Корочка хлеба

6 января 2010 года.
 


- Знаешь  ли ее вкус, Ты,
 столь посвятивший себя наслажденью ? ….



-Сухарь, который он нащупал в своем кармане, заскорузлыми, трясущимися руками, как билет в счастливую прошлую жизнь, было невозможно разделить на всех, и съесть одному было страшно стыдно. Лишь звериный инстинкт сохранения, заставлял крутиться в помутневшей от счастья голове мысли, как его поскорее проглотить.
Контролировать свои действия он пытался, крепко сжимая в загрубевшей руке, засохший от времени, застывший от мороза кусок хлеба пополам с отрубями, лебедой и еще невесть,   с чем. Ему казалось, что даже кожей  пальцев он ощущает его аромат и вкус, вот только бы скорее  представилась  эта возможность, проглотить этот сухарь. Сосед,  почуяв  наживу , неотрывно наблюдал за ним и что-то  бессвязно бормотал, он первый порвет его глотку своими гнилыми зубами.
Скрип двери, как  ушат холодной воды, отрезвил его помутненное сознание, ежась от холода и нестерпимой боли во всем истерзанном теле, запахивая на ходу рваные полы телогрейки, он встал и пошел опираясь на костыль в дальний угол сарая, гонимый двумя мыслями одновременно: - Одна подстрекала, - съешь хлеб по дороге до отхожего места, а другая, - Избавь себя от искушения, - урони его рядом со спящими детьми.
Дети, им- то за что?  Муки страданий, голод, холод, смерть. Рука,  повинуясь велению разума, вынула сухарь из кармана, и разомкнув пальцы, мертвой хваткой сжавшие вожделенную корочку, опустила ее в руки уснувшего пацаненка.
Спазмы желудка, которого лишили последней надежды, пополам разделили  тело нестерпимой болью, обхватив себя руками  , пытаясь задушить эту боль, он упал на ворох соломы, катаясь по полу. Сосед доплелся до него, привалился рядом, ощущая его тепло,  слезы хлынули потоком из  глаз,  промывая раны не только желудка, но и сердца, на душе стало спокойнее  .  Он не заметил, как притупилась боль, все куда-то поплыло, закружилось, и начал проваливаться в бездну…..
               

На автобусной  станции  набилось  битком  народу. Простуженный голос сообщал об отправлении очередного рейса, а  время моего  еще не пришло. Ожидание было еще одной возможностью наблюдать за людьми со стороны.  К  лавке подошел на костылях щуплый старик в потрепанной временем фуражке и в выгоревшем латаном пиджаке.  Стоптанный сапог, не смотря на обилие ваксы, откровенно выдавал свой возраст, как и у хозяина , давно пора в отставку .  Присесть было некуда, и никто из сидящих не желал покинуть пригретого местечка. Дедок притулился спиной к  стене и было видно, как тяжело ему было выбрать ту точку опоры, чтобы некоторое время ,сохраняя равновесие передохнуть. У него не хватало смелости попросить уступить ему место на лавке, которая была занята еще молодыми и толстыми задницами, а у последних , не было совести, чтобы на какое то время стать просто людьми.
Нет, я не был, безмолвным наблюдателем, но доли секунды порой хватает, чтобы оценить сложившуюся ситуацию и увидеть как  меняются люди, их отношение,  и что  с ними происходит ?
Автобус, шурша лысыми шинами, подъехал к нашей остановке ,со скрипом отворились передние двери и те пассажиры, что были буквально прибиты  накануне к лавке , пулей рванулись на посадку. Предвидя заранее давку, мне ничего не оставалось, как дождаться, пока самые нетерпеливые из них не утрамбуются в салоне автобуса. Да и чувство стыда подсказывало мне, что одноногому старику будет нелегко забираться в автобус,
- Отец, не торопись, погоди немного,- отправился я к водителю. Через входную дверь мне его было не достать, и я подошел с другой стороны, где у водителя находится форточка.
- Слышь, командир, - я  обратился к водителю , помощь твоя нужна, показав на старика с костылями,  - пусти его на переднее место, не дело это скакать ему по салону.
Водитель ,  с пониманием кивнув  мне головой, встал  и велел освободить два первых  места, которые успела занять дородная тетка с откормленным отпрыском, уже жующим невероятного размера  булку. С визгом, что она найдет на всех управу, тетка ,  схватив свои котомки, потащилась на последние свободные места в конце автобуса, видимо это были как раз те места, на которых нам со стариком не было суждено ехать.
Булка выпала из рук толстого пацана ,  когда он вслед за матерью протискивался в хвост автобуса.  Высунув язык и скривив рожицу он поддал ногой по упавшей сдобе в нашу сторону и та, мягко приземлившись, очутилась аккурат у ноги старика , пока тот еще не уселся на свое место.
Невозмутимое выражение на лице старика за все время посадки изменилось , и жестокая боль отразилась в его выгоревших от времени глазах. Спазмы судороги пробежали по щетинистым скулам и ,  превозмогая неимоверное усилие он сумел приостановить пляску губ, стиснув последние оставшиеся зубы. Ноздри носа широко раздувались, наполняя воздухом впалую грудь .
 Собравшись   наконец с силами, он обратился ко мне, пересиливая свою боль,- ты сынок, подыми хлеб, не гоже ему под ногами валяться, - мне дай.
Я передал ему булку  и мы молчали полпути. Пассажиры постепенно выходили на своих остановках, а я до сих пор не осмелился спросить  ,  куда он путь держит. Предвидя мои поползновения к  диалогу ,  он тут же отворачивался к окну или закрывал глаза из которых катились слезы.
Как он бережно держал в своих огрубевших корявых руках этот хлеб, даже
не удосужившись смахнуть со щеки слезу.
- Звать то тебя как, сынок,- наконец- то услышал его я вновь. Натянутые болью связки охрипли,   и  он обращался ко мне тихим голосом .  Самообладание  вновь к нему вернулось  и между нами завязалась беседа.
- Михаилом меня записали, а дома все Витькой зовут, словно извиняясь за такой поворот судьбы,  ответил я ему,- разглядывая теперь его почти в упор. В уголках глаз у него вспыхнули смешинки  и выражение лица приобрело приветливые черты.
- Ах, ек- макарек! – Не ты ли  Аннушкин сынок?- весело подмигнув, - спросил он меня,- неужто нам с тобой по пути?- все  еще не веря своим домыслам ,  закачал головой.
-Ейный ты сын, больше и не кому, а я гляжу, порода то знакома, да и с именем только у них така путаница и вышла, знамо дело, Фролов сынок.
- Николаич я, так зови. Че удивляшся- то, что меня не помнишь? Дак знамо дело, не видались мы с тобой ране, а ноне я аккурат в соседях живу,-  Тоська  Сливина и есть моя дочь родная. Дак и ты сколько не был у матери- то, заждалась , глаза проглядела на дорогу.


Вот и мы добрались до своей деревни, аккуратно положив булку в снятый с плеча рюкзак, Николаич, уже совсем другим человеком выходил вслед за мной из автобуса. Мы добрались до дома по уже почти темной улице, я довел его по проулку до калитки его дома и наконец  - то попал домой.

Рано утром, я отправился искупаться на речку Поташку . Сосед  сидел на крылечке своего домика и гладил на коленях серого кота, когда я проходил мимо. Увидев меня, приподнялся , опираясь рукой о ступеньку, кивнув мне в ответ на приветствие, махнул рукой,- заходи, как время будет.

За пятнадцать лет, что я не был дома, речка почти заросла, густые кустарники заполонили  берега  и стена камышей  почти перегородила ее.
Ступая по заиленному дну,  нырнул в зеленую воду с головой, мгновенно запутавшись  в водорослях, пару взмахов и я  уже на другом берегу.
Верно  говорят дважды  не войти в одну реку . Вот она река моего детства, где мы с соседскими пацанами  проводили все лето.  Другая ,  высохшая  и бородатая от тины, лениво течет меж дубравы. Охладив свой пыл после душной июльской ночи в стенах родного дома, отправился восвояси.
Старик  все так же сидел на крыльце, покуривая самокрутку .   Он наверно ждал моего возвращения, увидев издалека, вновь  махнул рукой, приглашая войти . Я чувствовал, что ему было необходимо высказаться, при этом он не хотел быть навязчивым,  всем своим видом давая понять, что не  ждет от меня вопросов.
 - Я, Вить, вчера последнего друга хоронить ездил, - с ним мы в лагерях сидели. Как попал в плен на Кубани, бежали мы с ним вдвоем,  проверяли нас  долго, все обвиняли в предательстве, а уж потом на Урал сослали ,  вот и выросла дочка без меня, теперь и сама одна осталась, вместе и живем с ней. Помощи от меня не много, кой какой ремонт слажу, да дом стерегу, а чего и охранять,  сам видишь, кроме вишен в саду и козы с курями, хозяйство не велико. –
Монотонный звук его голоса набирал обороты, раскручиваясь как маховик, он продолжал неторопливый монолог.
- Если б ту булку нам в плену кто так вот подкинул, может и выжил бы  тот пацаненок, не помер на глазах,- от того и слезы вчера на меня накатили,- извиняясь за вчерашнюю слабость , сказал он хрипло.
- Нас с Петром, под Пластуновкой ранило, стопу  мне оторвало   и контузило, оттого и не ушел со своими, думали, что убит , лежал без сознания в воронке, пока не очухался, а там и наших след простыл. Добрался  ползком до станицы, укрыли  там люди  добрые,  помощь оказали . Прятали в сарае и лечили. Петру было совсем худо, в живот его ранило, да только Никодимовна, знахарка местная, вытащила его с того света, и меня в порядок привела.  Мы уж с Петром готовились уходить с села, да тут облава началась. Партизаны убили пару фрицев, когда шли за языком, вот все село и приговорили. Согнали  всех  нас  в один сарай, может хотели сжечь,  только до утра оставили.
То утро встречали как последнее в своей жизни, бабы выли и дети с ними, куда ж деваться, так и ждали своего часу, только не пришел он в тот раз , что-то немцы замешкались и про нас как забыли. Ни воды , ни крошки  не было.
Пацаненок тот, совсем слабый был, несло его без конца, есть просил .
Как у меня  сухарь оказался  в кармане и не припомню, но  и он не спас. Отдал Богу душу , притих, вытянулся, горемычный на рассвете.
А по утру , наши  в наступление пошли.
- Ты, Вить, подмогни мне, опираясь руками о ступеньки , он стал подниматься, прихватив под мышку костыль, направился к сарайке за домом. Я пошел следом за ним. В углу сарая стояла  прислонившись к стене,  домовина. Перехватив мой взгляд , он лишь  ухмыльнулся . На верстаке лежала аккуратно собранная из тонких плашек кормушка, в которой была раскрошена вчерашняя булка.
-  Приладить  мне ее не с руки, вот и ждал, когда ты придешь. И место уже выбрал, перед домом , буду сидеть  и ждать гостей с неба.
Я  хотел подвесить кормушку пониже, чтобы старик, при желании смог бы сам насыпать пшена или крошек, но он  настоял, чтобы я  повесил ее на сухой ветке.
- Ну, вот и ладно сработали.  Довольный,   Николаич, похлопал меня по плечу, давая понять, что пора и честь знать.
- Ступай, сынок, Аннушке поклон передай, ступай.
В течении  дня я не раз выходил в свой сад, где матушка, на летней печке варила вишневое варенье и  поглядывал через забор на соседский дом. Солнышко перед закатом последний раз заглянуло  сквозь ветви вишен на   крыльцо соседа , который притулился спиной к стене дома и сидел все так же наблюдая, как воробьи доклевывают последние крошки. Глаза его были открыты, а он тихо умер, со светлой  улыбкой на лице.