Одна вторая 2

Она лежала в полной тишине.
Плотные шторы не пропускали лишний свет фонарей в комнату и гасили отблески фар машин.
Это была полная тишина.
Она слышала, как она дышит,
как в соседней комнате под Его матерью провисает и скрипит кровать,
она даже, наверное, слышала, как сон приходит и садится рядом с Его младшим братом,
как он гладит его по щеке.
Она зачем-то заправила вторую половину их общей кровати, верно, для него.
Смотрела в потолок, свернувшись калачиком.
Он вернулся домой очень пьяный.
От него пахло то ли ромом, то ли виски.
По тиканью часов Она посчитала, что было где-то около часа.
Он лег рядом, сперва спьяну запутавшись в застеленном одеяле.
Она продолжала смотреть.

- Это пахнет ром?, - шепотом спросила Она.
- Это пахнет ром, абсент, виски, ликер и еще что-то.
- Ему понравился подарок?
- Я не знаю, он не открывал.
- Жаль…

Она отвернулась к стене, чтобы попытаться заснуть.
Больше всего хотелось,
чтобы этот чертов день уже побыстрее закончился,
чтобы утром можно было собрать вещи и уехать,
чтобы уже никогда не вернуться, не думать и помнить,
помнить, как страшный затасканный сон,
как будто это было год или, еще лучше, лет пять назад.
Боже, а как же хотелось не жить.

Потом уже Он задавал вопросы, спрашивал что-то.
Она уже и не помнит что.
Отвечала на автомате, так, как есть.
Она уже не чувствовала ничего,
кроме нескончаемого потока пустоты и навязчивых идей, что-то на подобие.
Представляла как выйдет погулять из окна.
Ей казалось, что Она не упадет, не умрет, а просто уйдет.
Уйдет так, как всегда хотела – по-английски.

- Поворачивайся.
- Что?, - непонятливо переспросила хриплым голосом Она.
- Поворачивайся.
- Зачем?
- Я тебя хочу.
- Нет.

Еще какое-то время прошло в немой, невнятной борьбе.

- Нет, пожалуйста…, - почти слезно шепотом повторяла Она, - пожалуйста…

Он вошел резко.
Она тихо взвизгнула и замерла.
Фаланги пальцев энертно сжались в кулаки.
Он навалился всем телом и двинулся чуть вперед,
Она зажмурилась и утонула лицом в подушке.
Как хотелось сейчас не быть.
Наволочка опять намокла от слез.
Потом, Он двинулся снова.
На этот раз еще резче и продолжал.
Она сжимала зубы, чтобы не крикнуть.
Спазм сжал низ живота и уже не отпускал, острая боль отдавалась в ноги.
Она не могла думать ни о чем,
кроме этой боли, ни о чем,
кроме о том, как тонкое лезвие ножа будто разрезало ей внутренности,
словно разбитое стекло, распарывающее плоть.
Только не было крови.
Не были ничего.
Ничего кроме осознания Его матери в соседней комнате.
Она была там, была и, может, все слышала, все до единого писка,
может, даже то, как Он вертел Ее как бездушную куклу,
как Она вырывалась и пыталась бежать,
цеплялась за простынь и с надеждой ждала рассвет.

Она оказалась сверху.

- Я не буду…, уже сквозь слезы и шмыгание,
хрип собственного голоса, шептала Она.

- Делай так, как я люблю. Не сопротивляйся. Иначе будет больно.

Больно было уже давно. Почти постоянно.

Она стала двигаться, причиняя боль самой себе,
не думая о том, хорошо ли Ему,
Она просто двигалась.
Не равномерно и не резко, но двигалась, и было больно.
Омерзение ползло из недр Ее желудка наружу,
Ее тошнило.
Он грубо обнял Ее за плечи, прижал к себе и двинулся сам, резко, жестко.
Она взвизгнула и попыталась слезть, почти получилось.
Они поменялись местами.
Он вошел снова.
Так же грубо, с шлепками, со шмыганием и хлюпом.
Она уже ватными тонкими руками пыталась оттолкнуть Его, но Он был сильнее.
Был пьянее,
чем Ее трезвое, полное отчаяния сознание.
Оно почти ушло, почти исчезло,
почти ускользнуло меж изящных пальцев, как песок.
Он перевернул Ее снова.
На этот раз на живот.
Его живой вес выдавливал весь кислород из Ее легких,
Она задыхалась и болела.
Он входил и выходил снова.

- Считай, что это изнасилование, - прошипел Он сквозь зубы Ей на ухо и закончил на спину.
Замер.
Она продолжала не дышать.
Боялась.
Боялась разбудить новый приступ ненависти.

Он кинул в Нее полотенцем.
Она быстро вытерлась и отвернулась, зажавшись в угол.
В голове не было ничего.
Только больно пульсировал живот и спазм уходил в ноги.

- Обнимай!, - властным голосом приказал Он.

Она перевернулась и, все так же продолжая ронять слезы,
обняла Его за шею.

- Обнимай так, чтобы я чувствовал, как сильно ты меня любишь!

Она захлебывалась в соплях, но обняла крепче.

Он заснул быстро и тихо.
Она боялась даже двинуться, даже дышать, но дышала.
Пульсировало в висках.
Пялилась в блеклый свет фонарей за окном, не могла осознать.
И ощущение манекена с продырявленным сердцем.
А чем больше слез, тем горизонт становился все светлее, а небо все ближе…
Ах, если бы знали, как не хочется жить, и солнце встает над руинами.