезь под руку! - оборвал его Иван. – Смотри, Бродяжка, смотри!

Они уже минут пятнадцать лежали на холодной земле. Она всем телом ощущала влагу, исходившую от мокрой земли. Было противно, хотелось привстать и просунуть под себя что-нибудь, чтоб заслонить эту холодную сырость.

В оптический прицел она медленно осматривала кустик за кустиком, веточку за веточкой.

Она давно научилась не зажмуривать второй глаз. Иначе при длительном наблюдении быстро уставал и начинал дергаться закрываемый глаз. А при наблюдении обоими глазами можно было регулировать их восприятие. При прицеливании полностью концентрируешься, и второй глаз, хоть и открыт, но ничего не видит. Поэтому можно переключиться на "неприцельный" для поиска новой цели.

Учил ее этому сам Иван - командир антидиверсионного подразделения. Вначале было невероятно сложно, у нее ужасно слезились глаза и постоянно терялся фокус. Но уже через две недели всё наладилось.

* * *

И откуда в ней могла взяться эта спортивность?

До 8 класса она стояла на учете у ревматолога, ей с рождения был поставлен диагноз - порок сердца, и она была освобождена от уроков физкультуры. Она постоянно посещала врача, ей делали кардиограмму, каждый год она проходила рентген, перед началом которого ее заставляли съесть ложку отвратительного мелованного порошка. Один год ее даже возили в областную больницу, именно тогда ей хотели делать операцию на сердце. Но, по результатам полного обследования, врачи вдруг засомневались в её необходимости. Операцию отложили, а через несколько лет, и вовсе сняли с учёта.

Почти все школьные годы она просидела на скамейке, лениво наблюдая, как одноклассники бегают, прыгают, отжимаются и подтягиваются. Она им не завидовала, ей было безразлично. Но когда в 8 классе она впервые выбежала в школьный спортзал вместе со всеми, то вот тут-то она испытала необъяснимую тягу к физкультуре. Ей вдруг неудержимо захотелось бегать быстрее всех, прыгать дальше всех и отжиматься больше всех.

И у неё получилось!

Но как могло это хилое тельце выдержать нагрузки? Откуда взялась энергия и сила? Как она вообще без тренировок и навыков могла побеждать тех, кто занимался и тренировался много лет? Это была настоящая загадка для всех: одноклассников, учителей физкультуры и для неё самой.

Её тут же начали выдвигать на различные соревнования: школьные, межшкольные. Она не противилась. Но вот пойти в секцию легкой атлетики отказалась. Не тянуло её посвятить этому всё своё свободное время. Хотелось чего-то другого.

И она нашла свою стезю.

Уроки НВП (начальной военной подготовки) захватили её с первого занятия. Все эти автоматы, гранаты, противогазы и даже обыкновенная муштра – были чем-то новым, интересным. Для неё вся жизнь стала какой-то другой, взрослой.

Даже на 23 февраля смотр строя и песни у старшеклассников был особенным, где они показывали не только умение четко держать строй и исполнять строевые песни, а должны были продемонстрировать и свои умения в обращении с автоматами и дальности метания гранат.

Никто из класса не любил этот смотр. Все и так знали, что первое место займет 10 «А» потому, что мама одного из учеников работает в военном училище и она снабдит их военной формой.

Когда пришло время выбирать род войск, то все сразу отказались от моряков потому, что это требовало слишком больших расходов на форму. Выбор строевой песни тоже не прибавил энтузиазма, класс пассивно перебирал знакомые марши. Никого не прельщало двухнедельная подготовка к этому событию и постоянная двухчасовая муштра после уроков.

Никого, кроме неё.

- А почему мы зациклились на этих избитых и всеми перепетых маршах? – вдруг обратилась она к скучающим одноклассникам.

Все лениво посмотрели на неё. А в её глазах горел огонь азарта.

- А давайте будем простыми красноармейцами! Вспомните кино «Бумбараш». Помните их строевую песню?

"Я приду и тебе обойму,
Если я не погибну в бою
В этот трудный час
За рабочий класс,
За всю страну!"

- Специальной одежды – никакой! А даже наоборот: обувь – без шнурков, рубахи – навыпуск, у девчонок – никаких белых фартуков, - сделала она первые предложения.

Класс весело загудел:

- Все будем в кедах и портянки на ноги намотаем! – кричали мальчишки.

- Заплатки всем пришьем, - подхватили девчонки.

Предложения сыпались еще целый час. А она молча сидела и улыбалась.

Через две недели на смотре строя и песни их класс ярко выделялся среди других старших классов и вызывал у всех улыбки.

В отряде все мальчики были в разноцветных рубахах, выпущенных наружу. Штаны поддерживали помочи: у кого – две, а у кого – одна. Девочки были в школьной форме и красных косынках, черные фартуки пестрили яркими заплатками.  Отряд был обут в незашнурованные кеды или ботинки, завязки на которых только поддерживали обувь, а «языки» обувки были вывернуты наружу. Ноги у всех были обмотаны портянками. Некоторые мальчики были вовсе босиком, а ботинки висели у них на плече. Последнее звено строя держало транспарант «Вся власть – Советам!»

Когда же отряд весело затянул красноармейскую песню и зашлепал по залу, то улыбки сменились дружным смехом всех присутствующих и даже администрации школы. Военрук, отдавая честь строю, сначала пытался сдерживать смех, его выдавали только трясущиеся плечи. Но в тот момент, когда с ноги самого низкорослого мальчика, замыкавшего строй, слетел бот, но, не смотря на это, тот не покинул отряд, а продолжал с энтузиазмом топать с одним ботинком на ноге, то от смеха военрук прослезился.

Их отряд занял первое место. Даже 10 «А» радостно аплодировал победителям.

Настоящее же её призвание и талант обнаружились, когда дело дошло до учебной стрельбы в тире, что находился в школьном подвале. Вдруг выяснилось, что она одна из девочек всего класса (да что там класса, из всей школы!) метко стреляет. При первом же её выстреле преподаватель был удивлен, увидев в бинокль, что она попала четко в «десяточку». При втором выстреле он даже расстроился:

- Ничего не понимаю... «Молоко» что ли?  Ну-ка, соберись!

Третий выстрел не заставил себя долго ждать. Преподаватель долго смотрел в бинокль, но только и твердил:

- Не может быть! Ничего не понимаю…

Она выстрелила снова. У преподавателя на лбу выступила испарина. Он не отрывал глаз от бинокля.

Когда же она отстреляла все положенные пять патронов, то преподаватель самолично отправился к мишеням. Оттуда он возвращался, возбужденно размахивая листочком, на котором были отмечены ее выстрелы.

- Все, как один, в «десятку». Один - в один, выстрел – в выстрел! - тыкал он пальцем в мишень, где одно входное отверстие от первой пули было слегка расширено четырьмя последующими.

С этого момента, можно сказать, в ее жизни наступил огнестрельный период.

В школьные годы она стреляла за честь класса и школы; в годы работы на заводе – за честь бригады, цеха и завода; в годы учебы в институте – за честь группы, факультета и института. Для нее это была любительская стрельба, никакие секции ей были не нужны.

«Чему здесь тренироваться? Бери и стреляй», - рассуждала она.

Из пистолета стрелять она не любила, ей больше нравилась винтовка. Нравилось держать ее в руках, нравилось, как та упиралась в плечо, нравилось то, что она с ней как будто сливалась в одно целое.

* * *
 
И сейчас, слившись со своей верной винтовкой, прижавшись к «щеке», уткнув затыльник приклада в плечо, она искала цель. От долгих поисков она начала волноваться, сердце учащенно забилось, руки немного стали подрагивать.

Антидиверсионный  отряд, в состав которого её приняли, сегодня снова целый день прочёсывал гору Мамзышху, где прятались остатки грузинского десанта.  В конце дня они уже спускались в Гагру, как вдруг среди деревьев мелькнуло два человеческих тела.

А сейчас впереди все было тихо, подозрительно тихо. Кто может быть здесь в горах в такое позднее время? Почему затаились? Значит, это враг. И враг ждет, когда они поднимутся, чтобы открыть по ним огонь. Но сколько их? Двое или больше?

И вдруг она увидела верхнюю часть головы, самую макушечку.

- Цель вижу! – коротко доложила она Ивану.

И сразу в руках пропала дрожь, а сердце как будто замерло. Она ждала приказа.

- Кто?

- Не знаю. Вижу только чёрную макушку.

- Стреляй!

Она не пошевелилась.

- А если…? – засомневалась она.

- Стреляй! – повторил приказ Иван.

А макушка так и маячила в прицеле, как будто дразня её.

Взяв цель, она начала медленно выдыхать и плавно выбирать свободный ход спуска. Выбрав, приостановила выдох и - плавный спуск - выстрел. Пару секунд длилась тишина. Она продолжала смотреть в прицел. Должен быть еще один человек, второй. Но вдруг раздался неистовый женский крик.

Иван с бойцами осторожно перебежками продвигались к тому месту, откуда доносились причитания. Она, чувствуя что-то нехорошее, не сразу смогла подняться с земли.

- Не пускайте ее сюда, - услышала она, когда через пару минут стала приближаться к бойцам.

Между их спин она увидела женщину, стоящую на коленях, и убивающуюся над чьим-то телом.

Один из бойцов пошел ей навстречу, раскинув руки в стороны, как бы говоря, что ей сюда нельзя. Она отрицательно замотала головой и со слезами на глазах, отступая назад, севшим, дрожащим голосом спросила:

- Кто?

_________________

На фото - женский абхазский батальон