Лесков

Н.С. Лесков пришел в литературу в 1860-е годы. В России этот период исторических перемен и острых общественных столкновений сочетался с духовным расколом в гражданском сознании и кризисом веры.
И.Н. Михеева (Художественная модель мира в цикле Н.С. Лескова «Праведники»: аксиология и поэтика - дис. к. ф. н. - Киров - 2010) ставит задачу понять драматизм судеб праведников писателя. 
В постижении «русского» Лесков рассматривал весь спектр проявления той или иной свойственной для русского черты: от болезненной любви к Отечеству до неприятия («Сказ о тульском косом Левше и о стальной блохе», «Смех и горе»), от высокой духовности (Савелий Туберозов в «Соборянах») до утраты моральных норм (Катерина Измайлова в «Леди Макбет Мценского уезда»). Но явно или скрыто в произведениях писателя всегда присутствует стремление к правде.
И.Е. Мелентьева (Образы и темы литературы Древней Руси в творчестве Н.С. Лескова - дис. к. ф. н. - М. - 2004) считает, что влияние древнерусской литературной традиции на Лескова гораздо глубже, чем это было принято считать раньше. Чтобы понимать его произведения, надо знать специфику старинной русской книжности.  Писатель склонен к стилю «плетения словес» (соединение в житиях проповеднической риторики с приемами церковных песнопений и акафистов), вводит в свои тексты экфрасис (художественный сюжет), числовой символизм, точно выстроенные синтаксические конструкции, тавтологические повторы и т. п.
Вся старинная русская литература проникнута евангельскими образами «Блудный сын», «милосердный самарянин», «мытарь и фарисей», «Марфа и Мария» и др., которые вошли в русскую культуру и обросли национальными чертами, воспринимаются как чисто русские персонажи.
Русская средневековая книжность смотрела на образцы высокой словесности: Евангелие, житийную литературу и т. д., представляя собой причудливое тождество национального фольклора, авторских сочинений и переводных.
Русский человек «либо алексействует, либо филаретствует» («Инженеры-бессеребреники»), то есть подражает жизни либо как св. Алексея Человека Божия, либо св. Филарета Милостивого. Эти переводные архетипы поведения отложили отпечаток на формирование нации, приобрели национальный колорит.  К тому же, «в научной литературе сложилась и утвердилась точка зрения, что переводная литература в Средневековье (особенно на Руси) входила как часть в состав национальной литературы, переводные памятники обретали в ней самостоятельную жизнь, образы переводной литературы впитывались в культуру, подвергались переделкам и переработкам» (Рогачевская Е.Б. От составителя // Энциклопедия литературных героев - М. - 2001 - С. 5). Архетип древнерусской святости продолжал влиять на представления о праведничестве Лескова.
Основной сюжет христианского сознания: падение - возрождение - воскресение. На этом пути немаловажную роль играет свободное усилие индивида. Преподобный Максим Исповедник отмечал: «у человека два крыла, чтобы возлетать к Богу: свобода и благодать». Субъект не ограничен эмпирическими условиями земного существования и в своей глубочайшей сути обладает свободной духовностью, располагает свободной волей. Он может осуществить свободный выбор, отказавшись от греха. Христос, восстанавливая «падший образ», прощая блудницу, прибавил: «иди и не греши». «Стало быть, грех все-таки назвал грехом, простил, но не оправдал его» (Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. - Л. - 1972-1990 - Т. 23 - С. 16).
Чтобы бороться с грехом, индивиду полагается прилагать старания, но одного человеческого усилия явно недостаточно. Это лишь подготовительная работа. Сам себя человек «за волосы вытащить» не в состоянии. Так, в рассказе Лескова «Чертогон» (1879) «изгнание черта», духовно-душевное очищение героя после дикой оргии купеческого разгула происходит только при вмешательстве высшей силы: во время покаяния перед иконой нечто приподняло московского «туза» за волосы, «как поднимают за вихор мальчишек» (  Лесков Н.С. Сочинения: В 3 т. - М. - 1988 - С. 470).
Л.Н. Малиночка (А.П. Чехов и Н.С. Лесков: проблема преемственности - дис. к. ф. н. - Тверь - 2008) отмечает, что и Лескову, и Чехову удалось создать широкую панораму русской жизни не в жанре традиционного романа, а с помощью множества небольших рассказов и повестей, сложившихся в целостную повествовательную систему.