Племенная Кондориха и её потомство 3

(Окончание)
                В СЕМЬЕ НЕ БЕЗ УРОДА

   Хоть  и  подкармливали  из  жалости  добрые  люди   Кондорихиных  детей,  но   явно их   недолюбливали.  Всех,  кроме  Катюши.  Эту  черноглазую  девчушку  любили  все.   Росла  она  приветливой,  послушной,  немного  застенчивой  и   всегда  благодарила  за  угощение - чувствовалась  в  девочке  некая  интеллигентность.  Но,  к  великому  счастью  Кондорихи,  кроме  Катьки,  никто  из  её  детей   ни  одним  из  вышеупомянутых    пороков  не  страдал.
    В  общем,  Катюша,  у  которой  Алики-азеры  в  отцах  числились,  резко  отличалась  от  всех  рыжих  и  неопрятных Кондориных.

  Алики  от  отцовства  не  отказывались,  навещали  ребёнка,  приносили  сладости  и  игрушки.  Они  и  самой  Кондорихе  помогали,  чем могли:  поправляли  ветхий  забор,  чинили  протекающую  крышу, кололи  дрова. 
  Но  время  шло,  работы  по  договору  были  выполнены,  Алики  получили  расчёт  и  поехали  искать  работу  в  другие  места  бескрайней  Сибири,  подарив  дочери  на  прощание   дорогущую  куклу  Барби,  купленную  по  дешёвке  в  комиссионном  магазине.

   Однако  недолго  тешилась  этим  подарком  Катюша -  Коля  оторвал  Барби  золотистые  локоны  и  выковырял  ржавым  гвоздём  глаза.  Катюша,  прижимая  к  себе  изуродованную  красавицу,  тихонечко  плакала  в  конце  заросшего  осотом  и  молочаем  огорода  -  плакать  громко  она  боялась,  чтобы  не  навлечь  гнев  матери.  Кондориха  не  любила,  когда  кто-то  из  её  детей  был  чем-то  недоволен - это  накладывало  тень  на  её  статус  счастливой  матери  дружного  семейства.
      
         
                ***

   Школу  Катюша  окончила   с  единственной  тройкой   и  поступила  в  медучилище. 
  Среди  относительно  обеспеченных  сокурсниц,  модно  одетых  и  раскованных  в  общении,  скромная  девушка  выглядела,  прямо  сказать,  непрезентабельно  и  вниманием  молодых  людей  похвастаться  не  могла.  Но  вот   это  как  раз  меньше  всего  заботило  Катюшу -   ей  нужна  профессия,  а  не  поклонники.  И  уж  если  совсем  откровенно,  то  некогда  было   девушке  на  свидания  бегать,  потому  что  после  занятий  бегала  она  по  подъездам  соседних  с  общежитием  домов  и  мыла  лестницы.

   Заработок  хоть  и  невелик  оказался,  но  позволил  Катюше  приехать  на  первые  каникулы  в  отчий  (точнее,  в  материнский)  дом  в  новеньком  пуховике, в купленных  по дешёвке с рук хоть и поношенных, но ещё довольно приличных   сапогах  и  с  нехитрыми  подарками.  Подаркам  были  рады,  а  вот   покупкой  пуховика  и  сапог  Кондориха  осталась  крайне  недовольна: не  из  бар,  мол,  она,  Катька-то,  могла  бы  ещё  и  в  старой  куртке  проходить  год-другой,  а  сапоги  суконные  куплены  были  в  прошлом  году  и   их,  вообще, ещё  лет  пять  носить  можно.  Лучше  бы  эти  деньги  матери  отдала,  мать  с  бОльшей  пользой  потратить  сумела  бы. 

   Летом  Катюша  привезла  все  деньги,  заработанные  за  четыре  месяца,  потратив  на  себя  самую  малость:  купила  босоножки,  два  простеньких  платьица и  ветровку.   Кондориха,  поплевав  на  пальцы,  тщательно  пересчитала  купюры,  подозрительно  покосилась  на  дочь  и  вместо  похвалы   проворчала:
-Остальные-то,  поди,  профукала? 
  Но  покупками  на  сей  раз  осталась  довольна:  одно  платье  было  конфисковано  в  пользу  подросшей  Верки,  а  ветровка  пришлась  впору  ей  самой. 

  Так  вот  вполне  разумно  распределяла  Кондориха  материальные  блага  и  материнскую  заботу  между  своими  детьми.  Их  у  неё  на  то  время  было  уже  шестеро.

  Незаметно  пролетели  годы  студенчества.  Катюша  вернулась  в  село,  заняла  место  ушедшей  на  пенсию  фельдшера  Инны  Ивановны,  но  отдельного  жилья  ей  не  предоставили,  и  она  опять  жила  в  своей  большой  и  "дружной"  семье.  Зарплатой  Катюши  распоряжалась,  конечно  же,  Кондориха.  Она  попыталась  было  распорядиться  и  выдачей  больничных  листов:  не  давай  освобождение  от  работы  Киреихе,  она  меня  вчера  обматерила... дай  больничный  Сашке  Ермолову,  он  обещал  дров  привезти.  Но  у  Киреихи  -  фурункулёз,  а  Сашка  Ермолов  хотел  прикрыть  больничным  листом  прогулы  по  причине  пьянства  (кстати, пили  они  вместе  с  Кондорихой),  и  Катюша  сделала  всё  наоборот,  хоть  и  навлекла  гнев  матери  на  свою  бедную  голову.  Сумела-таки  девушка  запретить  ей  вмешиваться  в  работу  медпункта. 

  Из-за  Катюшиного  упрямства  Кондориха  нажила  много  врагов.  Кто-то  стал  врагом,  лишившись  обещанного  ею  места  санитарки  в  ФАПе,  кто-то  не  получил  оплаченного  не  одной  бутылкой  водки  заветного  больничного  листа.  Опозорила  Катюша  мать  родную  перед  всем  честным  народом!

-  Что  поделать, в семье  не  без  урода,- вздыхала  Кондориха  в  кругу  друзей, оставшихся  ей  верными,  и  выдавливала  заветную  слезу. -  Вырастила,  вынянчила...ночей  не  спала...тряслась  над  ней.  На  фершала  вон  выучила. Последнее  от  себя  отрывала.   А  она  вот  как  отблагодарила!

-Да,  да, -  соглашались  "верные"  друзья,  выражали  сочувствие,  осуждали  неблагодарную  Катьку  и  как  бы  между  прочим  интересовались, делится  ли  та  с  матерью  своей  зарплатой  и  нельзя  ли  выкроить  из  Кондорихиного  бюджета  на  дополнительное  возлияние.  Если,  конечно,  Катька  не  будет  возражать.

  Кондориха  гордо  заявляла,  что  всем   в  доме  командует    она  единолично,  в  том  числе,  и  зарплатой  молодой  фельдшерицы.   Катьку  же  она  в  бараний рог  скрутит,  если  та  хоть  слово  поперёк  скажет! Кондорихин  дом  -   не  медпункт,  здесь  уж  Катьке  командовать  никто  не  позволит!

  "Верные"  друзья  были  неплохими  психологами,  и  вскоре  кто-нибудь  из  них  уже  бежал  за  допингом, со  смехом   рассказывая  встретившимся  односельчанам  о  том,  как  ловко  они  провели  придурковатую,  но  не  лишённую  тщеславия  Кондориху. 


  Так  и  осталась  бы  Катюша  вечным  донором  для  своей  безалаберной  мамаши  и  многочисленных  сестёр-братьев,  но  судьба  девушки  сделала  крутой  поворот.  Отслужив  после  колледжа  срочную,  воротился  в  родные  пенаты  её  одноклассник  Ромка  Федотов.

                ***

   Федотовы  жили  напротив  Кондориных,  через  дорогу.  Тамара  Сергеевна  работала  в  сельской  библиотеке,  а  Валерий  Иннокентьевич - электриком  на  подстанции.  Старшая  их  дочь,  замужняя  Светлана,  жила  в  райцентре, работала  терапевтом  в  райбольнице  и  растила двухлетнюю  Леночку,   а  младший  сын,  Роман, ни  с  ПМЖ,  ни  с  семейным  положением  пока  не  определился.  Да  и  молод  он  был  ещё,  чтобы,  как  говорят  в  Одессе,  "делать  себе  беременные  мозги"  по  этому  поводу. 

  Вернувшись  со  службы,  он  гулеванил  с  друзьями,  оттанцовывал  на  дискотеках  и гонял  на  старенькой  отцовской  "копейке"  по  району  в  поисках  приключений.  Нет,  пить  он  не  пил,  ни  грамма - однажды  попробовал  на   день  своего  пятнадцатилетия  разведенный  спирт,  едва  концы  не  отдал  и  с  тех  пор  алкоголь  на  дух  не  переносил.
 
   Этот  день  Ромке  надолго  запомнился.

 Поздравить  брата  приехала  Светлана  с  мужем  Игорем, все  вручили  именнику  подарки,  посидели  за  праздничным  столом,  взрослые  выпили  по  фужеру  какого-то  французского  "Бордо",  ему  налили  яблочного  сока.  Потом  пришли  Ромкины  друзья. От  чаепития  с  праздничным  пирогом  они  отказались  и    утащили  именинника  на  дискотеку.  Игорь,  вышедший  вместе  с  ними  на  крыльцо  покурить,  сунул  Ромке  сторублёвую  купюру  "девкам  на  пряники".
  Компания  решила,  что  пряники  девки  сами  себе  купят,   да  и  девок-то  у  них  ещё  не  было, а  приобретут-ка  они   лучше  литр  спирта  и  отметят  Ромкино  рождение  по-взрослому:  в  доме  участкового  в  компании  с  хозяином.  Сказано -  сделано.  Вот  и  напраздновались  до  поросячьего  визга   участковый  и  пятнадцати-шестнадцатилетние  подростки.

  Они-то  уже  были  привычные  к  подобным  возлияниям,  особенно  участковый,  а  вот  для  Ромки,  впервые  вкусившего  пития  сего,   день   рождения  едва  не  стал  днём   смерти -  лишь  чудом  не  погиб  паренёк.  Январь.  Мороз  под  сорок.  Сибирь  не  Сочи,  хотя  и  там  в  это  время  года  ночевать  на  улице  на  рекомендуется.  Долго  плутал  Ромка  по  темным  улицам  и  закоулкам  родного  села, ставшего  вдруг  совсем  незнакомым.    Только  под  утро  набрел  он  на  знакомую  калитку.  До  дома  дойти  сил  ещё  хватило,  но  войти  в   дом  их  уже  не  оставалось - так  и  рухнул  Ромка  в  сенях,  хмелем  сраженный.

  Дом  не  спал.  Отец  с  зятем  не  единожды  объехали  все  места,  где  мог  быть  Ромка.  Проверили  даже  те,  где  он  по  определению  быть  не  мог.  Звонили  участковому,  но  трубки  никто  не  брал. Паренёк  как  в  воду  канул.

  Мать  с  сестрой  метались  по  дому,  не  знали,  что  и  думать:  Ромка - домашний  ребёнок,  никогда  нигде  не  задерживался  до  такого  времени.

  Под  утро  в  сенях  раздался  грохот.  Выбежавшим  на  шум  предстал  толи  заснувший,  толи  потерявший  сознание  пьяный  именинник.

  К  счастью,  всё  обошлось   рвотой   да  потерей  кожаных  перчаток,  накануне  сестрой  подаренных. 

Вот  с  тех  пор  и  отворотило  Ромку  от  спиртного.  Друзья  относились  к  этому  с  пониманием: пить  не  принуждали,  в  компании  наливали  ему  сок  и  насмешек  по  этому  поводу  себе   не  позволяли.  Ну,  не  хочет  человек - пусть  не  пьёт,  нам  больше  достанется,  деньги-то  он  сдаёт  на  равных. 

                ...
  Кондориха  враждовала  с  Тамарой  Сергеевной  и  не  упускала  случая  позлословить  в  её  адрес.  Она-то, Кондориха,  шестерых  родила, и  все  здоровые,  а  соседка  только  двоих,  да  и  те  больные:  дочка  слепая,  уже    очки  носит,  а  сын, так  и  вообще  не  пойми  кто -  ему  спирт  в  горло  не  проходит.  Её-то, Кондорихины,  дети  его  пьют,  как воду.  Даже  неразведенный.  И  в  очках  никто  из  них   нуждаться  не  будет,  потому  что,  в  отличие  от  Светки,  они  за  книгами,  слава  Богу,  не  ослепнут.  Правда,  Катька  у  неё  не  задалась.   Так  с  Катьки  что  взять, если  она  не  от  мира  сего,  а  от  азеров  этих  кавказских.

  Вообще-то,  Кондориха  враждовала  со  всеми  соседями,  точнее, с  соседками. Враждовала  тайно,  поэтому  о  её  непримиримом  отношении  к  их  семейному  благополучию  никто  из  соседок даже  и  не  догадывался.
 
  Но ни  для  кого  не  было   тайной  то,  что   Кондориха  очень  уважала  соседей-мужчин  и  сокрушалась,  что  не  она  им  в  жены  досталась.
  Только  вот,  к  её  великому  разочарованию,  самих  соседей-мужчин  это  последнее  обстоятельство  почему-то   совсем  не  огорчало  и  никто  из  них  не  поспешал  в  жаркие  Кондорихины  объятия.    Такое   дружное  равнодушие  к  ней  со  стороны  соседей,  конечно  же,  только  усиливало  ненависть  к  их  жёнам,  тайную,  разумеется,  и  толкало  на  всякие  пакости.  Вывод  вполне  логичен:  в  тайной  ненависти  Кондорихи  и  творимых  ею  пакостях  виноваты  мужики. 
  И  надо  же  такому  случиться,  что  сын  этой  презренной  Тамары  Сергеевны  и  ничего  не  понимающего  в  женской  привлекательности  Валерия  женился  на  её  Катьке! 

  Ромкины  родители  приняли  сей  факт  весьма  положительно:  скромная,  добрая  девушка  пришлась  ко  двору.  Сыграли  свадьбу,  а  в  подарок  молодым  купили  им  в  райцентре по  сходной  цене  небольшой  домик. 

  Кондориха  тоже  расщедрилась  и  подарила  дочери  и  зятю  трёхгодовалого  Мишаню.  Пусть  воспитывают.  У  Кондорихи  вон  Верка,  которая  на  трассе  дальнобойщиков  обслуживает,  дитё  родила, Валька,  кажись,  на  сносях.  А  там,  глядишь, и   Федька  с  Петькой  срок  свой  за  грабёж  со  взломом  "отчалят",  домой  возвернутся  новый  зарабатывать.  Не  впервой,  чай.

  Посадили-то  их  ни  за  что,  считала  Кондориха,  подумаешь,  вырвали  пробой  да  медали  какие-то  с  орденами  по  карманам  рассовали.  Дети,  что  с  них  взять.  Одному  шестнадцать,  другому  семнадцать,  кажись.  Точно  она  не  помнит.  А  деду-то  эти  цацки  зачем?  Не  дитё,  чай,  ими   тешиться  да  бренчать.
  Остатние  зубы  ему  выбили да  ребро  сломали?  Сам  виноват.  Нечего  было  так  рано  домой  возвращаться,  Федьку  с  Петькой  уголовниками  называть  да  предыдущими  сроками  глаза  им  колоть.  По  малолетке  тогда  они  шли  и  не  к  нему  они  тогда  лазили,  а  в  магазин.

  В  общем,  не  до  Мишани  было  Кондорихе,  когда  её  Катька  замуж  вышла -   она  в  это  время    очередной  "любовью"  упивалась.

   "Любовь"  звалась  Анатолием,  проживала  в  соседнем  селе  на  пенсию  престарелой  матери,   приезжала  к  Кондорихе  на  стареньком,  оставшемся  ещё  от  покойного  отца,  мотоцикле   и  катала  на  нем  свою  пятидесятилетнюю  "возлюбленную".  "Возлюбленная"  при  этом  развевала  по  ветру  срочно  покрашенные  хной  волосы  и  заглушала  своим  озорным  заливистым    смехом  рёв  мотора,  негодующего  по  поводу  её  безнравственного  поведения.

  Ох,  и  весёлая  же  эта  Кондориха,  ей  всё  нипочём!   

                ***
  К  счастью  Катюши  и  Ромки,  Мишаня  был  седьмым  ребёнком  Кондорихи,   последним. Его  они  воспитали.  Но  воспитывать  многочисленных  Катюшиных  племянников  Ромка  наотрез  отказался.