Списки

  У Милана Кундеры есть эссе "Что останется  от тебя, Бертольд?". Начинает он его со списка, опубликованного в 1999 году одним  из парижских изданий, "из числа,-  серьезных", под рубрикой "Гении века". Открывает список ... Коко Шанель. На первых восемнадцати местах нет ни одного романиста, поэта, драматурга, философа. Есть - один художник, один архитектор, два кутюрье, одна певица, один режиссер...
  "В Европе наступила эпоха прокуроров",- замечает по этому поводу Кундера. А далее рассказывает, какой труд (800 страниц!) написал о Бертольде Брехте профессор кафедры сравнительной литературы Университета Мэриленда, "в подробностях продемонстрировав душевную низость Брехта".
  Автор обличил известного драматурга в том, что он - скрытый гомосексуалист, эротоман, эксплуатировал любовниц, которые якобы за него писали пьесы, обвинил в жадности и равнодушии, приверженности к сталинизму.
  Но этого автору показалось мало. Он разыскал некую женщину, которая когда-то работала с Брехтом, и та, спустя тридцать лет после смерти драматурга, поведала, что от него плохо пахло. За такую "ценную" информацию женщина удостоилась особой признательности и благодарности автора "научного труда".
  "Что останется от тебя, Бертольд?"- вопрошает пораженный Кундера.
  К сожалению, поражаться и удивляться уже нечему. На Западе, да и в России, давно стало обыденным явлением:не разбираться в творчестве известного писателя или художника, или режиссера, а писать о нем, как подметил Кундера, с прокурорской позиции, подпуская в свое творение как можно больше клубнички, и желательно, как можно больше скандальной.
  И уже ты, автор, а не тот, кого ты "исследовал", в центре всеобщего внимания. Вот какой молодец, не боится свергать известные авторитеты, показал, что на самом деле представлял собой этот имярек...
  Такой прокурорский подход возможен лишь при нравственном растлении общества, отсутствии в нем элементарных правил порядочности. У Кундеры есть еще одно эссе - "Черные списки, или Дивертисмент в честь Анатоля Франса", в котором он по сути рассуждает на эту же тему. Еще до Первой мировой войны  "черные списки", пишет Кундера, "были большой страстью представителей авангарда".
  С таким явлением мы сталкиваемся и в истории русской литературы, когда новые поэты сбрасывали с пьедестала старых, "отживших свое".
  И вот не успели еще отзвучать траурные речи по Анатолю Франсу, как "всё внезапно опрокинулось вверх дном", удивлен Кундера:"для автора началось восхождение к вершинам черного списка".
  "Откуда вообще берутся эти черные списки? Откуда подаются тайные команды, которым они подчиняются?"- задается вопросами Кундера. И дает  ответ:"Из высшего общества. Нигде в мире оно не играет столь важной роли, как во Франции".
  Если и соглашаться с Кундерой, то лишь отчасти.  Потому что явление, названное им "черными списками", существует, если не во всех, то во многих странах. Между литераторами, да и художниками, всегда существовали и будут существовать зависть и соперничество, стремление низвергать кумиров и занять их место.
  Другое дело, в какие формы это выливается, насколько зрелым является общество, чтобы смогло разобраться в том, кто есть кто, кто исповедует истинные ценности, а кто - фальшивые, и является "кумиром на час".
  Сегодня критерии, по которым можно судить, кто есть кто, размыты и размываются всё больше. Сегодня бал правят корысть, коррупция, политическая целесообразность. И не просто на государственном, но и межгосударственном, международном уровне. Пародией на авторитет стали Нобелевские премии по литературе. Всё чаще они присуждаются тем, о ком раньше никто и слыхом не слыхивал.
  На кинофестивалях премии получают фильмы, "осветившие важные гуманитарные и политические темы", как, к примеру, лесбийская любовь или отношения палестинцев и израильтян.
  Журналы разных мастей  упражняются в составлении рейтингов то известных политиков, то их жен, то просто богатых женщин. Критерий их известности - власть и богатство. Завтра они не при власти и богатстве, и уже забыты. А пока все тешатся рейтингами, и журналисты прилично зарабатывают на этом.
  Как низко опустился современный мир! Где забота о духовных ценностях? Ее нет, потому что нет и самих духовных ценностей:они подменены ценностями алмазов и бриллиантов. Наличие этих камней, даже "простого" золота, всё заслоняет. Не книга, а биржа - кумир нынешних поколений.
  К сожалению, эта болезнь пришла и в нынешнюю Россию. А ведь у нее, еще дореволюционной, огромный опыт истинного просветительства народа. Читаю и перечитываю биографические книги, изданные Павленковым, и каждый раз испытываю восхищение и этим человеком, и теми авторами, которые писали их. Какие глубокие знания, какое мастерство, а главное, какая любовь к своей работе, которая буквально сочится из нее.
  И какое чувство ответственности за то, чтобы она была сделана качественно, принесла читателю пользу.
  В советское время книги в серии "Жизнь замечательных людей" тоже выходили. Но хотелось бы перечитать их сегодня? Пожалуй, нет. И лишь по одной причине:о ком бы они ни были написаны, они в конечном счете - близнецы-братья, потому что, как бы ни складывалась их жизнь, они должны были являть собой пример образцового служения делу партии.
  И эта сверхзадача нивелировала их индивидуальность, потому что многие факты подгонялись под нее, а многие вовсе исключались, именно по этой же причине.
  К примеру, что мы знали об Адаме Мицкевиче? И в школе, и в университете его "преподносили", разумеется, как друга Пушкина, но главным образом как революционера, борца за свободу своей родины.
  О его духовных метаниях практически ничего не было известно. И как жаль, что тогда был скрыт от читателей очерк Венедикта Мякотина о Мицкевиче, написанный еще в 1891 (!) году. Скрыт потому, что публициста насильно выслали из советской России, и потому, что то, как он представил образ Мицкевича, не совпадало со сложившимся в советской стране представлением об этом польском поэте.
  Никаким революционером он ни был, а был мятущимся, во многом неуравновешенным человеком, и не случайно, что в конце жизни он увлекся мистицизмом и подпал под влияние некоего новоявленного мессии Товянского. Оба сошлись на своей привязанности к...Наполеону и убежденности в том, что тот был призван принести в мир новое учение и преобразовать мир, но не успел исполнить свою миссию, и теперь они, Товянский и Мицкевич, должны продолжить его дело.
  Потрясающе!
  Такие очерки никогда не устареют. Ибо речь здесь идет о духовных метаниях и заблуждениях, ради которых Мицкевич жертвовал всем, и его страданиям временами даже сочувствуешь:надо же, куда иногда заводит судьба  гениального человека. Но в литературе МИЦКЕВИЧ останется МИЦКЕВИЧЕМ, какие бы там и кем-то не составлялись списки. И никакой хозяйке модных платьев и ей подобным не свергнуть его с пьедестала, хоть сотни списков составляй.
  У истинного гения века другой пьедестал и другие критерии, недоступные блестящим безделушкам.