Одна вторая 1

Он что-то крикнул,
Она замерла, и эхо прошло по стенам квартиры.
Она решила уехать.
Сейчас.
И бросилась в комнату,
в спешке собирала вещи, что-то беспорядочно пихая в сумку, хватала телефон.
Она почти выскочила, но Он уже стоял в проеме двери.

- Пожалуйста, пусти…
- Нет! Ты никуда не поедешь!

Она стала обходить Его и чуть пихнула в плече.
Он разозлился и с силой толкнул Ее на кровать,
Она стала бороться.
Возня была ужасная, а главное быстрая.
Она извивалась, и слезы уже обжигали ей щеки,
Он хватал и прижимал ее запястья к плоскости кровати,
Она кусалась и пинала Его, даже не смотрела куда,
Она очень хотела уехать.

- Успокойся! Слышишь?! Ты никуда не поедешь!

- Пусти! Отпусти меня!, - кричала Она, захлебываясь в соплях.
На минуту, верно, мир потек, расплылся в жидком стекле глаз.
Срывалась на крик.

Он продолжал удерживать Ее.
Она, вырываясь, ползла в сторону двери, но Он опять хватал Ее и кидал на кровать.
Так прошла вечность.
Она обессилила, но продолжала бороться.
Обида и слезы заставляли ее пинаться снова,
отвращение к этим стенам кричало «Домой! Дальше отсюда! Дальше».
Внутри легкие поменялись местами с желудком,
кишки, казалось, подступили прямо к глотке,
а пищевод провалился в низ живота.

Он снова что-то сказал,
но Она уже не слышала что,
не различала звуков, внутренние ощущения заняли все ее сознание.

- Вы все ненавидите меня!!!

Он окончательно взорвался.
Схватил ее за горло, перебросил поперек и стал нажимать с какой-то невиданной злобой.
Ненависть захлестнула его выше краев любого бокала.

- Заткнись, сука! Заткнись!

Не правду говорят: в эти 5-7 секунд Она не видела,
ни промелькнувшую мимо всю жизнь,
ни дорогих людей,
ни маму.
Она не видела ничего, кроме бледнеющего Его лица и белого, рельефного потолка,
а Он сдавил горло еще сильнее.
Спазмы сожгли горло.
«Меня много раз били, но еще никто не душил»
Он отпрыгнул почти мгновенно.
Шаги Его стали быстро удаляться в сторону кухни.
Она свернулась калачиком.
Истерика захлебнулась в оцепенении.
Сколько прошло времени?
Минут десять?
Тридцать?
Может, час?
А слезы не кончались,
а лишь пребывали, как обычно пребывает вода в ванне.
Желтая, ржавая, прогнившая.
И слезы, наверное, были такие же грязные,
такие же отчаянные, кислотные.
Но лицо стало каменным, неподвижным, тяжелым.
Он прилег рядом, гладил по голове,
убирал сырые, запачканные тушью волосы с лица.
Пытался извиняться.
Она не слышала ровным счетом ничего.
Она боролась с собой.
Ах, если б только знали, как не хочется жить.