Вспышка

Москва. Мы (это я и  подруга) идем по второму этажу универмага «Сокольники». Справа – ряды отделов со всякой всячиной. И везде толпы людей, мечтающих чем-либо поживиться. Подруге, собственно говоря, ничего не надо, однако пройти мимо магазина - не в ее силах. Зашла и затащила меня, чуть-чуть упирающегося. А упираюсь, потому что попусту не люблю шастать по магазинам. Нет такой привычки.

Подруга, у которой муж, как ребенок, и двое детей, наоборот, обожает московские магазины. Подруга уже успела запастись подарками (и в большом количестве) для всех своих чад и домочадцев и готова с чистой совестью убыть из столицы хоть сию минуту. Однако наш фирменный поезд «Урал» уходит лишь в 17. 00, поэтому у подруги есть в запасе несколько часов и их она намерена употребить с пользой для себя. Ах, как повезло мужу и детям и до чего ж не повезло мне! Это смертная мука – сопровождать женщину в ее беготне по магазинам.

Подруга уже побывала в отделе верхней женской одежды. Вынырнула оттуда довольно быстро. Развела руками. Понял: ничего подходящего. Не очень-то задержалась и в отделе мужских головных уборов. Тоже понятно: издали видно, что, кроме серых кроличьих шапок, на полках-то нет ничего. А вот в отделе галантереи подруга неожиданно задержалась: толчея такая, что не сразу и разберешь, что там только-только выбросили. В основном, давятся женщины. Ищу глазами, вытягивая шею,  подругу. Нахожу. Маячит, что заняла очередь. Мой взгляд быстро оценил размеры очереди: не на час. Отхожу к огромному оконному витражу, чтобы не мешать снующим, и жду. По отдельным репликам возбужденных женщин догадываюсь: колготки дают, причем, импорт. Женщины активно обмениваются репликами, обсуждая достоинства будущих приобретений. Мнения разделились: одни – отдают предпочтение колготкам югославского производства (они, мол, прочнее), другие – явно склонны предпочесть товар немцев (дескать, их изделия имеют менее броский цвет и к тому же без рисунка), третьи, которых, как мне кажется, большинство, - категорически против югославских и немецких колготок и голосуют обеими руками за французские (многозначительными взглядами и полуфразами, понятными только им, намекают на то, что изделия более сексуально выглядят из-за своего ажурного рисунка, идущего от бедра вниз).

Гляжу на часы. Боже мой, прошло всего-то десять минут. А мне они показались уже вечностью. Приходит на ум старинная мудрость: нет ничего хуже, чем ждать и догонять.

Прошло еще полчаса. Весь истомился. Главное – некому понять и посочувствовать. И тут (метрах в пяти от меня) молодая женщина (ей не больше двадцати пяти) с распущенными русыми волосами за руку подводит к окну милашку-девочку (этакий носик-курносик), на голове у которой полыхает розовой зарей огромный бант. Мама строго говорит крохе, которой, наверное, не исполнилось и трех лет:

- Стой тут и жди маму… Хорошо? – кроха мотает головёнкой в знак того, что она согласна постоять чуть-чуть, если маме так надо. Мама объясняет. – Сарафанчик симпатичный тебе присмотрела.

Девочка дает маме наказ:

- С Чебурашкой, ладно?

- Куплю с Чебурашкой… Если будут.

Женщина отходит и встает в очередь поменьше. Отмечаю про себя: москвичка. Москвички – совсем другие: несуетливы и, заходя в магазин, глаза их, не загораются жадно-ищущим блеском. Как у полчищ провинциальной саранчи, налетающей гигантскими волнами на столичные магазины  и сметающей с полок все более-менее приличное.

Я смотрю на кроху. Она смотрит издали на меня. Так и обмениваемся многозначительными взглядами. Я тяжело вздыхаю и качаю головой. Кроха набирает много-много воздуха, потом с шумом выпускает и покачивает бантом.

Ах, как мы друг друга понимаем! Общая судьба – ключик, открывающий сердца.

Краем глаза замечаю, как кроха бочком-бочком  делает один шажок в мою сторону и останавливается, потом другой шажок и вновь останавливается. Делаю вид, что не вижу этих женских хитростей. Девочка также делает вид, что ничего особенного и не происходит: она скучающе смотрит в потолок.

И вот она уже рядом. Своей мягкой и теплой ручонкой берет мою руку и, не глядя на меня, крепко пожимает. Отвечаю на приветствие ласковым движением пальцев. Так и стоим – рука в руке, не глядя друг на друга и не произнеся ни слова.

И… время сразу помчалось вперед с невероятной скоростью. По крайней мере, мне так показалось.

Подошла русоволосая женщина со свертком в руках. Она укоризненно сказала:

- Непослушная… Разве здесь тебя оставляла? – вопрос повисает в воздухе. – Хочешь посмотреть сарафанчик? – и вновь вопрос мамы остается без ответа. – Ну, тогда – пойдем.



Женщина берет девочку за руку. Они делают несколько шагов от меня, и тут кроха вырывается, бежит ко мне, обхватывает мои колени и кричит:
-
 Не пойду!.. Никуда не пойду!..

Женщина возвращается и укоряет по-взрослому дочь:

- Нельзя так себя вести в общественном месте. Что о тебе подумает дядя, а? Скажет: фу, какая непослушная и упрямая девчонка.

- Не скажет, не скажет, не скажет! – кричит в ответ на укоры ребенок. – Он – хороший! Он будет моим папой.

- Что ты говоришь, девочка?! У тебя есть папа… Он дома и ждет тебя… Разве ты не любишь папу?

- Люблю! Но хочу-хочу-хочу, чтобы дяденька тоже стал моим папой! – девочка поднимает глазки-черносливинки на маму, в которых заблестели слезы. – Мамуля, разреши, а?

- Но, девочка, так не бывает… Папа бывает только один…

- Хочу второго папу… Дяденьке грустно, и я его одного не оставлю…

Женщина запускает, чтобы сломить детское сопротивление, последний и главный аргумент.

- У дяденьки, наверняка есть уже своя такая лялька. Зачем ты ему нужна, упрямица?

Кроха поворачивается ко мне. Вижу, что вот-вот из глазок брызнут слезы. Она пристально смотрит мне в глаза.

- Не нужна, да?.. Не хочешь быть моим папой, да?..

- Охотно, малышка, но…  – я в затруднении: мне совсем не хочется огорчить ребенка, но мне также не хочется и маме создать дополнительные трудности. И я нахожу нужные слова. – Знаешь, как мы поступим? - в  девочке засветилась надежда.

- Как? – совсем по-взрослому спрашивает она.

Я опускаюсь перед крохой на корточки.

- Ты с мамой сейчас пойдешь домой и там с папой поговоришь… Если он не огорчится… Ты же не хочешь огорчить любимого папу, правда?

Девочка отрицательно мотает головой.

- Не хочу… Папа хороший и крепко меня любит…

- Ну, вот… Если он не огорчится от твоего желания иметь второго папу, то вернешься с мамой сюда… А я буду ждать здесь, хорошо?

Глазки у девочки высохли, в них – радость надежды. Она кивает:

- Ты только жди меня, ладно? Я обязательно приду… Вот увидишь…

Женщина благодарно улыбается.

- Спасибо.

Они уходят. Девочка еще несколько раз оглядывается и весело машет мне рукой. Девочка – счастлива. Я – не меньше ее. Ведь только что передо мной произошла история, в которой столько непосредственных чувств. Это – короткая и яркая вспышка по-детски наивной, но искренней любви, вспыхнувшей внезапно в душе крохи. Искорка любви забудется ребенком, потухнет уже на другой день и, возможно, не оставит в нем никакого следа. Зато – я хорошо помню. И те немногие искорки по-прежнему греют мою душу. Какое все-таки счастье, когда тебя любят. Пусть даже вот так,  скоротечно, подобно мгновенному всполоху на далеком горизонте.

МОСКВА - ЕКАТЕРИНБУРГ, август 1984 – ноябрь 2005.