Неаполь...

С каждым новым прослушанным альбомом я понимаю, насколько сильно я утонула в музыке неаполитанца, насколько сильно я оказалась змеей в руках фокусника с дудочкой и хочу снова и снова слушать эту музыку...

Не знаю, может быть, я чокнулась, или это последствия хронического дефицита романтики и красивых мужчин (да и не только их), или все вместе. Может, сказалась детская мечта — поездка в Неаполь (тогда я мечтала попробовать пиццу и моцареллу), усиливающаяся с каждым разом после прочтения книг-просмотра фильма и вспыхнувшая с новой силой после первого прослушивания альбома Патрицио Буанне...

Я мурлычу себе под нос его репертуар; вместо того, чтобы запоминать алгоритмы создания модных стрижек, - вспоминаю античные статуи в Риме; по ночам мне снятся колоритные улочки Неаполя с не менее яркими обитателями; читаю книги только об Италии и учусь готовить настоящую итальянскую кухню, остыв пока (пока!) от изучения языка... Как видите, скучать мне некогда: по вине своего чересчур острого восприятия мира я завязла в увлеченности Bella Italia по самые «con pomodoro».

Когда подруга спросила, что я такого нашла в «этом толстом и носатом Буанне, у него еше и пальцы толстые», я долго смеялась. А что, всем мужики должны быть худыми как жерди, с длинными пальцами скелета и маленьким носиком принцессы? И не такой уж он и толстый, она еще не видела толстых, двухсоткилограммовых туш... Начала ей объяснять, подыскивая сравнения — сравнила музыку итальянца со старым, выдержанным в мрачном подвале, вином, которое можно смаковать целую вечность, катая по нёбу. Обозвала меня алкашкой («Начиталась своего Буковски!») - и это при том, что спиртное я не принимаю из-за аллергии (что поделать, такова жизнь — в список запрещенных продуктов попали клубника с малиной, шоколад, мед, цитрусовые и алкоголь, из-за аллергии мне невозможно дышать весной и в начале лета и нельзя есть полуфабрикаты и китайскую кухню)...

Лучшая подруга (теперь уже бывшая) «случайно» (знаю я это «случайно») прочитала мои записки, которые якобы вывалились из сумки (да, сумка стояла на скамейке и была раскрыта, но тетрадь была на самом дне моей бездонной кошелки — ладно, проехали), и потребовала немедленно отправить их в издательство («Тебя ждет успех и гонорары, любовники в сто раз круче этого Бане (о Господи! Неужели так трудно запомнить его фамилию?) и счет в швейцарском банке, а также преданный генеральный директор, которым она и намеревалась стать. В итоге эти записки лежат в столе, гонораров у меня — 400 рублей за ночную смену сортировщицей печатной продукции, вместо шикарных любовников — полный штиль на амурном фронте, ко мне часто подходят две категории мужчин: крепко женатые, уставшие от своих жен и разочаровавшиеся в них, и сопливо-наглые самоуверенные глисты в скафандре, ищущие тягловую лошадь. И тех, и других я боюсь как огня — уж лучше старой девой остаться и варить айвовое варенье племянникам. Счет в швейцарском банке так и остался нулевым, а «генеральный директор», использовав меня на всю катушку, забыла клятвенные речи о вечной дружбе и предала меня в угоду своей эгоистичной душе... И куда я кинулась искать утешения? А все туда, туда — нырнуть с головой в этот омут, пусть на час — на два, но хоть как-то улизнуть от этого грохочущего, перемалывающего тебя механизма человеческого общества. И пусть он только на экране — но он не закатывает скандалы, не лезет в душу с болезненными вопросами, не мотает нервы, не плетет интриги и не требует внимания. Он поет, поет так, что весь негатив в душе куда-то исчезает, как будто он огромным шарфом закутал и согрел...
 
«Неаполь — это неспетая еще никем до конца песня» (Л. Сухоруков). И если это так, то это — прекрасно!