Ножичек

Все уже спали, только я и папа сидели за столом нашей узкой кухни и тихо беседовали. В основном, говорил отец, а рассказчик он был отменный. Сегодня он опять заговорил о своём младшем брате Авруме, который во время Второй мировой войны ушёл добровольцем в Красную Армию и бесследно исчез.
«Уже поздно, надо идти спать» сказал отец. Я встал из-за стола, но остановился. «Давно хотел тебя спросить, как так получилось, что твои братья Аврум и Зелиг служили во время войны в Советской армии, а ты не служил?»
«Это длинная история» ответил папа. Завтра вечером расскажу.
На следующий день, после ужина, отец начал свой рассказ…

«…Свою эвакуацию мы начали из нашего родного городка Леово, в котором наша семья жила ещё до войны. Когда в конце июня 1940 года, Советский Союз объявил Румынии ультиматум, я и почти все другие братья, работающие в Бухаресте, срочно выехали к родителям в Леово. А через пару дней Советские войска заняли Бессарабию и Северную Буковину. Въехать то было просто, а вот выехать не разрешили. Так что с конца июня 1940 года почти все мы проживали в Леово, в небольшом городке, на берегу реки Прут, по которой проходила новая граница с Румынией. В это же время немцы оккупировали Францию и поползли слухи, что скоро и у нас может  начаться война.
Мой отец предложил переехать подальше от границы, в деревню к знакомому крестьянину, молдаванину. Там  мол, будет спокойнее. Крестьянина этого мой отец знал давно и очень хорошо. Не смотря на то, что мой отец был простым портным, до прихода Советской власти, наша семья была довольно зажиточной: у нас было 30 коров, более 100 баранов и надел пахотной земли, на которой сеяли пшеницу и на баржах по Пруту перевозили до Дуная и там продавали на торгах. Всё это хозяйство твой дед сдавал в аренду тому самому крестьянину, который платил нам частично деньгами, а в основном продуктами: время от времени приезжал к нам и привозил брынзу, мясо, муку, вино и многое другое. Как всегда, если отец решил, то так и сделали: отец с матерью и младшей сестрой переехали в то село, где, несмотря на смену власти и потерю своего хозяйства (Советская власть постаралась), их приняли очень хорошо. Другие братья и сестры, у которых уже были свои семьи, продолжали жить на своих местах. Я, в поисках работы ездил по Бессарабии и жил там, где была работа.

Когда Германия напала на Советский Союз, я сразу же поехал к родителям – помочь им во время эвакуации, но их там не было. Хозяин, у которого они жили, сказал, что уже пару месяцев, как они уехали в Одессу.
Потом, когда судьба нас всё-таки свела, мама рассказала, почему они уехали.
Однажды, она пошла в магазин, купить кое-что для дома. По дороге возле неё остановилась военная машина, в которой сидел какой-то офицер.
Открыв окно, он спросил маму: «Вы не знаете, где тут живут евреи?»
«А кого Вы ищете?» вопросом на вопрос ответила мама.
«Я ищу Рейзл Кройтор,» Сказал офицер.
«Рейзл Кройтор? Так вот она я - стою перед Вами. А Вы сами кто будете?»
Офицер вышел из машины, подошёл к маме и сказал: «У Вас в Одессе есть брат Велвел. Так я его сын Миша, а Вы получается моя тётя. Когда Ваш брат - мой отец, узнал, что меня отправляют по службе в Бессарабию, он попросил меня, чтоб я обязательно нашёл Вас и переправил к нему в Одессу».
И уже шёпотом добавил: «Скоро будет большая война. Вы, конечно, не распространяйтесь об этом, но собирайтесь и уезжайте к нам в Одессу»
Никто тогда не мог знать, что ожидает Одессу в этой войне.
Посадив маму в машину, они поехали к ней. Найдя хозяина, мамин племянник дал ему денег и наказал: «Отвезёшь их до Бендер, там переправишь на пароме в Тирасполь, а в Тирасполе посадишь их на поезд до Одессы».
Боясь спорить с Советским офицером и получив неплохие деньги, крестьянин этот на следующий же день запряг двух лошадей, помог родителям погрузить их нехитрые пожитки на телегу, и так они поехали в Бендеры. Приехав в Бендеры, поехали к переправе через Днестр. Возница помог перенести вещи на паром, но ехать с ними отказался. Он сказал, что Тирасполь давно советский и что там много Советских войск, и он боится, что его не пропустят обратно домой к семье.
Дед не спорил.
Развернув лошадей и телегу, крестьянин уехал домой.
Родители с сестрой перебрались на пароме в Тирасполь, там добрались до вокзала, сели на поезд и приехали в Одессу.
Но, когда я добрался до Одессы – их уже эвакуировали в среднюю Азию.
Узнав, куда их направили, я отправился за ними.

На всех дорогах было полно беженцев. В то тревожное время фашисты иногда были всего в нескольких километрах от нас. Транспорта не хватало, каждый шёл, как мог: кто на попутной машине, кто на подводах, кто пешком.
 
В конце Сентября я добрался до Мариуполя и пробыл там около 10 дней.
Положение было тяжёлое, беженцы прибывали каждый день. Выехать из города было тяжело, говорили, что немцы на всех дорогах, и я как и многие искали пути для организованной эвакуации.
Как то днём, в поисках еды, я забрёл в сравнительно тихий район города. Улицы здесь казались мне даже сонными, по сравнению с тем районом, в котором я и ещё пару беженцев снимали комнату. Дойдя до перекрёстка, я увидел в конце улицы, около одного из домов, большую очередь. Я поспешил туда, ведь там, где есть очередь, наверное, продают еду. Но подойдя поближе, я увидел, что почти вся очередь состоит из молодых парней в военной форме и провожающих их девушек или родителей. Я спросил у одного парня, что это за место и что они все здесь делают?
«Военкомат» - кратко ответил он, «А мы отправляемся на фронт!»
«На фронт, на фронт!» - эхом отозвались во мне его слова.
«А где можно записаться в армию?»
«Это за углом, в другом конце здания», улыбаясь, ответил он.

Обойдя здание и пройдя мимо группы военных, куривших под деревом папиросы, я оказался у двери с надписью «ПРИЗЫВНОЙ ПУНКТ».
«Ты куда?» преградил мне дорогу, стоящий у двери красноармеец с винтовкой, «Где повестка?»
«Мне в армию, но повестки у меня нет. Я сам, добровольцем».
«Без повестки нельзя» - отрезал он.
Я замешкался, не зная, что мне делать.
Один из куривших подошёл к нам и, обратившись ко мне, спросил: «В красную армию значит хочешь? Добровольцем?»
Я утвердительно кивнул головой.
«Пропустить, со мной. Потом ему выпишу пропуск».
«Есть пропустить» ответил часовой, отдавая честь, и распахнул входную дверь, «Проходите». Мы прошли несколькими полутёмными коридорами и оказались перед оббитой коричневым дерматином дверью. И у этой двери стоял солдат с оружием. Солдат вскинул руку, быстро отдавая честь.
Мы вошли. Офицер (у него в петлицах были три эмалевых прямоугольника) сел за стол, который был на удивление чистым  и пустым: несколько листков чистой бумаги, чернильница, ручка с пером, пару отточенных карандашей в стакане. Вот и всё, что было на его столе. И ещё настольная лампа, и пепельница с окурками.
«Присаживайся» он указал на табурет, стоявший по другую сторону стола.
Я осторожно сел.
«И откуда же ты доброволец, и как звать величать тебя?» полушутливо полусерьёзно спросил он. «Документы есть? Давай!»
Я протянул ему свой паспорт.
«Кройтор Анчел Гершович, родился в Румынии…»
«Румын значит!» и вдруг резко меняя интонацию, очень строго, глядя прямо мне в глаза, бросил: «Это, с каких таких пор Румыны идут добровольцами в Советскую Армию? Вы со своим Антонеску сотрудничаете с фашистами, воюете против нас, и вдруг – доброволец!»

Я на своём ломаном русском, попытался объяснить, что я беженец, что я еврей, а  не Румын, хоть и родился и жил в Румынии до 1940 года, пока советские войска не вошли в Бессарабию. «Вот и в паспорте у меня записано – еврей».
«Я и сам вижу, что там у тебя записано, но я хочу знать правду, почему тебя потянуло в Советскую Армию? Может ты Румынский шпион или диверсант? А документы на еврея тебе твоя сигуранца* выправила!»
И вдруг как крикнет: «Встать! Оружие есть?»
«Нет, нету у меня никакого оружия» растерянно ответил я.
Он видимо нажал на какую-то кнопку, т.к. дверь неожиданно открылась, и вошёл вооружённый боец.
«Вызывали товарищ капитан?»
«Обыскать!» только и рявкнул в ответ капитан.
 «Лицом к стене» - приказал мне солдат. «Руки на стену, ноги пошире!»
Я автоматически выполнял его приказы.
Он обыскал меня с ног до головы и положил на стол капитана мои деньги, перочинный нож и удостоверение члена «Garda dе Fier»**.
«Свободен» - солдат вышел.
«Садись» - я сел.
«Итак, холодное оружие всё-таки имеется?!» язвительно, то ли спросил, то ли утвердил капитан.
«Но это же перочинный ножичек» пытался объяснить я.
«Нет, это не просто перочинный ножичек», он выдвинул самое большое лезвие, шириной с палец и длинной около 7 сантиметров. «Таким ножом запросто можно до сердца добраться! И сколько же здесь всего!»
Конечно же, капитан был прав в том, что это не просто перочинный ножик - это была моя гордость! Этот швейцарский ножик я купил в Бухаресте, когда работал у старшего брата заготовителем сельхозпродуктов на оптовом рынке. Я отдал за него почти месячную зарплату! Кроме 2-х острых лезвий, там был штопор для пробок от винных бутылок, открыватель для пивных бутылок, шило, отвёртка, пилочка для ногтей и даже ножницы. А ещё маленькое увеличительное стекло. Но это не было холодным оружием!

«А фотоаппарат для шпионских съёмок в нём тоже имеется?» вкрадчиво произнёс офицер, с интересом рассматривая увеличительное стекло.
«Нет там никакого фотоаппарата» заверил я.
«Ну, это мы ещё проверим»
«А это что за документ? Интересно».
Капитан открыл моё удостоверение и резко взглянул на меня. «Ну, вот ты и попался, голубчик!»
«Кройтору Ангел Георгиевич, член фашисткой Garda de Fier c 1936 года!
Ну и глупый же ты шпион. Такой документ надо было в Румынии оставить или сжечь!»
«Я всё объясню. Это шутка, анекдот. Это я на спор с друзьями записался в Железную Гвардию».
«Что ты мне голову морочишь. Можешь объяснить - объясни, но рассказывай всё понятно и подробно».
«Хорошо, я расскажу с самого начала».

 «Я очень хорошо учился в школе и румынским языком владею лучше, чем многие румыны. Да и по другим предметам у меня были отличные отметки, так что после седьмого класса директор школы порекомендовал моему отцу отправить меня в хорошую гимназию. Но за хорошую гимназию надо было много заплатить и отцу пришлось выбирать или заплатить за моё обучение в гимназии или купить ещё бочку хорошего вина, чтоб хватило до следующего урожая. Думал он не долго, и купил ещё одну бочку вина. А меня отправил в Бухарест работать у старшего брата».
 «Что ты мне зубы заговариваешь! Какое это имеет отношение к найденному у тебя ножу и членству в фашисткой организации?!» перебил меня офицер.
«Вы же сказали всё и подробно»

«Что дальше!» опять перебил меня офицер.
«Вот так в пятнадцать лет я оказался в Бухаресте, начал работать у брата, а так как я жил и ел у него, то с первой зарплаты смог позволить себе купить этот дорогой и особенный швейцарский ножичек.
 
А с фашистами было так. Я подружился с несколькими еврейскими парнями и как-то мы сидели в кафе, пили вино и болтали о политике. Кто-то бросил, что эти фашисты из Garda de Fier совсем обнаглели и нам евреям лучше вообще не попадаться им на глаза, ещё, мол, убить могут!»
На что я, спьяну, заявил, что я их не боюсь и, вообще, я не похож на типичного еврея, и по румынки говорю без всякого акцента и знаю язык так хорошо, что если захочу, то вообще могу сам записаться в их Железную гвардию! «Кишка тонка» со смехом бросил кто-то из парней. Слово за слово, поспорили мы, что если я запишусь в фашисты, друзья купят мне 2 бутылки самого дорогого французского шампанского, а если испугаюсь и не пойду записываться или если пойду, и меня разгадают, но я выйду из этого живым, то я поставлю ребятам ящик хорошего вина.
 
На следующей неделе я надел свою кожаную куртку и пошёл записываться в железную гвардию.
Всё оказалось проще, чем я сам себе представлял. Мой румынский действительно был отличным, а увидав перед собой высокого, крепкого парня в кожаной куртке, никто даже не подумал, что я не румын. Записали с моих слов все мои данные, велели уплатить членский взнос, взяли мои фотокарточки, которые я приготовил заранее, и велели прийти через неделю. Неделей позже, получив членский билет, я побежал показать его ребятам. Не веря своим глазам, они всё же повели меня в винный магазин и купили две бутылки отличного французского шампанского, которое мы тут же и выпили.

Вот так я и получил это удостоверение, а не выкинул, потому что показывал друзьям и знакомым как курьёз, мол, я - еврей, а сумел записаться в фашистскую железную гвардию».

«А я думаю, всё было наоборот. Документ этот ты получил потому, что ты самый настоящий фашист! И хранил ты его, чтобы смог, если надо будет доказать это кому надо будет! А паспорт на имя Анчела Гершовича тебе справила румынская разведка, и заслала тебя к нам шпионить и проводить диверсии!»
«Нет, что Вы», пытался возразить я, но он уже нажал на кнопку вызова охраны. Вошёл тот же солдат.
«Увести в комнату ожидания и следить за ним в оба глаза!»
«Есть» ответил солдат и мне «Руки за спину, на выход!»
Он отвёл меня в какую-то комнату без окон. В комнате был один только деревянный топчан. «Сидеть здесь и не выходить!»
Боец вышел в коридор, даже не закрыв дверь на ключ. Но я и не собирался выходить без разрешения. Я почувствовал, что мне угрожает какая-то опасность.
Я был голоден и очень зол. В основном на себя. Зачем я пошёл записываться в Красную Армию, если они считают меня за фашиста. Но я не думал тогда, что мне угрожает смертельная опасность. Это потом я узнал, что невинных людей расстреливали без того, чтоб у них был заграничный нож и тем более удостоверение фашиста.

Время шло, ко мне никто не заходил, меня никуда не вызывали, казалось обо мне совсем забыли. Через пару часов в коридоре началась какая-то активная деятельность. Было слышно, как люди сновали туда-сюда, открывались и закрывались двери кабинетов. Слышались отдельные слова, обрывистые резкие приказы: «Быстрее… нет времени… эти папки не брать…»
Я был здоров и молод, и, несмотря на голод, заснул на том деревянном топчане – как в пропасть упал.

Проснулся я от холода и тишины. Тишина стояла гробовая. Как будто весь город умер. Я слышал только своё дыхание и биение сердца. И никаких звуков из вне.
Осторожно подойдя к двери, я прислушался затаив дыхание. Тишина!
Тихонько приоткрыв дверь, выглянул в коридор. В коридоре стоял полумрак, и не было видно ни души. На полу валялись какие-то бумаги.
Я вышел и направился к кабинету, в котором меня допрашивали.
К моему удивлению дверь кабинета была раскрыта нараспашку, как и многие двери других кабинетов вдоль коридора. Войдя в кабинет, я увидел, что и здесь на полу валялись какие-то бумаги, а сейф, который находился за спиной офицера, был открыт и пуст.
Всё говорило о поспешном бегстве, но я, не чувствуя опасности, продолжал осмотр. На столе лежали мой паспорт, членский билет Garda de Fier, и кучка деталей моего, почти полностью разобранного и местами сломанного, перочинного ножичка.
Я взял и положил себе в карман паспорт и удостоверение Железной гвардии, которое я в тот же день сжёг в лесу. Повернулся и направился к выходу.

Вдруг тишину прорезали тарахтящие громкие звуки. Я сразу же понял, что это за звуки. Один раз они уже спасли мою жизнь…

Это было на Украине. Как и многие другие беженцы, мы шли небольшими группами, обычно несколько человек или большая семья. Наученные горьким опытом, мы старались ночевать где-то на окраинах городов или деревень. На этот раз нам просто повезло! Мы постучались в последний дом улицы, круто подымавшейся вверх от центра городка. За домом виднелись огороды, идущие вниз до небольшой речушки, а сразу за ней густой лес.
Был тёплый летний вечер. Все были уставшими и очень обрадовались, когда на наш стук, дверь открыла симпатичная женщина лет тридцати пяти и, не спрашивая обычного «Вам чего?», пригласила нас войти в дом.
Нас было шестеро, четверо мужчин и две женщины. Мы молча вошли. Хозяйка быстро затворила за нами двери.
«От фрицев убегаете?» Наши кивки подтвердили её предположение.
«Небось голодные?» На что мы дружно и так же быстро закивали головами.
«А деньги хоть есть, или какие ценности?»
Мы не удивились такому вопросу. Добыть еду было нелегко. Хоть у многих хозяев её было достаточно, но все чувствовали, что это временно.
«Есть немного денег», тихо ответили мы.
«Ну, добре, завтра рассчитаемся. Давайте за стол».
Долго нас упрашивать не надо было. Через пару минут на столе стоял большой глиняной кувшин с молоком, каждый получил по паре кусочков чёрного, кисловатого домашнего хлеба и по большому солёному огурцу.
«Чем богаты, тем и рады, а спать будете здесь». Широким жестом хозяйка указала на пол и вышла из комнаты.
Все были уставшими и, поев, мы погасили свет и начали устраиваться на ночлег. Было тихо, но вдруг кто-то постучал во входную дверь. Мы замерли прислушиваясь.
Хозяйка подошла к двери и спросила «Кто там?»
«Открывай кума», услыхали мы грубый мужской голос. «Вы тут с гостями гуляете, вот и я хочу с ними выпить!»
«Да нет у меня никого, тебе спьяну показалось».
«Да ничего мне не показалось, у тебя никогда так поздно свет не горит, только если гости. Пусти, говорю!»
«Да иди ты проспись!» в сердцах крикнула хозяйка и пошла к себе в комнату.
«Ну, сука, ты ещё пожалеешь!»
 
Мы услышали удаляющиеся шаги. Потом стало тихо. Только минут через пятнадцать мы забылись в тревожном сне. Спали мы, как всегда одетые, готовые к любой неожиданности.
 
Далёкий шум заводящихся мотоциклов, заставил меня резко вскочить на ноги. «Вставайте, быстро вставайте!» будил я спящих попутчиков. «Немцы в городе. Это их мотоциклы».
Все вскочили, побежали к выходу. В дверях стояла хозяйка.
«Бегите огородами вниз, к лесу. Речушка наша не глубокая и во тьме перейти легко».
Я выходил последним и почувствовал, что хозяйка суёт мне что-то в руки.
«Бери, это хлеб, Вам сгодится».
«Дай Вам бог здоровья», выбегая, только и успел ей крикнуть я.
Уже забежав в лес, мы услышали немецкую речь: «Wo sind die Juden?»
Кто-то сразу перевёл: «Где евреи?» и голос хозяйки: «Та Вы что, не видите, что он пьян, как свинья. Нет, и не было у меня никаких евреев!»
«Так может они в лесок убежали», послышался заплетающийся голос того самого мужчины, что пытался войти в дом.
Мы услышали  звук хлёсткой пощёчины и за ней пьяное, скулящее «за что?»
 
То ли немцы действительно поверили хозяйке, то ли побоялись ночью соваться в лес, но мы услышали звуки отъезжающих мотоциклов.
Мы побежали лесом, и хоть за нами не было погони, все понимали, что надо уходить как можно дальше...

Тихонько приоткрыв дверь на улицу, я, как и ожидал, увидел мотоциклы с немецкими солдатами. Да, это их стук разбудил меня. Немцы входили в Мариуполь!

Я понял, что убегая, в спешке, обо мне забыли. И ещё я понял, что надо быстро уходить, через другую, выходящую во двор дверь.
Выбежав, я дворами и окольными улицами добрался до дома, в котором оставил своих родных. Но там их не оказалось. Надеясь, что они ушли до прихода немцев, я побежал на восток, в сторону небольшой рощи, над которой солнце уже окрасило небо в розовый цвет.
 
Мне предстоял ещё долгий и нелегкий путь до встречи с родными в Сталинграде. Потом эвакуация в Киргизию, где я встретил и полюбил твою маму и где родился твой старший брат. Но это уже другая история…»


 *Сигуранца – Румынская тайная полиция, существовавшая с 1921 по 1944 годы.
** Garda de Fier (Железная гвардия) - крайне правая политическая  организация фашистского толка, действовавшая в Румынии в период между двумя мировыми войнами.
 
   

  29/07/2013  Холон, Израиль.