Звёзды на дисплеях. НФ вставка в роман

***

Окрестности Марса.

Мы ожидали «Скаут» вечером, но уж никак, ни сразу после обеда. Но он появился, пролетел прямо над моей головой и тут, же пошёл на посадку. На площадку, которая за последние три дня, в том числе и стараниями курсантов – моих коллег, –  существенно прибавила в размерах. Конечно для «Скаута», который мы тогда считали вершиной конструкторской мысли, не составляло труда опуститься и просто на грунт Фобоса, если бы не сопутствующие этому неприятности для людей и техники. Как ни мал был выхлоп двигателей, – притяжение Фобоса весьма невелико – всё же каждый старт и посадка на необработанный реголит поднимала с поверхности спутника Марса некоторое его количество. Реголита то есть. И эта пыль, песчинки и камешки, в связи с низкой гравитацией, не только улетали на значительные расстояния, но бомбардировали скафы, а также жилые и рабочие купола учёных, составлявших основное население этой миниатюрной луны. Впрочем, только расположенные на поверхности тамбуры, сами помещения, в опасении реальных метеоритных атак, были заглублены в грунт.
Первое время обитатели Фобоса мирились с этой проблемой, при стартах и посадках судов просто скрывались в убежищах. Однако почти сразу было замечено, что артефактные метеориты прилетают порой и через несколько часов. Выяснилось, что при некотором стечении обстоятельств, сорванные струёй двигателя камешки иногда выходят на орбиту, и до своего падения успевают совершить несколько витков вокруг миниатюрной планетки. Сила тяжести, видите ли, очень мала! А «первая космическая» в тысячу раз меньше, чем на Земле. К тому же, преодолевшие притяжение Фобоса частицы засоряли околомарсианские орбиты и могли представлять и реальную опасность для космоплавания. Хотя, «Скауты» ни сколько опускались на поверхность, сколько к ней причаливали, было решено создать космодром с твёрдым покрытием. Площадку на два-три судна, собственно, ведь грузовой и пассажирский трафики тут невелики.
Вообще, всё это столько раз переигрывалось! То есть, как использовать Фобос, я имею в виду. Военные хотели построить на нём базу и заправку, но вовремя отказались: их помещения и огромные цистерны с водой на поверхности не оставишь. Реактор, опять же... Нужно заглублять, раз уж не в открытом космосе. Провели подготовительные работы, и тут выяснилось, что эта луна нестабильна. Не сплошная она, а состоит из нескольких десятков, неплотно прилегающих друг к другу больших фрагментов, а мелких между ними и не сосчитать. Короче, Фобос, он оказался вроде мешка с камнями пополам со щебёнкой. Снаружи это, правда, не очень заметно, все щели за миллионы лет забились реголитом. А вот внутри полно пустот. К тому же, из-за близости к Марсу спутник как бы дышит: планета стремится разодрать его на части и превратить в кольцо, чему слабенькая гравитация Фобоса пока препятствует. Но когда-нибудь, хоть и не скоро, Марс победит. Естественно, затевать в таких условиях капитальное строительство под поверхностью не стоило. Учёных же, наоборот, всё это очень заинтересовало, особенно возможность проникнуть в недра сателлита и всё там поисследовать, а военные от своих планов отказались. Кандидатуру Деймоса – второго спутника Марса даже не рассматривали, хотя подвижки там незначительны, но гравитация ещё ниже, и уж больно много пыли на поверхности. Стоит её задеть, как она поднимается и висит, чуть ли не сутками, а как работать? В результате решено было строить классический «бублик» на стационарной орбите Марса, а от освоения спутников отказаться. Но, понятно, не от изучения, и не от использования для тренировки будущих космонавтов. Нас в том числе.
Для этого наше отделение и привезли сюда на военном «Скауте». И по пути мы тоже не бездельничали, практиковались в пилотировании судна, отстаивали вахты, занимались изучением матчасти не на Земле, где такой же точно «Скаут» стоял у нас в ангаре, а уже в реальном полёте. Ну и ещё многочисленные учения и тревоги, то метеоритная, то отказ реактора, то жизнеобеспечения, то электроснабжения и телемеханики... Интеллектроника у нас тоже «отказывала» раза четыре, так, что начальство поизмывалось над нами по самой полной программе, учебной, конечно. Хотя мы и ворчали, но в глубине души понимали, что другого способа сделать из нас космонавтов не существует.
По прибытии на место стало легче. Тут мы практиковались в пилотировании в непосредственной близости от планеты и в приобретении навыков в причаливании к её естественным и искусственным спутникам. В тренировочный полёт на восемь-десять часов уходили по двое, не считая инструктора. Ребята прилетали выжатые, как цитрусы, но счастливые до неприличия. В конце концов, возможность «рулить» космической техникой, хотя бы и под присмотром компа и инструктора, это как раз то, зачем мы все и пришли в Академию. Остальным, свободным от полётов курсантам, чтобы не маялись от безделья и не скучали, подыскали занятия на месте базирования. Сначала мы привели в порядок пустовавшие армейские купола и заселились в них, затем командовавший нами лейтенант Васин распределил нас на работы. Кто заливал будущую посадочную площадку какой-то жидкостью, которая твердела в вакууме, предварительно пропитав частицы реголита, кто банально дневалил в куполах и заодно практиковался в приготовлении обедов-ужинов на всю ораву, практически, в условиях невесомости. Эти менялись каждые сутки. Меня же направили в помощь учёным. На должность подсобника, как я понял.
Учёные, они люди занятые. Поскольку, испытывая скудность финансирования, их экспедиция не могла себе позволить нанять специального повара или техника, эти важные функции они выполняли по очереди. На мой квалифицированный взгляд – из рук вон плохо. Да за один запах, который стоял в их куполах и за мусор и пыль на полу и стенах любой курсант получил бы от начальства просто немереное количество нарядов вне очереди.
Что касается питания, то налицо был явный перерасход готовых к употреблению сублиматов, в то время как большая часть упаковок с продуктами, требующими приготовления, просто не были вскрыты. Решив начать с приборки, а точнее совместить это занятие с готовкой, я распылил антистатик, специально для таких целей применяющийся, и запустил циркуляцию воздуха на полную мощность. И уже через час в помещениях стало чисто, зато на воздушных фильтрах я собрал богатый урожай пыли и различного мусора. А заодно коллекцию стилосов, всяческих бумажек с, видимо, ценными научными заметками, пару кредиток, чьи-то именные часы и золотое кольцо. В условиях, когда царит функциональная невесомость, многие вещи легко теряются. Сложив находки в пластиковый мешок, кроме пыли, конечно, я вернулся в пищеблок, где в гудящем центрифужнике уже доваривались макароны по-флотски, к которым, кстати, флот, ни космический, ни морской не имеет, ни малейшего отношения. Кроме того, я заварил ещё и бульон, которому в перспективе предстояло стать щами. Но это быстро, не на Земле же! Мясо в космосе обезвоженное и уже варёное, да и овощи тоже. Свежак возить дороговато.
Это я про первый день рассказываю. А всего я проработал в экспедиции с десяток дней, с перерывами на занятия по пилотированию. Скажу ни без гордости: учёные меня просто на руках носили! Благо, на Фобосе это несложно. Потом я ещё подлатал им водяной регенератор, и у вторички пропал тот специфический запах, который свидетельствовал о неудовлетворительном уходе за сложной аппаратурой очистки. Пришлось ещё попросить руководителя, пана Грозного, изъять у народа все не сертифицированные для космоса шампуни, использование которых, по-видимому, и послужило причиной неполадок. Зато теперь после трудной смены в глубинах Фобоса учёные могли не просто обтереться мокрой губкой, а принять полноценный вихревой душ, нисколько не морщась от шибающего в нос смрада плохо очищенной технической воды.
Так вот, на десятый день моей трудовой вахты, когда после уже привычного вкусного обеда мои подопечные вернулись к своим занятиям, я решил прошвырнуться до наших куполов. Не сказать, что у меня там были какие-то дела, просто захотелось прогуляться. Я, конечно, за последнее время неоднократно выходил на «свежий воздух», как называют это космонавты. Ну и мы, курсанты, тоже бравировали этим сленговым выражением. Но вот ночевать мне было предписано у научников чтобы всегда быть под рукой. Поэтому с коллегами и с Серёгой я говорил только по радио и маленько соскучился. По своему кругу общения, так сказать. Вообще, экспедиционеры – люди, конечно, тоже интересные. Но немного они мне надоели. Сплошные малопонятные «изотопные аномалии», «депрессии», «энтрузии» и «градиенты» в продолжительных дискуссиях. В общем, я связался с паном Грозным и сообщил ему, что у меня снова завтра полёты, (правда) и мне необходимо немного потренироваться и освежить в голове теорию на пару с товарищами (лукавство). Так, что вечерний чай или кофе народу предстоит приготовить и попить без моего участия. То же касается и всего завтрашнего дня, когда я появиться не смогу. Только вечером, уже после ужина.
Планетолог, профессор Грозный, чех или словак по национальности, чей облик и характер нисколько не соответствовал его громкой фамилии, конечно, расстроился и попросил меня вернуться быстрее, поскольку ко мне «уже все привыкли». Можно подумать, что от меня это зависело.
Итак, я вышел из купола и  полетел себе «домой». Как вы понимаете, ходить по Фобосу совершенно невозможно, только «на руках», там, где в поверхность вбиты алюминиевые стойки с растянутыми между ними канатами. Это, в основном, в районе куполов и посадочной площадки. На большие расстояния приходилось как раз летать, используя движки «Доспеха». Мы располагались на той стороне спутника, что обращена к Марсу, я и летел прямо к нему, представляя себя штурманом космического корабля, которому предстоит посадка на эту планету. Кстати, завтра и предстоит.
Тут и появился «Скаут». Одновременно в эфире зазвучал голос Васина, предписывающий подчинённым немедленно бросить все занятия, похватать вещи и грузиться на судно. Ничего не оставлять, потому, что мы, скорее всего, сюда больше не вернёмся. Пришлось сменить курс на обратный. В раздумье, что могло произойти и куда нас так экстренно бросают, я немного переборщил со скоростью и едва успел затормозить у дверей шлюза. Автоматически поставив себе «удовлетворительно» за пилотирование, но с большой натяжкой. Дождавшись окончания процедуры шлюзования, влетел в пустой в это время жилой купол, схватил чемоданчик, экстренно набил его своими вещичками. Учебный комп уже был у меня с собой. Одновременно повторно вызвал начальника экспедиции, работавшего где-то в подфобосье, и «обрадовал» его, что улетаю, оказывается, надолго, а то и насовсем. Пан Грозный разразился в ответ горестными сожалениями, видно было, что он расстроился. Конечно, к хорошему быстро привыкаешь. Особенно к полноценному трёхразовому питанию! Несколько раз продолжительную речь шефа перебивали его подчинённые, тоже слышавшие моё сообщение и отчаявшиеся дождаться этой речи естественного окончания. Мы попрощались на фоне сетований профессора, всё-таки учёные оказались отличными ребятами. Они пожелали мне успехов, чистого космоса и так далее. Боюсь, что и их речи я тоже не дослушал, поскольку уже собрался и устремился в шлюзовой отсек, на выходе из которого связь прервалась, поскольку транспондер дальше не тянул.
Больше всего я боялся опоздать на «Скаут» и застрять тут надолго. Но оказался там, в числе первых. Потому, наверно, что уже был в скафе, в отличие от большинства коллег. Получив от встречавшего меня у входного люка Васина команду: «Шлем открыть, скафандр не снимать!» и, не услышав более никаких пояснений, проследовал в свой миниатюрный кубрик, который делил с двумя товарищами. Ни Серёги Куприянова, ни остальных ещё не было. Включил вентиляцию, чтобы просушить скаф после промывки в шлюзе – что-то он мне показался влажным – и завис над своим местом, в ожидании коллег. Кубрик и так-то тесный, а в вакуумном облачении в проходе и двоим не разминуться.
«Не снимать скафандр» – означало, что очень скоро предстоит вылазка туда, где нет атмосферы, в открытый космос или... на Марс? Там тоже газовая оболочка весьма разряжёна. Хорошо бы! Программа тренировок предусматривала вообще-то и посадки и старты, но не выход на грунт. Какое ей дело до чувств курсантов, сажающих учебный «Скаут» на красную планету и не имеющих возможности хотя бы ступить на неё? Конечно, с надеждами встретить марсиан, возможно, близких нам генетически, как у Толстого в «Аэлите» или хотя бы злых и кровожадных, как у Уэллса, человечество распростилось уже лет сто. Нет тут разума, да и сама примитивная жизнь едва теплится в глубинах соляных болот. Бактерии, очень похожие на земные, потом ещё нечто вроде, четырёхлапых крабиков, едва видимых невооружённым глазом и ни на что не похожих. Водоросли, которыми эти крабики питаются. Впрочем, они и друг друга тоже едят в охотку.
Но всё равно – Марс! Младший, непутёвый брат Земли. Однако руководство академии восторгов курсантов не понимало и пешие экскурсии по планете в насыщенную учебную программу не включило. Раньше в этот план входили не только тренировочные полёты, но и сдача зачёта вождения «Пеналов». Там уж без хождения по Марсу никак нельзя было обойтись. Но для экономии их недавно перенесли на Луну. В прошлогодних зачётах мы с Серёгой принять участия не смогли, отстрелялись уже в этом году. Пришлось кое-какие экзамены сдать досрочно, чтобы иметь возможность полететь на Луну с младшекурсниками. С «Пеналами» мы справились «на отлично», а затем, к зависти салаг, присоединились к своему отделению, вылетавшему уже сюда. Всё-таки пройдёмся мы по Марсу, может, «кубиков» подберём на память.
Там на Фобосе я имел неосторожность спросить научников их мнение о происхождении «кубиков». Чем вызвал очередной, похоже, приступ яростной дискуссии на эту тему. Ребята придерживались различных мнений и сразу же привычно разделились на два непримиримых лагеря – сторонников их естественного происхождения и, так сказать, «артефактников». Я потихоньку сочувствовал последним, хотя они и были в меньшинстве. У меня имелось собственное мнение. Но я его не озвучивал, потому, что обо всём, что касалось репторов, говорить не имел права, ибо подписался. А считал я, что «кубики», это остатки вычислительных машин тех самых репторов. Они же всю Солнечную освоили, отчего же на Марсе не остаться следам их жизнедеятельности? Правда, на той же Луне «кубиков» почему-то не находили. И на базе репторов они мне не попадались. Это было слабым местом моей гипотезы. Зато на Марсе они валялись чуть ли не везде. Кажется, они и на панорамах первых марсоходов присутствуют.
«Кубики», это с виду просто кубики, похожие на детские для младшего дошкольного возраста. И размеры у них, в общем, такие же, но встречаются  чуть больше или меньше. Только они не пластиковые, конечно, а на первый взгляд, каменные. На самом деле, у них довольно сложный химический состав и структура. Причём двух одинаковых пока никому не попадалось. Некоторые исследователи находят в них какие-то полупроводниковые композиты и вообще, различные деградировавшие от времени радиокомпоненты. Конечно, со времён динозавров что угодно успело бы рассыпаться в прах, ни то, что деградировать. А ещё «кубики», они очень красивые – чаще всего фиолетовые и блестящие. Им даже одно время приписывали некие лечебные свойства, но оказалось – ерунда, ничего, кроме слабого магнитного поля. И то у «живых» только. А есть ещё «мёртвые», те, чаще всего поколотые или сильно повреждённые эрозией. Но и те и другие – предмет вожделений коллекционеров и всяких богачей. А мне-то что? Только на память!
Честно говоря, всю эту информацию в подробностях я вспомнил не в «Скауте», а позже, а сейчас просто к слову пришлось, вот и рассказал.
А тогда в шлеме прозвучали иронические приветствия лейта последним подтянувшимся, он у нас был любитель изысканных определений. Обозвав моих коллег чем-то вроде «паралитических червяков», причём червяки, по его уверениям способны были развить, куда большую скорость, Васин объявил стосекундную готовность. И по истечении этих секунд едва слышно зашипели маневровые и мы, по-видимому, полетели. Даже не дожидаясь, пока все займут свои места. Поскольку, за время нахождения на Фобосе его пейзажи надоели мне хуже строевой подготовки, монитор у меня в кубрике был выключен. Но тут я его включил: когда ещё сюда попадёшь?
На экране возникла мозаика кадров с наружных камер, я выбрал вид Фобоса, который неспешно отдалялся, принимая уже привычный вид банальной картофелины, пропекаемой в солнечных лучах. Разглядел покинутые нами армейские купола, а совсем рядом такие же купола поселения научников. Порадовался, что посадочная площадка почти закончена: солнечный зайчик от её ровной поверхности на миг даже ослепил камеру. И тут меня отвлекли – ввалились мои соседи по кубрику, они, оказывается, стояли в очереди на обмывку скафов. Реголит, знаете ли, штука не очень полезная, хоть лунный, хоть местный, нечего его тащить туда, где люди дышат.
Ребята попытались облапить меня, изощряясь при этом в остроумных с их точки зрения, эпитетах. Из которых, «отставной кухонный мужик» было, пожалуй, самым литературным. Но и толком поздороваться нам тоже не пришлось. По трансляции снова прозвучал голос Васина. Он предписывал всем занять свои места, а меня и Серёгу – наоборот  – прибыть в ходовую рубку для сдачи зачёта по маневрированию в околопланетном пространстве и посадке.
– Так завтра же, господин лейтенант! – ляпнул Серёга, на что командир холодно ответил:
– Считайте, что «завтра» для вас наступило сегодня. Или вы не готовы, курсант?
– Никак нет! То есть, готов! – поспешно доложил тот  и поспешил в рубку. А я вслед за ним.

***

В рубке мы сменили товарищей, причём Васин определил меня ведущим, а Серёжу помощником. Вставил свою пилотскую карточку и ввёл в комп данные. Раньше, говорят, всем курсантам на время практики выдавали учебные карточки. Почти, как пилотские, только некоторые ограничения они предусматривали. Но теперь, почему-то, отменили это.
И я уже самостоятельно вывел на дисплей план полёта, убедившись, что мои предположения оказались правильными: мы садимся на Марс, конкретно в долину Маринера, только сначала нам предстоит посетить заправку. Пилотирование в околомарсианском пространстве – вещь несложная. Всё дерево траекторий состоит из одной ветки, поскольку трафика тут почти никакого, и изобилия орбитальных станций тоже не наблюдается. Правда, имеются два естественных спутника, но мы сразу перешли на более низкую орбиту, чем ближайший к Марсу Фобос.
Исследовательско-перевалочный «Марс-1» и военная база ООН, которую тогда ещё только строили, соседствовали на орбите, недалеко от них была и «заправка». Не сказать, что с рабочим телом тут была напряжёнка: от Джупа регулярно прилетали подарки в виде небольших ледышек, бывших некогда его спутниками. Не сами, конечно, прилетали, а доставлялись специальной службой. Той самой, которой вскорости предстояло во много раз увеличить свой грузооборот и напоить мёртвую ныне Сахару. «Только вас ждут!» – говаривал изредка наш сержант-воспитатель, когда у него бывало хорошее настроение, то есть – нечасто. Действительно, нас. Сейчас и «Скаутов» для этой миссии недостаточно и пилотов не хватает. А вот выпустимся…
К тому времени, наверно, пойдут в серию уже «Охотники». Вот бы на них попасть! Просторные, по сравнению со «Скаутами», даже спортивный зал есть. Двигатели у них – глюонники, которые, наконец, довели до ума, хотя возились с ними до того несколько лет. Подозреваю, что я имел к этому прорыву некоторое отношение, ведь репторы как раз глюонники использовали. Видать учёные и инженеры подсмотрели у них какие-то решения. Там на их лунной базе много чего можно было подсмотреть, что не рассыпалось в пыль за миллионы лет. Жаль не знаю подробностей, и узнаю ли когда? Секретность... Впрочем, секретность только от широкой общественности, учёные-то всё знают, некоторые, то есть, но и у них подписка. Так я пару раз замечал, как пана Грозного, принимавшего в спорах сторону «артефактников», просто распирало от желания выложить некие неоспоримые аргументы, и я даже догадывался какие...
А, может, остаться военным? Летать на «Мече», который хоть и похож на «Охотник», но гораздо лучше его вооружён. Формально, «Охотник» безоружен, поскольку – гражданское судно, но попасть под луч его разделочного лазера я никому не посоветую. А у «Меча» он ещё мощнее и скорострельнее. Или попасть на «Пращу», которая так сказать, переходная модель между «Скаутом» и «Мечём». Их немного, но вояки их хвалят. Впрочем, военные ни с кем не воюют, они скорее – военизированная полиция. Разбирают конфликты между астероидными горнодобывающими фирмами и фирмочками. Да и частные старатели попадают в их поле зрения. Ещё в Поясе есть и пираты или, скорее, рэкетиры, которые добычей «излетаемых» занимаются только для вида, норовя при этом обчистить трюмы честных старателей.
Полёт тем временем продолжался, мы с напарником рулили, как на тренажёре, ожидая вводных от лейта. Их всё не поступало, и я уверился, что дело, видимо, серьёзное, в ином случае, Васин не преминул вогнать нас в пот. Вот и заправка, очереди, конечно, никакой, только прямо перед нами стартовал «грузовик». И тут же встал на парковочную орбиту. Судя по переговорам пилота, он тоже готовился к посадке на поле Маринер-сити. Но никаких подробностей на тему «что случилось?» в эфире не прозвучало, а любопытствовать я не стал, опасаясь нарваться на выговор Васина. В конце концов, когда будет нужно – доведут, имей терпение, пилот!
Опять-таки, мы с Серегой ждали, что Васин прикажет отключить интеллектронику и причаливать к «заправке» в ручном режиме, как это происходило со всеми экипажами, летавшими до нас. Но этого не произошло, причалили «на автомате». Дополнительное доказательство, что мы спешим, и никакие задержки нам не нужны. Табельно заправлялись полчаса, затем дежурный заправщик пожелал нам «чистого Космоса» и «мягкой посадки». Как раз открылось окно на посадку в Маринер-сити, поэтому я поручил коллеге оповестить экипаж о подготовке к посадке, а сам сосредоточился на вычислениях. Вычислял, впрочем, комп, а я только проверял результаты. Это обязательно, иногда они такого навычисляют… нам приводили примеры подобных казусов. Комп сориентировал наш «Скаут», во вполне определённый момент включился двигатель и отработал положенное. Мы сошли с низкой круговой орбиты и по дуге эллипса устремились к поверхности. Торможение атмосферы Марса незначительно, но его всё-таки нужно учитывать, иначе можно здорово промахнуться при посадке. Связавшись с диспетчером, я выяснил, что никаких препятствий нет и «нас очень ждут». Пока всё шло нормально, я рассчитал график торможения и через двадцать минут мы зависли над полем ракетодрома. Не подумайте, что надолго: такие зависания чреваты лишним расходом рабочего тела и штрафными очками для пилотов. Просто наша скорость упала до нуля на высоте сорок метров, и я, убедившись, что поле под нами свободно, сбавил тягу. Секунды, и «Скаут» коснулся посадочными опорами поверхности.
– Посадка произведена! – доложил я лейтенанту, как руководителю полёта.
– Молодцы, ребята! Благодарю за службу! – ответил тот. И добавил уже тише – Зачёт!

***

Гостиница была переполнена, но нас всё-таки сумели разместить компактно, правда по пять человек в номерах предназначенных на троих. Но долго обустраиваться времени не дали.
– Скафандры не снимать, заправить на сто процентов, пообедать сухим пайком. Через… – Васин взглянул на встроенные в рукав часы, – через сорок пять минут собираемся в холле.
Вообще, конечно, в «Доспехе» имеются и внутришлемные часы, но сейчас шлем у лейта был снят. Значит, опять надоевшая «колбаса», от которой мы уже успели отвыкнуть. Я – особенно, поскольку кормил эту неделю учёных и сам, конечно, не голодал. Мы прошли к своим комнатам, которые располагались на минус первом этаже, считая приёмную и холл за нулевой. Впрочем, и они были заглублены в грунт. В моём скафе воздуха и энергии было под искомые сто процентов. Поэтому, найдя в конце коридора заправочный пост, я просто подержал очередь для замешкавшегося Серёги. Затем мы переместились в отведённый нам номер, где обнаружили работающий кофейный автомат. Правда, он потребовал идентификационную карточку, но и наши курсантские подошли. «Колбаса» под «марсианский» кофе пошла бодрее, и скоро мы в числе первых, уже заняли стульчики в холле.
Хотя, сорок пять минут ещё не истекли, подошедший лейтенант с неудовольствием посматривал на «тянувшихся», как будто все должны были появиться в одно мгновение. Мимо нас к выходному шлюзу протопали двое в «Доспехах» со шлемами в руках. Иронично оглядев нашу компанию и обменявшись вполголоса некими замечаниями, парни негромко хохотнули. Явно местные, держат нас за жёлторотиков. Ну, и ладно! Жалко, что я в скафе, был бы в парадке, полюбовались на мою медаль «За спасение в космосе».
Задачу нам ставил не Васин, а некий майор Борг, как он представился с экрана, висящего в холле монитора. Извинившись, что у него нет времени зайти лично, майор кратко обрисовал ситуацию.
Восемнадцать часов назад на связь не вышел лагерь экзобиологов, базирующийся в шестистах километрах к северу от Маринер-сити, в долине Кроник. Там под многометровыми слоями песка и ископаемого льда в прошлом году обнаружили, даже не болото из рассола, а целое реликтовое озеро, тоже, правда, солёное. Ну и болот кругом достаточно. Вот учёные там и работали: копали, бурили, брали пробы. Новый вид крабиков обнаружили и какие-то водоросли уникальные. Почти два месяца длилась эта экспедиция. Сейчас в лагере менялся уже второй состав, первый закончил работу месяц тому назад и отправился на отдых домой на Землю. Десятерых экспедиционеров уже доставили сюда в космопорт, где они ожидали прибытия сменщиков, чтобы в относительном комфорте передать им дела и свои наработки. На базе это сделать, конечно, тоже возможно, но та состоит всего лишь из нескольких куполов. К чему тесниться сутки, а то и двое? Регенератор перегружать, продукты тратить? В общем, «в поле» остались на тот момент только двое дежурных.
Последний раз их вызвали, чтобы сообщить, что «Пенал» со сменой готов к ним отправиться. Дежурные не ответили. Притом, что связь не пропала, передатчик базы отвечал в автоматическом режиме, но людей около него, очевидно, не было. Или живых не было, могло случиться и такое. Отправку транспорта на всякий случай задержали. База, несмотря на постоянные вызовы, всё не отвечала. Спасательная экспедиция отправилась через три часа.
Прибыв на место, спасатели обнаружили, что материальная часть в полном порядке, но дежурные отсутствуют. Притом, что два баула с личными вещами стоят наготове около выходного шлюза. Проверка записей компа показала, что люди покинули базу пять часов тому назад, то есть, примерно тогда, когда последовали безответные вызовы. Спасатели прослушали и записи местного эфира, которые этому событию предшествовали. Борг прокрутил нам этот файл:
– Куда это ты собрался, Толь?
– Да, смотрю, ветерок крепчает, схожу, проверю шестой раскоп, как бы песком не занесло…
– Ну, сходи, проветрись, да не долго, на Большой земле уже «Пенал» раскочегаривают.
– Не, я быстро…
Затем следует получасовой перерыв в записи. И снова, только теперь ушедшего слышно с помехами:
– Валдис, слышишь меня? Валдис, на связь! Что ты сказал? Повтори, у меня жуткие помехи!
…– Слышу, слышу, кофе варил. Если ты идёшь, то и тебе сварю.
– А, ты здесь? У меня рация воет…. Иду уже. Тут не кофе нужно, а кое-что покрепче! Подарок я тебе несу. Эх, ты мне и должен будешь! Ресторан в Риге, не меньше!
– Не интригуй, Толя! Что-то нашёл?
– Не «что-то», а твою мечту! Те булыжники можешь выкинуть!
– Скажи толком, «кубик» что ли нашёл?
– Ага! Всем кубикам кубик! Два, собственно, один тебе, другой мне. Всё, я у шлюза, готовь хлеб-соль!
На этом файл закончился. Когда Валдис и Анатолий последний раз покинули купол, то в эфире они уже не общались или перешли на другую частоту. Спасатели для начала обследовали прилегающую местность, в том числе и точки раскопов и бурения. Вся округа была испещрена следами, но свежих выявить не удалось, поскольку, было действительно ветрено. Как ни мало на Марсе атмосферное давление, но свежий местный ветерок за несколько часов нивелирует следы, так, что давнишних от сегодняшних не отличишь. Исходя из обычного ресурса скафов, а Валдис вышел в полностью заряженном, в то время, как скафандр Анатолия предположительно имел три четверти зарядки по дыхательной смеси, была высказана рабочая гипотеза, что искать потерявшихся следует в радиусе не более тридцати километров от куполов. С условием, что у них не было транспорта, а его не было, поскольку Марс – не Земля, тут весь транспорт известен наперечёт. В частности, закреплённый за экспедицией электромобиль нашёлся в ангаре с полностью заряженными аккумуляторами, посреди нетронутого слоя пыли наметённой в щели ворот. Куда бы ни отправились пропавшие, они наверняка ушли пешком… 
Теперь зона поисков расширена, нам же предстоит обшарить лабиринты холмов и ущелий примыкающих к посёлку биологов. Эту местность, за недостатком людей, осмотрели не очень тщательно. Кроме того, тогда уже наступила ночь.
Пока мы шли на посадку, я внимательно смотрел под ноги, стараясь поддеть любой попадающийся по дороге не слишком большой камешек, выступающий из грунта. Искал кубики, конечно. Но безрезультатно, ясно, что тут их все давно уже подобрали, если они и были. Тот же Валдис и подобрал. Затем погрузились в «Пенал», аппарель закрылась. Транспорт закачался, встал на струи и мы полетели. Я вспомнил, как меня в детстве укачивало не только в самолёте, но даже и в мобиле. Теперь – нет, конечно, космонавтов не укачивает. Улыбнувшись своим мыслям, я вывел на экран внутришлемного дисплея полученную на инструктаже карту.
И вовремя. На связи появился лейтенант, разбил нас на пары, приказал всем присутствующим обратиться к этой карте,  и распределил на ней районы поиска. Конечно, мы с Серёгой оказались в одной паре, поскольку наши фамилии были в алфавитном списке рядом. Кто-то из ребят спросил, почему пропавших не ищут с воздуха, хотя, какой тут воздух? Название одно! Васин ответил, что ищут, но возможности спасателей ограничены. Такого изобилия связных и исследовательских спутников, как на Луне, тут нет. А, поскольку марсианские грузовые и пассажирские перевозки, тоже, не идут ни в какое сравнение с лунными, то и с орбиты помощь невелика. Хотя, конечно, наблюдают и аварийные частоты слушают. «Пеналы» все задействованы, но тут вам не Луна! Гравитация, хоть и меньше земной в два с половиной раза, но не в шесть, как там. Поэтому транспорт быстрее тратит рабочее тело. Да и далеко: туда шестьсот, назад шестьсот, на поиски всего ничего остаётся.
– Вообще-то, вы сами должны были мне всё это разобъяснить, господин курсант! Хотя бы предположительно… – саркастически добавил Васин. Он сделал паузу, но, поскольку, никто из присутствующих вставить свои объяснения и предположения не рискнул, продолжил:
– Кроме того, большая часть района поиска – гористая и пересечённая местность. Поэтому поисковики на «Пеналах» вынуждены подниматься выше, что экономии рабочего тела и ресурса реактора никак не способствует. 
Инструктаж закончился, коллеги примолкли, может, и задремали, а я сидел и думал о «кубиках». Знать, не было их в районе активности экспедиции, иначе Валдис, который страстно хотел их добыть, не подобрал какую-то ерунду. А затем Анатолий наткнулся сразу на два, после чего оба биолога пропали. Вдвоём ушли из куполов и даже из посёлка…. Кажется, такое не допускается? Я порылся в сброшенных в память скафа файлах и наткнулся на то, что искал. Это были «Правила внутреннего распорядка автономных и экспедиционных баз». Так, подраздел «Дежурный по базе», читаем…
«… назначается на постоянной основе или в порядке очерёдности приказом руководителя…» Это можно пропустить…. Вот, обязанности. Да, порядочно у дежурного обязанностей! А это – то, что мне нужно:
«… как правило, должен находиться в непосредственной близости от установок связи, как магистральной, так и низовой или вынесенных терминалов связи, если такие имеются». Логично, это чтобы всегда мог ответить и на вызов вышестоящего начальства и на вызовы коллег в «поле».
«В случае необходимости покинуть оборудованные терминалами связи помещения, дежурный обязан переключить связь на мобильный терминал через внешний транспондер, уведомив о таком переключении абонентов активных сетей связи или руководителя». В переводе с бюрократического на обычный, если Валдис решил вдруг выйти наружу, то за неимением под рукой уехавшего руководителя, ему достаточно было вызвать Маринер и сказаться. Переключить связь на скаф, и отправиться по своим делам. Этого он не сделал. Почему?
Потерял бдительность, расхолодился в последний день? Сомнительно, взыскание за нарушение «Правил» можно в «Личное дело» и в последний день схлопотать. В последний, даже много хуже – не оправдаешься, ударным трудом и исполнительностью не смоешь. А нарушение «Правил», которые пишутся кровью, это такой поступок, который испортит служебную репутацию на всю жизнь. Неизвестный мне Валдис не мог об этом не подумать. Почему он не подумал?
Может его похитили? Вместе с Анатолием? Из герметически закрытых куполов? Невозможно… тогда не изнутри, они, как полагается, включили транспондер, вышли наружу, а связаться с центром решили на ходу, потому, что очень спешили. И не успели, поскольку снаружи их уже ждали…. Пираты перехватили их разговоры о «кубиках» и решили поживиться…. Нет, не связывается, транспондер был точно выключен, а после дежурных через шлюз зашли внутрь уже только спасатели. Да и какие пираты на Марсе? Их скорлупки предназначены для неспешных перелётов между астероидами в Поясе. Они могут, конечно, достичь поверхности Марса, но взлететь – никак. Слишком малы мощности реакторов. Даже «Скаут» взлетает с Марса на восьмидесяти процентах мощности. А «Скауты» в Системе не угонялись и не пропадали... не говоря уже о «Мечах» и «Пращах», которые все наперечёт. Каким-то образом выманили, приказав молчать? Детектив для малолетних…
В общем, ситуация вырисовывается загадочная... а, может, они отравились? Анатолий нашёл «кубики», но с ним ничего не случилось, потому, что он был в скафе, прошёл через шлюз, включая процедуру промывки. Затем, снял шлем и отдал «кубик» Валдису... И сам взял другой в руки. Предметы газанули отравой, или яд прошёл через кожу... Ерунда, что же это за яд, который не убивает, не лишает сознания, а заставляет Валдиса надеть скафандр и выйти наружу вместе с тоже «отравленным» Анатолием? Жаль, что в куполах не было вэб-камер, подобных тем, что в незапамятные времена стояли на МКС и позже, на американской лунной станции! Можно было посмотреть, что произошло…
Их что-то не отравило, а взяло под контроль... Но додумать тогда эту мысль не случилось, поскольку «Пенал» накренился и пошёл петлять, слегка заваливаясь, то на левый, то на правый борт. Два часа пути подошли к концу, и скоро наш транспорт выпустил нас в клубах быстрооседающей пыли около осиротевших экспедиционных куполов. Впрочем, не совсем осиротевших, народу, как раз, было полно: одни грузились в стоящий на площадке потрёпанный «Пенал», другие тащили шланги, чтобы заправить уже наш.

***

Мы построились, Васин лично проверил заправку скафов, приказал откалибровать пеленгаторы и позиционирование по временным маякам, установленным спасателями вокруг района поиска. Поставил ещё раз задачу, на этот раз формально:
«Исследовать предписанные квадраты, установить и поддерживать связь с диспетчером на шестом канале, парам не терять визуальный контакт».
На поиск нам отводилось четыре с половиной часа. Через шесть все должны были собраться в куполах для отдыха, заправки скафов и организмов. А там видно будет. Затем лейт скомандовал: «По маршрутам шагом марш!» Коллеги и мы с Серым, связались с куполом, используя курсантские позывные. Хотя позывные при современной связи, это анахронизм: каждый передатчик идентифицирует себя и на табло зажигается присвоенный ему код.
 Группы разошлись, почти в разные стороны. Нам всем достались ближние к базе квадраты, что впрочем, означало, что добираться до них следовало на своих двоих. Тогда, как на дальние маршруты подбрасывали на транспорте и на нём же забирали.
Навстречу нам несколько раз попались пешие, как и мы, спасатели, бредущие уже назад к куполу после поиска. Они приветствовали новичков поднятием руки: «Успехов!» Мы – тоже. Радиостанции незнакомцев работали на каких-то других каналах. Но скоро встречные исчерпались, и мы  с Серёгой оказались в одиночестве, только тропа, по которой мы шли, была испещрена множеством следов.
Вот я и попираю Марс своими ногами! Он не чёрно-серый, как Луна, а оранжево-жёлтый, местами красный. Хотя с виду и безжизненный, как и спутник Земли, но гораздо  приветливее. Эйфория, впрочем, быстро улетучивается, похоже, детренировался я на Фобосе, хотя и посещал регулярно спорткомнату в куполах научников, когда было свободное время. Днём, пока они рылись в недрах марсианской луны, комплекс был в полном моём распоряжении. Таблетки, тоже, пил регулярно, нагрузочный костюм снимал только на ночь. В общем, считал, что в хорошей форме. А вот на Марсе скис! Ну, не скис, просто быстро подустал…
Серёга тоже тащился не больно спортивной походкой. Я показал ему палец, это такой условный знак, и мы перешли, было, на первый канал, чтобы перекинуться парой слов, не засоряя эфир неслужебными разговорами. Собственно, это нарушение регламента связи, то есть, с канала уходить. Могут взгреть…. Но я хотел поведать товарищу свои соображения и фантазии и выслушать его мнение. Однако на первом шёл интенсивный радиообмен:
– Проверил квадрат полсотни-тридцать два, иду на заправку, подлётное – шестнадцать минут.
– Принято, я «Радуга», ждём!
 Нам пришлось вернуться на шестой канал. Напарник в свою очередь показал ладонью в огромной перчатке «Доспеха» как бы нечто совсем невысокое. Ну, жест такой, он всем известен. На нашем курсантском «секретном» языке это означало предложение перейти на самую малую мощность передатчика. Я повторил жест в знак согласия, кивать в скафе дело безнадёжное. Наконец, мы смогли поболтать, никому не мешая и оставаясь на связи. Такая уловка, конечно, известна начальству, что оно, само курсантами не было? Но и не преследуется, поскольку безвредна, даже аккумулятор почти не сажает. А вот на первом курсе сержант-наставник как-то заставил двоих болтунов из второго отделения, посадивших аккумуляторы своих скафов бесконечным трёпом, зарядить их от ручного генератора. Бедняги целый месяц ходили вертеть динамо в «личное время», но так и не зарядили. Правда, потом сержант сжалился и простил общительных наших. Эта воспитательная мера оказалась очень действенной: не только эта парочка, но и все первокурсники стали в эфире предельно лаконичны. Что-то я и сам далеко отклонился от темы...
Тогда же, Сергей выслушал мои домыслы и творчески развил их, предположив, что Анатолий нашёл не только «кубики», но и ещё что-то сверхценное, алмазную россыпь, например. И соблазнил Валдиса тишком смотаться к месту находки и втихаря набить карманы. Это объясняло полную тишину в эфире… но не объясняло выключенный транспондер! Этим доводом я срезал фантазёра и вовлёк его в размышления на целых пять секунд.
– А у них «от радости в зобу дыханье спёрло!» – нашёлся оппонент. – Толя показал Валдису, например, пригоршню алмазов, они и забыли включить транспондер, потому, что заспешили! А не обсуждали, потому, что знали – весь эфир пишется. Просто на другой канал перешли и мощность убавили, как мы, чтобы никто случайно не подслушал.
М-да, может быть, кстати. Говорят, золотая, и наверно, алмазная лихорадка вообще, может свести человека с ума, а не только заставить что-то забыть. Правда, вряд ли ей могут быть подвержены учёные-биологи, которые проходят суровые конкурсы, прежде чем попасть в Космос. Тесты и так далее. Если бы речь шла о старателях…. То есть, это я так думаю. Но чужая душа – потёмки, как говорится.
Нахоженная тропа поворачивала между осыпей к научным площадкам, в частности, к тому самому шестому раскопу. Но осмотреть его нам была не судьба, трассер компьютерной карты местности рекомендовал двигаться прямо. В наушниках зашипело, и я подумал, что Серёга меня вызывает, но через несколько шагов помехи пропали. Аварийный индикатор всё также светился зелёным огоньком.
Тем временем, ко мне, да и к напарнику, наверно, пришло второе дыхание, во всяком случае, мы заковыляли бодрее. И скоро прибыли к границам «нашего» квадрата. Он представлял собой часть долины между невысоких горных хребтов. Той же самой долины Кроник, собственно. Но эта долина была не ровная, как ей положено, а испещрённая каменистыми холмами и песочными дюнами. Были и участки относительно ровной местности. Я, как старший группы, связался с «Радугой» и доложил о прибытии на маршрут. База ответила не с первого раза, я, видите ли, забыл, что передатчик на минимальной мощности. Впрочем, этот прокол никто не заметил. «Радуга» напомнила нам включить приёмники аварийного канала. Но они уже были включены.
У спасателей всё ещё был шанс обнаружить пропавших живыми. «Доспех-3», по тем временам был новейший и очень умный скафандр. Если не вмешиваться в функционирование его интеллектроники, то он, при израсходовании девяноста процентов дыхательной смеси, сначала подавал пилоту тревожный сигнал, затем, если тот не реагировал и сигнал не сбрасывал, принудительно делал инъекцию летаргина. И включал аварийный маяк с переменной мощностью передатчика, для экономии ресурса аккумуляторов. В таком состоянии, как мы цинично выражались по молодости, «срок хранения консервов достигал десяти суток». Конечно, если не на солнышке улечься. В этом случае, энергии скафа могло не хватить для поддержания внутри приемлемой температуры и работы вентиляции. Зато аварийка всё равно вещала, ей и солнечных батарей хватало.
Последующие часы мы бродили по нашему квадрату ответственности, стараясь, чтобы трассер вырисовывал на карте сеть достаточно параллельных, но не слишком удалённых друг от друга линий. И, конечно, заглядывали при этом за каждую скалу и проверяли попадающиеся расщелины. Периодически отмечались на связи с «Радугой». Один раз в диспетчерской оказался лейтенант. Обрадовать его было нечем.
Наш квадрат, наконец, закончился, когда нежаркое марсианское солнышко уже заметно клонилось к закату. Единственная звёздочка на чёрно-фиолетовом небе была явно Землёй. Мне показалось, что рядом с ней я вижу искорку Луны, но, может быть, я и ошибся. С сознанием выполненного долга присели на камешек отдохнуть и перекусить. Что за «перекус» в скафах, вам, конечно, известно. Даже пресловутой «колбасы» не попробуешь. Но витаминизированное кисло-сладкое желе из трубочки – тоже вещь, за отсутствием иных разносолов. И холодной водичкой запить! Доложив в центр об окончании поиска, мы получили приказ возвращаться. Трассер порекомендовал «короткую» дорогу, но снова брести по камням было неохота, и мы решили взять немного в сторону и пройти по соседнему квадрату, где местность была ровная на удивление. Если бывают на Марсе какие-то ровности. Взяв довольно приличный темп для уставших, мы приближались уже к точке начала нашего поиска, чтобы вернуться на базу знакомой дорогой, как вдруг я услышал по связи вопль и последующее чертыхание Сереги. Повернувшись, я увидел, что он почему-то завяз почти по колено в песке. Причём, песок под ним какой-то подозрительно тёмный, и от него идёт парок. Серёга погружался, и я поспешил к нему с криком «Держись, Серый!»
– Что у вас случилось? – тут же вопросила «Радуга». Я крикнул на бегу:
– Серёга провалился!
И тут же провалился сам, но сразу по пояс. Попытался вылезти, но ноги оказались схвачены какой-то неподатливой жижей, а поверхность под руками вдруг стала скользкой и ненадёжной, поскольку снизу эта серая жижа и хлынула. Я ещё раз опёрся на края полыньи, но они обломились. И понял, что чувствует муха, попавшая в мёд.
– Вася, ты как? – спросил Серый, глуша своим сигналом тревожные вызовы «Радуги».
Я потерял его из видимости, да ещё и шлем измазал этой жижей.
– Нормально! – надеюсь, спокойным голосом ответил я, – больше не погружаюсь. Но и вылезти не могу.
– И я тоже…
И тут на связи появился Васин:
– Кондратенко, что случилось?
– Я и Куприянов провалились в какое-то болото. Пока держимся.
– Принято, включите аварийные маяки и не дёргайтесь, жидкость очень агрессивна, может проесть сочленения скафов. Через пять минут вас вытащат.
На частоте возникли ещё голоса, что-то предлагающие и советующие, но диспетчер прикрикнул на них, и эфире воцарилась тишина.
Мне немедленно показалось, что эта болотная жижа как раз уже проела какие-то сочленения, и я начинаю заживо растворяться в жутком сернокислом рассоле. Заживо, но по частям, поскольку в «Доспехе» имеется функция отсечения потерявших герметичность секций. Отсечение это происходит путём пережатия псевдомускулатурой скафа частей тела, имевших несчастье в этих секциях находиться… Умница, черти его марсианские побери, совсем! Пережмёт, например, ноги до костей, зато остальные части тела целёхонькие останутся. Но паника ушла, когда оказалось, что «Доспех» со своей стороны никаких причин для неё не находит, герметичность не нарушена, аварийка включена. Правда, повышено кровяное давление пилота, не сделать ли укол? Да?/Нет? Я выбрал «нет», «Доспех» не настаивал.
– У тебя скаф цел? – спросил я на всякий случай у Серёги.
– Нормально! Я сразу сел, поэтому только ноги провалились, сижу теперь, болтаю ножками!
Молодец, Серый, даже пошутить пытается!
Кстати, наши разговоры «Радуга» не пресекла, понимают, что нам общение необходимо. Озвученные Васиным пять минут растянулись до девяти, когда над болотом, наконец, завис «Пенал». Его выхлопом сдуло весь песок вокруг меня, обнажив чёрную ледяную поверхность замёрзшего в  давние времена болота. Я с трудом рассмотрел через заляпанный шлем открытую аппарель, и тут передо мной упал трос с петлёй. Почти наугад закрепил её подмышками
– Готово? – спросил незнакомый голос в эфире.
– Так точно! – ответил я.
– Вира помалу!
Смысл этих как будто знакомых слов от меня ускользнул, но тут трос натянулся. Мне даже показалось, что был слышен «чпок», с которым меня извлекли из жадных объятий поганого болота. Взлетел вверх, но не высоко, меня отнесли в сторону от предательской равнины и аккуратно опустили на надёжные камни. Я сумел устоять на ногах и освободился от объятий троса.
– Нормалёк! – прокомментировал этот этап незнакомец, и трос заскользил по почве в сторону смутно видневшейся фигуры Серёжи. Пока протирал шлем и рукавицы специальной салфеткой, хранящейся в наружном кармане скафа вместе с десятками прочих необходимейший вещей, товарища уже десантировали рядом. Тут же невдалеке опустился и «Пенал».
– Сюда, ребята! – прозвучало по связи, и мы направились к спасителям, успев только кинуть последний взгляд на видневшиеся совсем неподалёку две полыньи, которые ещё явственно парили на морозном марсианском «воздухе». Что-то парило и около «Пенала», к которому спасатели подключали шланги, подобные старозаветным пожарным.
Нас обдали потоком перегретого пара из брандспойтов, сначала ноги, а затем и всю поверхность скафов и очистили от малейших признаков болотной жижи. Она не только химически агрессивна, но и содержит, естественно, разную марсианскую ксенобиологию, взаимоотношения которой с человеческой изучены ещё недостаточно. И не дай бог, сделаться объектом такого изучения! Потому, по обнаружении жизни на красной планете, сразу же был принят запрет ввоза на Землю любых жизнеспособных марсианских биологических препаратов. А через десять лет он был расширен и на жизненные формы, отысканные на галилеевых спутниках Юпитера, в кометном веществе и на некоторых астероидах Пояса. Экзобиологи, естественно, взвыли, однако, ООН посчитало глобальную безопасность землян более приоритетной, чем возможность широких научных исследований. Зато была построена околоземная станция «Орбита-4», где эти исследования, к вящему удовлетворению научного мира, и сосредоточились.

***
 
После дезинфекции «Пенал» доставил нас на знакомую площадку перед базой, и мы, поблагодарив спасателей, хотели уже пройти в знакомые красные купола, которые просматривались в открытую аппарель. Однако что-то застопорилось. Сначала, нам с Серёгой сказали: «Посидите пока!», и пришлось снова опуститься на скамейки. Я попытался вызвать Васина, но безуспешно, аппарель закрылась, а корпус «Пенала», видимо, сильно экранировал. Успокоив себя тем соображением, что лейтенант вряд ли забудет о парочке неудачливых подчинённых, мы приготовились ждать. Но соскучиться не успели. Аппарель снова раскрылась, и в уши ворвался гвалт радиопереговоров.
– Молчание в эфире! – гаркнула «Радуга», пытаясь связаться с каким-то «Медиком-3». Из содержания разговора (мы слышали только «Радугу») стало ясно, что «нашли!» Тут прорезался и «Медик». Он жаловался, что у него на исходе рабочее тело – «Иду на последних литрах!» И «Радуга» предписала ему садиться на заправку у базы, пострадавших доставят сюда же. И ещё ему следует принять на борт двоих курсантов в проблемных скафах. Кажется, это о нас! Как же теперь? Долго волноваться нам не пришлось. В «Пенал» вбежало несколько человек, а с ними и Васин, которого я узнал только по нашивке. Пилоты проследовали сразу в кабину, остальные заняли скамейки, а мы, повинуясь жесту командира, покинули транспорт. «Пенал» тут же взлетел, обдав нас струями пыли и даже не закрыв аппарель. Похоже, лететь ему было недалеко.
Я заранее содрогался, мысленно представив себе тот поток саркастических упреков, которые обрушит на нас командир по итогам нашего провального, в полном смысле этого слова, поиска. Но обошлось. Васин только похлопал нас по массивным плечам «Доспехов» и выразился в том смысле, что мы держались достойно. От души отлегло, и Сергей осторожно спросил лейта:
– Говорят, нашли?
– Да, курсант, нашли, пара Акопян и Боросов. Совсем рядом с тем раскопом, куда направился первый потерявшийся. Наши ребята возвращались с маршрута, и Боросов обратил внимание на странные помехи в канале. Причём, только в одном месте. Он подумал, что это аварийка откуда то прорывается и решил запеленговать. Но это была не аварийка, а какой-то широкополосный сигнал, исходящий от осыпи. Вызвали подмогу, подошли ребята из экспедиции, которые вернулись из Маринера, чтобы принять участие в поисках коллег. И сразу сказали, что этой осыпи тут раньше не было. То есть, такой большой, как сейчас. Решили раскопать, поскольку осыпь фонила во всём диапазоне. Только стали копать, как нашли несколько «кубиков». «Живых», и не просто живых, а заметно излучающих в радиодиапазоне. А потом под осыпью открылся лаз в скальную пещеру. Туда заглянули, а они там лежат на грудах «кубиков». Кажется, один живой. Сейчас привезут, и всё точно узнаем.
– А как же мы, господин лейтенант? – это уже я, – зачем нас в «Медик»? мы, вроде, живые и не заразные?
–  Начальство так решило. Были случаи, что у местных учёных «Доспехи» проедало рассолом. Сутки-двое, как будто, ничего, а потом разгерметизация…. Обошлось без жертв, но лучше подстраховаться. Тут запасных скафов нет, так, что долетите до Маринера, там встретимся.
– А если по дороге… разгерметизация?
– Потому вы на «Медике» и отправитесь! Это тот же «Пенал», только со шлюзом. Поможете там врачам, если понадобится. Да вот он, уже летит!
Действительно к площадке приближался «Пенал» экзотической, красно-белой раскраски, как санитарный автомобиль вековой давности, которые иногда фигурируют в старинных фильмах. И даже вырисованная на его борту метровая цифра «3» соответствовала образу. Впрочем, на тех древних санитарках было, кажется, «03»? Но какой смысл тех цифр я не знаю.
«Медик» приближался медленно и шёл низко, чуть ли не задевая полозьями неровности грунта. Наверно, чтобы невысоко падать, если рабочее тело исчерпается. У него уже, явно, индикаторы на нулях. Однако до площадки всё же дотянул и даже развернулся кормой к посту зарядки. У него, действительно, не просматривалось аппарели, на корме вместо неё присутствовал подъёмный пандус, а над ним широкие ворота воздушного шлюза. Ещё один миниатюрный шлюз вёл в пилотскую кабину. Умно, это чтобы пилоты не шлялись туда-сюда мимо докторов и через операционную или, что там у него внутри?
Подниматься на борт оказалось рано, у «Медика» были сухие баки, так, что даже промывка в шлюзе не действовала. Пока к нему тянули шланги, подлетел и «Пенал» спасателей. Из него извлекли носилки с пострадавшим, одним единственным. Значит, действительно, выжил только один. Чуть только в цистернах «Медика» появилась вода, его пандус опустился, и люк открылся. Двое спасателей внесли в шлюз носилки и вышли. Мы с лейтом подошли ближе.
– Я «Медик-3», – прозвучало в эфире, – где ещё двое, которых мне забирать?
– Мы около шлюза, – радировал Васин.
– Принято, заходите внутрь!
– Давайте ребята! – сказал лейт вместо прощания, и мы, поднявшись по пандусу, переступили комингс. В шлюзе зажёгся яркий свет. Кроме носилок с биологом там находился врач, или кто он там? Увидев нас, он нажал клавишу на стене. Когда люк закрылся, медик дал атмосферу и включил промывку. Нам пришлось ему помогать ворочать пострадавшего под струями воды, а затем и пара. Ну и сами попутно почистились. Затем просушка горячим воздухом. Серьёзно тут у них... Медицина!
Открылся следующий люк, и мы, под руководством врача, внесли носилки уже в «операционную». Во всяком случае, я её так про себя назвал, поскольку в ней на потолке имелись огромные световые панели, уйма медицинских приборов самого зловещего вида и неизвестного назначения и посередине – стол, который никаким, кроме операционного, быть не мог. Скафандры мы сняли и определили их в шкаф при входе, даже не шкаф, а миниатюрный чуланчик. Затем, доктор потребовал раздеться и принять повторный душ в промывочной. «Одежду в пакеты, бельё туда же!». Для нас же нашлись врачебные одеяния, вроде оливкового цвета комбезов с капюшонами. На ноги – бахилы.
Доктор, когда он снял скаф, оказался молодым человеком лет тридцати, улыбчивым и компанейским, как это выяснилось позже. Кажется, он был белорусом, поскольку в его речи иногда проскальзывало специфическое. К нам он отнёсся несколько покровительственно, но и с уважением. Мы познакомились, его звали Виктор Михайлович, но он настоял, чтобы для простоты и скорости его звали просто Виктором. Вы не думайте, что мы там стояли и вели светскую беседу. Беседа и знакомство, это попутно. Попутно, с извлечением из скафа Валдиса Клекинса. По крайней мере, именно это имя значилось на его скафе. Нагрудный дисплей показывал, что человек внутри находится в состоянии «холодного сна» – мы называли это «под летаргином» – что опасности для здоровья нет, что воздуха и ресурсов скафа ему хватит….
Дальше я не рассмотрел, поскольку Виктор отстегнул шлем и приказал мне придерживать голову Валдиса, пока…. В этот момент из шлема что-то выпало и со звоном поскакало по металлопластиковому полу. «Кубик», именно такой, как я видел на картинках и видео в Сети. Только в отличие от тех, он был покрыт светящимися красными жилками. Они слегка помаргивали. Серёга протянул, было, к нему руку, но тут Виктор грозно рявкнул: 
– Не трогать!
Он сунул руку в валявшуюся тут же отстёгнутую перчатку скафа, аккуратно ухватил диковинку и куда-то унёс. Щёлкнула дверца, и доктор вернулся.
 – Спрятал поганца в ящик! – сообщил он нам. – Давайте, положим пациента на стол, там его удобнее раздеть.
В этот момент пилот сообщил по внутренней трансляции, что если у пассажиров нет возражений, то он поднимает «Пенал».
– Мне нужно тридцать секунд! – ответил на это Виктор, и в течение этих секунд мы приподняли бесчувственного Валдиса и зафиксировали его на покрытом мягким пластиком столе.
«Пенал» стартовал, развернулся и понёс нас прочь от куполов, в которых мы так и не побывали. Мы же, наконец, освободили больного от «Доспеха» – «Всё соберите и в шкаф!» – и теперь за него взялся Виктор.
– Посидите пока там! – неопределённо махнул он рукой.
«Там» оказался какой-то рундук, на который мы с удовольствием присели. Тут же вспыхнули панели на потолке. Мне было не больно хорошо видно, что там делал доктор, но по его командам на пульте к операционному столу то и дело опускались какие-то штанги, а заевший гофрированный шланг с кислородной маской на конце доктор вытащил из основания стола вручную. Было прохладно, врачебные комбезы на голое тело совсем не давали тепла, но мы решили не отвлекать Виктора по пустякам. Но наконец, в его работе назрел какой-то перерыв, и он сам подошёл к нам.
– Да вы совсем синие, точь в точь, как Валдис! – всплеснул руками врач глянув на нас. – Я и забыл! У нас тут всего градусов десять. Ну-ка, привстаньте! А потом я вам горяченького!
В рундуке оказалась стопка шерстяных одеял, в которые мы с Серёгой с удовольствием закутались.
– А почему «поганца», Виктор?
Это я спросил уже,  потягивая горячий «медицинский» кофе из прозрачной «груши», крепкий и ароматный. Кофе Виктор соорудил нам за полминуты.
– Потому, Василий, да? Потому, Вася, что кубики как-то связаны с этой трагедией. У второго биолога, который мёртв, всё свободное пространство в шлеме было забито ими. Он зачем-то отключил автоматику скафа, открыл шлем и, задыхаясь, принялся укладывать их внутрь. Но вот, как у Валдиса кубик оказался в шлеме, ума не приложу? Он-то шлем не открывал, иначе...
– Я теперь, кажется, знаю, «как?» – ответил я, – они с Анатолием положили их в шлемы ещё на базе перед выходом наружу.
– Да, по-видимому... ведь Анатолий принёс как раз пару. В общем, лучше к ним не прикасаться. Первый раз встречаю «живой». Да ещё, какой живой!
– А зачем Валдис активировал «холодный сон»? – задал я вопрос, – у него было ещё море кислорода!
Это, как мне показалось, ушло в пустоту, поскольку медицинская аппаратура настойчивым бибиканьем позвала Виктора принять человеческое участие в судьбе реанимируемого. Он отошёл, а мы с Серёгой вполголоса обсудили этот странный случай. Ничего нового нам в голову не пришло, за исключением удивительного факта, что «кубики» каким-то образом оказались способны управлять поведением людей. Это мне и раньше приходило в голову, только я как-то не мог сформулировать, больно уж нелепым показалось мне такое предположение тогда. Не так уж и давно – утром.
– Кажется, это его и спасло, – ответил Виктор, возвращаясь к нам и вытирая руки салфеткой. Всё же услышал! Но продолжить не успел – пилоты вызвали его в кабину. Вернулся он через несколько минут чем-то обескураженный:
– Ребята, с «Пеналом» какая-то проблема, кажется, утечка рабочего тела. Нам придётся остановиться, иначе, до «Маринера» можем не дотянуть. План такой: сейчас пилоты найдут подходящее плато, чтобы пыли и песка поменьше, и попробуют устранить неисправность. Я бы дал им вас в помощь – вы же изучали «Пеналы»? – мы с Серёгой синхронно кивнули – но у вас скафы... В общем, не стоит рисковать. Ребята пойдут наружу, а вы сядете в кабине, если они попросят что-то включить-выключить. И связь, тоже на вас... Я бы пошёл с ними, но мне от пациента далеко отходить нельзя. Да, и я сообщил на базу и в центр наши соображения: пускай с кубиками будут осторожнее.
В этот момент пение дюз под днищем «Медика» стихло, и лёгкий толчок оповестил нас, что транспорт опустился на грунт. Приключения продолжались, хотя, я совсем уже, было, уверился, что на сегодня они иссякли. В кабине нас начали инструктировать, что трогать нельзя ни в коем случае, но мы с гордостью ответствовали, что не далее, как пару месяцев назад сдали на Луне вождение «Пенала» на второй класс. Пилоты – тоже молодые парни, вряд ли старше Виктора, с некоторым недоверием приняли эту информацию к сведению.
– Вдвоём на второй класс? – пошутил один. Но, во всяком случае, инструктаж был свёрнут. Закрылся люк шлюза, и мы остались одни. Сергей уселся в командирский ложемент, я на место помощника. За крепчайшим лобовым стеклом почти ничего не было видно, поскольку – ночь, только две полосы освещённой фарами каменистой равнины. А пульт управления ничуть не отличался от изученного нами вдоль и поперёк. Реактор молотил на двух процентах мощности, то есть, на холостом ходу. Я хотел сначала прибавить температуру в кабине, но оказалось, что и так уже согрелся, тут было тепло от приборов. Внезапно ожила коротковолновая радиостанция:
– «Медик-3», я «Маринер», выходите на связь! – это нас!
Я схватил манипулятор и попытался ответить, но станция на передачу не включилась, а «Маринер» повторил вызов.
– Салага! – тем временем буркнул Серёжа, – переключи напрямую!
Я переключил, действительно салага, ведь пилоты для связи пользовались микрофонами в скафах, зачем им манипуляторы хватать?
– Я «Медик-3» на связи курсант Кондратенко!
– Курсант? – удивился корреспондент, – а где Евдокимов и Шнитке? Ах, да! Курсант. Они вас на связи оставили?
– Так точно!
– И как ремонт?
– Пока нет информации, пилоты только что вышли.
– Принято. Как состояние пострадавшего?
– Минуту, сейчас узнаю!
Я хотел, было, вскочить и ринуться в медотсек, но Серый придержал меня и указал на клавишу селектора. Мда, «второй класс»! Ещё учиться и учиться...
– Виктор, как там ваш пациент? «Маринер» запрашивает.
– Норма! – гулко донеслось из динамика, – состояние стабильное, ожидаю, что через час-полтора придёт в сознание. Понадобится гроб для переноски в госпиталь, наш на ремонте.
Какой ещё «гроб»? изумился я. Жаргон, видимо? Так и оказалось, неведомый корреспондент, когда я передал ему информацию, не удивился, но уверил меня, что гроб найдётся, сейчас он даст команду.
– Герметичный контейнер, наверно? – предположил Серёга, а я кивнул ему в ответ. Сигнал «Маринера» между тем почти пропал в шумах. Меня он, тоже, видимо не слышал. Донеслось только «…чную частоту!» А, понятно! Перейти на ночную частоту. Только, какая у них ночная? Я и дневную-то не знаю. Эх, опозорюсь в полный рост... Когда они тут стационары повесят? Мучаемся, как в девятнадцатом веке. Или это в двадцатом радио изобрели?
Серёга же подошёл к проблеме сугубо практически:
– Какой канал включен?
– Первый...
– Так переключи на второй!
Одно касание клавиши, и в динамике снова загрохотали сигналы «Маринера»:
– ... слышите, приём?
– Я «Медик-3», перешёл на второй канал, слышу хорошо!
– Наконец-то! До связи!
– До связи!
Только я с облегчением выдохнул как бы скопившийся в лёгких во время связи избыточный воздух, как заговорила УКВ-станция:
– Ребята, вы на связи? Перейдите на десятый канал.
– На связи, переключаюсь! – на этом канале работали скафы пилотов, – Я тут!
– Хорошо! Мы сняли кожуха, но пока ничего не видно, – заговорил кто-то из вышедших наружу, впрочем, иконка на экране связного дисплея показала, что это командир Владимир Шнитке, – сейчас разгоните реактор до пяти процентов и включайте поочерёдно контура. Только по одному!
– Принято!
И началась проверка: «Первый контур включи, добавь мощности... хорошо – выключи. Давай теперь второй…» Наконец, когда Сергей включил шестой, последний, по связи донеслись сначала невнятные, но радостные восклицания, а затем вполне осмысленно:
– Попался, голубчик! Свищ в паропроводе шестого контура! Всё вырубай, сбрасывай давление до нуля!
– Принято, сбросил.
– Теперь поскучайте, скоро полетим.
Мы рады были поскучать. Из разговоров пилотов между собой мы поняли, что те накладывают на несчастливый паропровод пломбу из чего-то, что они называли «цементом». А несчастливый, потому, что она на нём уже вторая. А ещё ребята сетовали, что их «лапоть» давно пора отправлять на капитальный ремонт, но руководство ждёт поставки четвёртого «Медика», чтобы не остаться без резерва, и что если Земля с этим делом затянет, то их корыто когда-нибудь развалится на ходу. Как это в своё время чуть ли не случилось с первым, к счастью, уже снятым тогда с эксплуатации. Наконец заплатка была установлена, прогрета, цемент затвердел, и Сергей по команде пилотов осторожно поднял давление в паропроводе. Утечки не появилось. Починились!
Когда ребята, усталые, но довольные, в клубах пара ввалились в рубку из шлюза, я доложил им, как полагается, при смене вахты, что реактор на двух процентах, что КВ на ночной частоте, а УКВ на десятом канале. И никаких происшествий не случилось. Пилоты назвали нас «молодцами» и «растущей юной сменой». Пожали руки и отправили обратно в медотсек, поскольку в рубке четверым было не повернуться. Приятно...
 
***
 
Оставшуюся дорогу до «Маринера» мы продремали, только пришлось снова завернуться в одеяла. Прибыли на место уже глубокой марсианской ночью, разбитые и не выспавшиеся, мечтая добраться, наконец, до своих кубриков в «Скауте». Но сразу не пришлось. Оказалось, что, несмотря на все задержки, мы прибыли первыми, и выдать нам резервные скафы с судна оказалось некому. Переправить в гостиницу нас всё-таки пообещали, нужно было только подождать. Пилоты ушли по своим делам, и тут Виктор подозвал нас.
– Поможете, если что... – неопределённо сказал он, – Валдис пришёл в сознание.
Пациент лежал уже без дыхательной маски, плотно укутанный в одеяло с электроподогревом – я мимолётно позавидовал. Кроме лица видна была только зафиксированная ремешком левая рука, в которую впилась игла системы с прозрачной жидкостью. Глаза его, открытые, но какие-то мутноватые, осматривали окрестности, кажется, пытаясь сфокусироваться на наших лицах. А ещё они явственно косили. Но от бледности и даже некоторой синевы на лице не осталось и следа.
– Валдис, вы меня слышите? – спросил Виктор.
Биолог прохрипел в ответ что-то, закашлялся и заговорил уже вполне чисто, но не по-русски, а на родном латышском, видимо.
– Валдис, я не понимаю, – сообщил пациенту доктор.
– Толя... – он жив? – с надеждой спросил тот уже по-русски.
– Нет, он умер от гипоксии.
– Значит, не сумел... не смог им воспротивиться... – Валдис со стоном закрыл глаза.
– Кому «им», что произошло? – настаивал Виктор, и я почувствовал к нему лёгкую неприязнь: зачем мучает человека? Оклемается – сам всё расскажет! Но доктор рассеял мои сомнения:
– Понимаете, Валдис, вы должны попытаться всё вспомнить сейчас. Это специфика действия летаргина, он вызывает лёгкую амнезию. Но если вы сейчас не вспомните, что с вами произошло, то, скорее всего, не вспомните уже никогда.
– Нет, я почти всё помню... – снова прохрипел больной и снова откашлялся, – вы не могли бы... очень голова болит, сейчас отвалится!
– Сделаем! – и Виктор извлёк из какого-то ящичка уже наполненный шприц и свел его содержимое прямо в трубку системы. Лекарство подействовало почти сразу.
– Спасибо, кажется, отпустило! – Валдис глубоко вздохнул, – Толя вызвал меня по радио, и мы пошли... пошли...
Я хотел, было, переспросить или поправить ход повествования, но доктор, взглянув на меня, еле заметно покачал головой. Понятно, пускай вспоминает сам.
– Куда вы пошли?
– Пошли... в пещеру. То есть, мы не знали, что это пещера, они нам сказали, что нужно разрыть вход.
– Кто сказал?
– Кубики, кто же ещё? Они как-то оказались у нас в шлемах... Ага, Толя их принёс и...
– И вы с ним положили их в шлемы? – не вытерпел Сергей.
– Да, именно так!
– Ещё одно слово, и вы отправитесь на скамейку штрафников! – холодно сообщил нам Виктор. – Своими подсказками вы можете создать у больного ложную память.
– Нет-нет! Молодой человек прав, сначала мы их просто держали в руках, а потом Толя поднёс свой к уху и сказал, что он, вроде, шумит. Я, тоже, послушал... но не только к уху... он шумел, куда его не подноси. К голове... А потом... я оказался уже в скафе, и мы вышли наружу. А кубик был в шлеме у затылка. Он больше не шумел, а показывал картинки. Глупая сказка, да?
– Нисколько, вы рассказывайте, – подбодрил Валдиса доктор.
– И они были очень убедительны, хотя я пытался сопротивляться. Какой-то кусок здравого смысла у меня сохранился, но в голове гремело: «нужно идти, нужно!» и даже ноги двигались независимо от моей воли. Потом, я немного не помню... Только, когда уже разрывали осыпь, кубик, кажется, отлип у меня от затылка, и я снова пришёл в себя. Но тут, же снова в голове зашумело, и появились те же «мультики»...
– Цветные? – спросил Виктор совершенно серьёзно.
– Нет, они были серые... чёрно-белые... – так же серьёзно ответил и Валдис.
Потом помолчал, видимо, отдыхая, а затем перескочил на другую тему:
– Они были, вроде киборгов, «кубики», это их тела и вспомогательные вычислительные мощности и аккумуляторы и всё, что угодно. Специализация... Они слипаются, самовоспроизводятся, отмирают и отваливаются... А мозг – биологический. Мне показывали, что они рождались живыми, а потом пересаживали свои мозги в механические тела. Они были вынуждены так делать,  потому, что у них не осталось планеты. Какая-то катастрофа. Они летели очень долго, много поколений и... они отвыкли от биологических тел. На их корабле кончились ресурсы, только на мозги хватало. Потом Марс, но они хотели на Землю, чтобы там восстановить свой род. Только опустившиеся туда быстро погибали. В кислородной атмосфере их тела быстро отказывали, ведь они были приспособлены для вакуума. Кислород и вода... И ещё: тут на Марсе они с кем-то воевали. Какие-то пузыри... тела «кубиков» пришлись им по вкусу. Доктор, можно ещё обезболивающего? Опять...
– Я уколю, но вы заснёте. Доскажите, пока что было дальше.
– А... всё. Почти всё. Мы, кажется, влезли в пещеру, они нас там ждали. Их там тысячи или миллионы. Светились... Программа: найти живой мозг и над собой его поставить... дефектная и ограниченная. Я понял, что эта зависшая машинерия нас просто убьёт по своей глупости и от обветшалости. Я тогда позвал Толю, но он не отвечал – в шлеме ревели сигналы этих... обмен информацией. Да я его и не видел. Не повернуться... Или он не мог ответить. Мне приказали сортировать и перекладывать кубики, чтобы... не знаю, зачем. Алгоритм... Сами они могут только прыгать, если лежат на других. Чтобы выжить... я должен был... «холодный сон». Уколоть летаргин. Как я это сделал – не помню. Наверно, умудрился нажать нужные кнопки. А как Толя погиб?
– Он открыл шлем, – ответил Виктор.
– Зачем? он ведь тоже мог...
– Не мог, он был, видимо, под полным контролем. Открыл шлем и уложил в него десяток кубиков. И умер, – сказал Виктор, готовя второй шприц.
– Дефектная и ограниченная... – пробормотал Валдис засыпая. И добавил шёпотом:
– Сволочи...

***

.Валдиса вскоре погрузили в «гроб» и унесли в госпиталь, больше я его не видел. Мы так и не успели подробно обсудить с Виктором Михайловичем его рассказ, поскольку он ушёл вместе с пациентом. А вскоре, и нам с Серым, поочерёдно, пришлось оценить прелести транспортировки в этом тёмном, герметически закрытом контейнере. Другого способа доставить нас в гостиницу не нашлось. Хорошо мы хоть догадались завернуться в одеяла, и то носы чуть не отморозили. Комнаты кто-то занял, и нас поселили в какой-то, где были составлены все курсантские вещи. Нас это не напрягло, поскольку, пользуясь отсутствием начальства, мы легли спать. Проспали до полудня, подкрепились в столовой и снова залегли подремать, теперь уже впрок. Впрочем, и побеседовали на животрепещущую тему. Вопрос стоял так: правда рассказанное биологом, или ему это всё, в основном, приглючилось. И сошлись на том, что правда. Но это только наше с Серёгой мнение.
Уже много позже я пытался узнать, что случилось с Валдисом Клекинсом потом. А – ничего! Учёнствовал себе на Марсе, на Земле, на «Орбите-4», писал зубодробительные труды по экзобиологии, но кажется, ничего про «кубики». Во внушительном списке его работ эта тема не затрагивалась. Может, он и сам подумал, что ему всё привиделось? Или эти работы просто широко не публиковались? Зато тогда была озвучена версия, согласно которой два биолога нашли пещеру и залезли в неё, где и потеряли сознание по вине вышедших из строя скафов. Одного спасли, другого не успели. Скафандры доработаны, больше такого не случится. Слава доблестным покорителям Марса! В общем, почти всё – правда...
Ближе к вечеру прибыли и наши сослуживцы. Причина их задержки оказалась вполне банальной – спасатели растратили весь запас рабочего тела из хранилища базы, и ребята ждали танкера, чтобы улететь. Акопяна и Боросова потом представили к «Спасению в Космосе». А ведь это мы с Серёгой могли получить, если бы обратили внимание на странные помехи... В гостинице толпа курсантов успела только попить кофе и поужинать, после чего нам с Серёгой, наконец, принесли сменные скафы, и – прощай Марс! И здравствуй... Фобос! Программа тренировочных полётов оказалась не совсем закончена, отделение снова поселилось в армейских куполах, а я прибыл в распоряжение планетологов ещё на три дня. Видели бы вы их радость! А я очень порадовал пана Грозного рассказами о случившемся. Хотя меня и не просили никому и ничего не рассказывать, я поведал историю Валдиса и Анатолия, но только ему одному. А вот к «кубикам» я охладел, век бы их не видеть!

***