***

                *   *  *
Я думаю стихами по ночам,
Когда не пьётся и когда не спится.
Когда тоскует чистая страница,
Я думаю стихами по ночам.

И не могу я ручке запретить
С бумагой обнажённою свиданья,
И не ищу работе оправданья —
Что это? Вдохновенье, может быть?

Стих — это крик. Один, но честный крик
От радости ль, от ужаса, от боли.
Это потом появятся мозоли,
И вспухнет в папках прозы черновик.

Стих — это цвет. Один, но верный цвет,
Пронзительный, такой, что ослепляет.
А радугой лишь проза засияет,
И это жизнь? А разве нет?

Стих — это ночь. Пора тоски и грёз,
Когда дневные мелочи забыты.
А проза тащит чемоданы быта.
Так что важней? Бессмысленный вопрос.

Я в океане строк не потону,
Не разобью корабль на мыслях острых.
А что люблю я в двух прекрасных сёстрах:
В стихах — волну, а в прозе глубину.
                1985 г.


     Последний Звонок.

Я десять лет учился,
Из класса в класс тащился.
Сейчас последний прозвонит звонок.
Торжественность момента,
Гремят аплодисменты —
Хоть высморкаюсь что-ли под шумок.
Заныла поясница —
Нельзя ль поторопиться?
Пыхтя, учителя толкают речь.
Стою я еле-еле,
Аж пятки запотели.
Вот здорово бы взять и на пол лечь.
Гляжу на стенгазету —
Знакомые портреты,
А вон моя тупая голова.
Но кто-то подобрался
И тайно постарался
В стихи ввернуть похабные слова.
Училок одарили —
Цветами завалили,
А с нас по трёшке драли за цветы.
По целой трёшке с рыла!
Уж лучше бы купили
Бутылку вместо «этой красоты».
Тут педагог плешивый
Сказал: «Мол, от души я
Желаю вам жизнь новую начать,
Людьми, мол, оставайтесь»,
А я стою, стесняюсь
Под мышкой запотевшей почесать.
С присущим красноречьем
Директор рвёт и мечет —
Любительница крепкого словца.
А я стою, зеваю
И молча вспоминаю
Всю школу от начала до конца.
Да, я учился плохо
И на трудах — уроках
Работал в гараже трудовика.
Когда мы труд узнали,
Нас в УПК погнали,
Учился воровать я в УПК.
Учили нас на пенье
Бетховена твореньям,
А на военном деле — убивать.
Плясать нас заставляли,
И с нас же деньги драли:
«На ритмику по красненькой сдавать!»
Зубрил я аксиомы,
Учил законы Ома,
На химии я аж два эс вдыхал...
Был с радости или с горя
Неряшлив наш историк,
И часто пуп поверх штанов торчал.
Учили нас на «Праве»...
Что делать мы не вправе,
Насколько садят урок за грехи.
А на литературе
Учили нас культуре,
Читая Маяковского стихи.
Ещё учившись в школе,
Привык я к алкоголю,
Меня бранила школа и семья.
Мне скоро восемнадцать —
Я буду напиваться,
Хоть как наш трудовик,
Хоть как свинья.
Учился я неважно,
Пил водку месяц каждый —
Меня травили все учителя...
Ещё воспоминанье:
Сидел я на собранье,
А из кармана спёрли три рубля.
Стою я и вспоминаю.
Вдруг со звонком вбегает в дверь первоклассница —
Дождался я звонка.
С одной большой косичкой,
С фигурой дистрофичной,
Как старая стиральная доска.
Звенит звонок родимый,
Звенит неповторимый —
Сейчас мы разойдёмся по домам.
Плевать на аксиомы!
И позабуду школьных знаний хлам.
Прощай родное зданье,
Где получал я знанья
И матерщину в первый раз сказал.
Здесь химию зубрили,
Здесь в нужнике курили
И затевали с Павловной скандал.
Прощай, столовка наша,
Я после вашей каши
От дизентерии чуть не заехал в гроб.
Прощай и ты, подвальный одёжеворовальный,
И этим знаменитый гардероб.
Прощайте, педагоги, —
Со мной вы были строги,
Но всё же я сердечно вас люблю
За вашу чуткость к детям:
Ведь вы на педсовете
Загнали Зеединова в петлю.
Прощайте, все сортиры,
Прощай и тётя Ира,
Навеки я из школы ухожу.
Природа, солнце, лето.
Мне наплевать на это,
Печально и по сторонам гляжу.
Ведь школы жизнь не лучше:
Я буду ждать получки
И конца смены, как я ждал звонков.
Придётся мне работать
И пить лишь по субботам —
До пенсии уж больно далеко.
24 мая 1979 год. Стих  о  друге.
               
        ПЕСНЯ О ХУЛИГАНАХ

Как тяжело в Свердловске без нагана:
Куда не сунься — всюду хулиганы.
Лишь вечер — озверевши от вина,
По улицам шатается шпана.
И, сторонясь, обходит их прохожий,
Боясь за свой карман, очки и рожу…
Идут, орут лохматые скоты —
Хозяева Свердловской темноты.
Вот на газоне спит с получки пьяный,
Над ним склонились двое хулиганов,
И у пьянчуги юный паренёк
Берёт часы и толстый кошелёк.
Да вот недавно же в моём подъезде
Мне хулиган, смеясь, по морде съездил,
На днях и в нашей школе «дорогой»
В сортире я ограблен был шпаной.

У Светомузыкального фонтана
Всегда толпятся сотни хулиганов.
Туда вы вечером не суньте нос.
Что, почему? — наивнейший вопрос.
А коль потащишься туда — то так и знайте:
Прижмёт шпана вас, и тогда считайте,
Что повезло, коль вывернув карман,
Вам морду не попортит хулиган.

Вот суд идёт, и судят хулигана:
Рябого парня с мордой обезьяны.
Злорадно вы уставились в экран.
Ну что ж, один попался хулиган,
А в городе десятки их и сотни,
Ограбят, дав по морде в подворотне,
А из тюрьмы — ведь нынче год ребёнка —
Всех малолетних выпустят подонков.

Читал я в фантастических романах,
Что в будущем исчезнут хулиганы,
Но, думаю, что всё это — враньё.
Бессмертно на Земле хулиганьё.
И сквозь века, сквозь время и пространство
Шагает по планете хулиганство.
И перспектива в будущем одна:
Появится и в космосе шпана.
Ноябрь 1979 год.


       К МАРИЕ НАУМОВНЕ.(Умирающей учительнице)

Мария Наумовна, Вы умираете…
Настал ваш печальный черёд.
Я Вас никогда не любил, Вы же знаете,
А тот, кто не любит, не врёт.

Простите за то, что жизнь — штука жестокая,
И больно всегда умирать.
Простите, что так и не понял урока я
О том, что всех надо прощать…

Я знаю, людьми воспитать нас хотели вы,
Но Вы не умели учить.
Ведь, правда, чтоб выросло крепкое дерево,
Не надо все сучья рубить…

Теперь, когда Вас душит пальцами липкими,
Терзает безжалостный рак.
О Вашей беде мы судачим с улыбками:
«Мол, чёрт возьми, надо же так?!»

Не Ваша вина, что до времени скисли мы
И к жизни утратили вкус.
А, впрочем, делиться тяжёлыми мыслями
Я с Вами, как прежде, боюсь.

Простите, но я ничего кроме жалости
Испытывать к Вам не могу.
Учили добру Вы, не зная усталости,
А службу служили врагу…
1982 г.