Богатырь поэзии. Беседа В. Маркова и Л. Поляковой

БОГАТЫРЬ ПОЭЗИИ
ПО СВОЕМУ ПРИРОДНОМУ ТАЛАНТУ


К 270-летию Г. Р. Державина


14 июля исполняется 270 лет со дня рождения великого русского поэта, правителя Тамбовского наместничества (1786—1788) Г. Р. Державина.
О личности художника, его вкладе в отечественную и мировую литературу предлагаемая беседа с авторитетным литературоведом, доктором филологических наук, профессором ТГУ им. Г. Р. Державина, членом Союза писателей России Л. В. Поляковой.

— Лариса Васильевна, в одной из своих работ о Державине вы вспоминаете опубликованную на страницах нашей газеты беседу с вами известного тамбовского журналиста А. Н. Лобоцкого, который спросил тогда: «Неужели в стране, в которой мы живём, «политически неопределённой и экономически неустойчивой», «в государстве, которое 600 лет собирали, а теперь оно распадается на составные части, в обществе с деформированной моралью…» Державин, «произведения которого нынче почти никто не читает», кому-то интересен? (Тамбовская жизнь, 1993, 4 сентября — В.М.). С тех пор прошло ровно 20 лет. Что бы вы ответили на этот вопрос, если бы он прозвучал сегодня?

— Уже тогда было ясно, что уважаемый мой собеседник был, мягко говоря, не прав. Интервью проводилось в 1993 году в период открытия в Тамбовском пединституте Державинской юбилейной международной научной конференции, зафиксировавшей, как раз наоборот, огромный интерес литературоведческой общественности к наследию этого поэта. Тогда на нашей кафедре вышли фундаментальные коллективные монографические труды: «Творчество Г. Р. Державина. Специфика. Традиции» и «Творчество Г. Р. Державина: проблемы изучения и преподавания». Были изданы специальные выпуски журнала «Кредо», уникальной любовной лирики поэта «Пленира». В конференции принимали участие не только отечественные литературоведы, но и зарубежные. Особенно интересны были доклады болгарских исследователей из Софийского университета. Иначе говоря, всё свидетельствовало об огромном авторитете русского поэта и активной востребованности его творческого наследия. И словно специально в доказательство мысли о непреходящей ценности поэтических открытий Державина и его историко-литературной миссии целый цикл научных докладов представляли исследования проблемы державинских традиций, влияния поэта на Пушкина, Грибоедова, Достоевского, Чехова, Блока, Цветаеву, Гумилёва, Булгакова и других писателей.
Скорее всего, можно говорить о факте существования феномена широкой читательской и субъективной или профессиональной трансформации, восприятия поэзии Державина, их несовпадения, о том, что творческое наследие этого поэта нуждается в дополнительной популяризации у читательской аудитории. Эту особенность современного функционирования действительно не простой для чтения державинской поэзии учёл коллектив авторов под руководством ректора ТГУ профессора В. М. Юрьева, подготовивший к нынешнему юбилею подарочное издание, короб из трёх книг для массового читателя.

— На страницах «Тамбовской жизни» регулярно рассказывается о деятельности Державина как правителя Тамбовского наместничества, и это вполне понятно и объяснимо. И всё же бессмертие Державину обеспечила его поэзия. Лариса Васильевна, не могли бы вы коротко рассказать нашим читателям о вкладе Державина в историю литературы и востребованности его творчества в наши дни?

— Это очень объёмная тема, она требует анализа конкретных произведений, творческой эволюции поэта, освещения истоков его поэтического вдохновения, раскрытия путей взаимодействия державинского наследия с открытиями русской и мировой литературы. Сегодня чрезвычайно актуальна и востребована сама личность Державина, деятельная, неравнодушная, страстная, жизнелюбивая, словно он всегда помнил, какой ценой досталась ему жизнь. Известно, что поэт родился слабым ребёнком, и чтобы спасти сына, родители решили, по народному обычаю, обмазать его тестом и держать в тёплой печи, «дабы получил он сколько-нибудь живости». Об этом Державин, очень склонный к шутке, часто вспоминал. Личность поэта — глубоко патриотичная, России преданная и Россию созидающая. Например, за неполные три года своего правления в Тамбове (1786—1788) Державиным сделано столько, сколько не смог раскрыть в себе наш край за всё предшествующее столетие. И державинская поэзия была и осталась мощной силой созидания России. Однако опыт Державина поучителен и в другом: для успешной реализации яркой, в том числе верховной, личности и её планов нужно здоровое состояние духа нации. А это наша сегодняшняя проблема, и потому жизнь и творчество русского поэта нам по-особому интересны.
По словам Белинского, «…мы имеем… великого, гениального русского поэта, который был верным эхом жизни русского народа, верным отголоском века Екатерины II». Он первый поэт-реалист, первым из литераторов России осознал себя поэтом национальным, — русским не только по языку, но и по мышлению, по практической философии ума, чуждого мистицизму. Он художник-новатор в изображении реального человека в окружении подлинных событий и обстоятельств жизни, быта, природы и вещей, что и сделало Держа-вина способным открыть «тайны национальности», национальную обусловленность характера своего героя. Поэт впервые открыто заговорил о «степной формуле крови русского человека», заинтересовал читателя собственным внутренним миром. В державинском стихотворении «Ключ» (1779) впервые в русской поэзии природа выступила как самостоятельный объект изображения,  самостоятельная эстетическая ценность и вместе с тем как источник поэтического вдохновения. В своём творчестве Державин сломал классицистические нормы, привычные жанровые градации в поэзии, буквально ликвидировал строгую жанровую систему, внедрил процесс смешения жанровых критериев, прежде всего в оде, совместив в ней гимн и сатиру, хотя и чисто сатирических од он написал немало: открыто и бесстрашно поэт творил свои инвективы в адрес «земных богов», чем оказал значительное влияние на Пушкина и Лермонтова. Такова, например, ода «Властителям и судиям» (1786), которую автор начал писать ещё в 1780 году, а завершил в год приезда в Тамбов. Организующим центром поэзии Державина всё активнее становился образ автора. Пожалуй, впервые в русской поэзии Державин ввёл любовную лирику в художественную концепцию человека и бытийную философию. Его ода «Бог» стала первым произведением русской литературы, получившим подлинно всемирную славу.
Не случайно крупная победа национальной академической науки связана тоже с именем Державина: именно о нём написан фундаментальный труд в двух томах академика Я. К. Грота «Жизнь Державина…» (1880—1883), им же подготовлено уникальное проком-монтированное собрание сочинений поэта в девяти томах (1864—1883). В XX веке известными медиевистами и державиноведами опубликовано немало уточнений к этому издательскому «левиафану». Примечательно, что и первый выпуск серии «Библиотека поэта», созданной М. Горьким в 1931 году, представлял сборник стихов именно Державина с предисловием самого М. Горького о задачах издания серии. Как и труды Грота в XIX веке, выход книги в «Библиотеке поэта» стал большим событием в культурной жизни России XX века.
«Богатырь поэзии по своему природному таланту», как назвал поэта В. Г. Белинский, Державин был певцом России и делал всё, что мог, для её процветания. В. Ф. Ходасевич в своей книге о Державине очень точно написал о том, что для Державина только тот мир прекрасен, который похож на Россию. Его лирический герой, как и сам поэт, жизнелюбив, наделён чертами молодости. Он истинный русский человек, непобедимый, «несокрушимый Росс», объединивший все народы России: «Народы света с полукруга, составившие Россов род». Русская история, героическая и трагическая, служит лирическому герою Державина неиссякаемым источником возвышающего духа. В оде «На взятие Измаила» (1791) поэт писал:
Где есть народ в краях вселенны,
Кто б столько сил в себе имел:
Без помощи, от всех стесненный,
Ярем с себя низвергнуть смел…?
…О Росс! твоя лишь добродетель
Таких великих дел содетель...

— Очевидно, только хорошо зная историю своего Отечества, психологию и дух русского человека, повадки иностранца в России, можно было писать так, как Державин: «Французить нам престать пора, но Русь любить». Или из стихотворения «Оленину» (1804):

Тебе, — так Россу только можно
Отечества представить дух;
Услуги верной ждать не должно
От иностранных слабых рук,
И впрямь: огромность исполина
Кто облечёт, окроме сына
Его, и телом и душой?
Нам тесен всех других покрой.

— Конечно. К тому же ведущим жанром поэзии Державина была ода с её колоссальными художественными возможностями. В творчестве Державина и в первую очередь в одах ярко отпечатался русский XVIII век с его бурной внутрироссийской и внешнеполитической жизнью. Очарованный деятельностью неоднозначной исторической фигуры императрицы Екатерины II, Державин стал её певцом, создал ряд её стихотворных портретов и портретов выдающихся русских военачальников тех лет: А. В. Суворова, Г. А. Потёмкина, П. А. Румянцева. В одическом стихотворении «Снигирь» (1800), написанном на смерть А. В. Суворова, скончавшегося 6 мая 1800 года в присутствии Державина, создан потрясающий плач о великом полководце:

Что ты заводишь песню военну
Флейте подобно, милый снигирь?
С кем мы пойдём войной на Гиену?
Кто теперь вождь наш?
Кто богатырь?
Сильный где, храбрый,
быстрый Суворов?
Северны громы в гробе лежат…

Я. Грот излагает историю о том, как у поэта в клетке жил снегирь, выученный петь одно колено военного марша. Когда автор по «преставлении» Суворова возвратился домой и услышал, что птичка поёт военную песнь, он написал оду в память «столь славного мужа».
Поэт обогатил портретную живопись русского XVIII века, её колористику (произведения Ф. Рокотова, И. Никитина, В. Боровиковского, Д. Левицкого). Стихотворный портрет поэта стал открытием в истории русской литературы, он значительно расширяет наши представления о портретной живописи столетия.

— И всё-таки, помнится, в одной из наших бесед, «ореолом поэтического гения» вы назвали оду «На смерть князя Мещерского» (1779), а оду «Бог» (1784) с диалогом автора с Богом о статусе человека — первым произведением, включившим имя автора в кон¬текст всей мировой литературы.

— Да, это Белинский назвал так оду о Мещерском, и оба эти произведения требуют совершенно самостоятельного разговора. Здесь вот ещё о чём следует сказать. Сегодня своеобразный программный исторический смысл обретают недавно прозвучавшие слова архиепископа Волоколамского митрополита Питирима: «Россия представляется мне экспериментальным полем Творца. Ей уготован исторический путь синтеза. Мы всё время синтезируем. В Х веке мы восприняли христианство и византийскую культуру в высшей точке её развития. Произошёл первый синтез — нашей славянской самобытности и христианства. Возникло государство Киевская Русь. В XIII веке Русь была завоёвана ордами монголо-татар. Это было бедствие, но тем не менее она прошла и через это испытание, осуществив некий новый синтез — преодолела раздробленность и научилась ценить мощное централизованное государство, ставшее началом великой империи. Затем, при Петре Великом, мы восприняли европейскую возрожденческую культуру опять-таки в высшей точке её развития — и как результат синтеза возникла русская культура XIX–XX веков. Наконец годы советской власти дали некий синтез марксизма, европейского экономического учения с исконно русским началом общины. Сейчас Россия стоит на пороге какого-то нового синтеза. Поэтому нам так важно познать самих себя, определить свою идентичность». Имен-но державинская идея синтеза («Я связь миров, повсюду сущих… Я царь — я раб — я червь — я Бог!»; «народы света с полукруга, составившие Россов род») во многом идентифицировала жизнь, быт и бытие, историческое предназначение русского человека и России. Человек, по Державину, — это гениальное соединение полярных качеств, потому он, человек, является гармонизирующим началом мирового устройства. «Ум и сердце человечье были Гением моим», — любил повторять поэт. Вера в разум и нравственное достоинство человека способствовали его художественным открытиям и подготовили будущий расцвет русской лирики. Носителями лучших человеческих качеств в поэзии Державина становятся не только реальные крупные исторические деятели, современники, которым поэт посвятил свои замечательные оды, но и друзья. И всё же ещё в ранней «Оде на великость» (1774) Державин писал: «Восторгся дух зарёй в чертог! / Страны вселенныя, взирайте, / Божествен образ познавайте: / Великость в человеке — Бог!»
Что касается оды «На смерть князя Мещерского», то в ней поэт размышляет о бренности и скоротечности жизни. Державин превратил оду в исповедь человека, осознавшего беспощадность смерти, уничтожавшей высшие ценности в общем-то всегда трагического бытия:

Глагол времён! металла звон!
Твой страшный глас меня смущает;
Зовёт меня, зовёт твой стон,
Зовёт — и к гробу приближает…
Как в море льются быстры воды,
Так в вечность льются дни и годы…

Ода о кончине князя Мещерского написана в 1779 году, однако её философия занимала всё существо поэта до конца его земных дней. За три дня до кончины он на аспидной доске написал свой знаменитый стихотворный апофеоз под названием «Река времён...», в котором распрощался с друзьями, жизнью и мужественно встретил диалектический итог и финал, истинность которого понял давно:

Река времён в своём стремленьи
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
А если что и остаётся
Чрез звуки лиры и трубы,
То вечности жерлом пожрётся
И общей не уйдёт судьбы!

В творческом наследии Державина особое внимание современного читателя, бесспорно, привлекает любовная лирика, произведения, написанные под воздействием трепетного чувства великого поэта к Екатерине Яковлевне Бастидон и многое раскрывающие в личности самого поэта и его философии. Ей посвящён целый стихотворный цикл: «Невесте» (1778), «Препятствие к свиданию с супругою» (1778), «Видение Мурзы» (1784), «Ласточка» (1792, 1794), «Скромность» (1791, 1798), «На смерть Катерины Яковлевны…» (1794), «Сафе…» (1794), «Призывание и явление Плениры» (1794) и другие. Это очень яркая, оригинальная страница в истории русской поэзии о любви, страница, пока недооценённая исследователями. Любовь стала художественной доминантой поэта Державина, определила его творческую программу, порушившую нормативные каноны классицизма, углубившую в поэзии психологизм, активно включившую в неё черты автобиографизма, наполнившую поэтическое творчество размышлениями о природе чувства. Любовь Державина к Бастидон была мощным стимулятором всего бы¬тия поэта. Она созидала и формировала яркую творческую индивидуальность поэта, его художественное кредо. Любовь воспринималась Державиным как самостоятельный объект изображения, источник поэтического вдохновения, самостоятельная эстетическая ценность, обретала черты державинской философии божественного, становилась проявлением добродетели, душевного величия и в целом — измерением личности.

— Лариса Васильевна, мы всё время говорим с вами о величии личности Державина. А вот как с обычными человеческими слабостями? Они у него были? Мне, к примеру, нравится его стихотворение «Кружка». Его часто цитируют, особенно в застолье, и не всегда упоминают имя его автора...

— О! Здесь есть чему поучиться у Державина, что перенять. Один из постоянных мотивов поэзии Державина — действительно застолье. Оно символизирует своеобразную домашнюю предрасположенность русского человека. Поэт приглашает нас к столу, «на русский мой обед», как гостеприимный хлебосольный хозяин, а если сам — гость, то с особым восторгом воспевает всё, чем предстоит насытиться. Державин настолько щедр на описание накрытого стола, что эта специфика державинского художественного зрения стала специальным предметом изучения. Русский поэт создал стихотворный натюрморт как жанр, улавливающий мимолётное блаженство.

— Уважаемая, Лариса Васильевна, и всё-таки какова актуальность поэзии Державина, каково участие его лирического героя в решении наших сегодняшних проблем?

— Об актуальности державинской поэзии можно говорить бесконечно. Однако есть одна не просто актуальная, а болезненная проблема, державинский взгляд на которую нам сегодня особенно ценен. Я имею в виду вопрос о славянском единстве и его современных возможностях. Именно сегодня в среде образованной общественности возрождается интерес к идеям «все¬славянского единства». Исторически он возрождался всегда в самые драматические эпохи. Например, когда началась Первая мировая война, когда, как писал В. Эрн, «время славянофильствовало», воодушевляющий пафос славянского единения отвечал отмеченной Достоевским «всемирной отзывчивости» русского сознания, обращал южных, западных и восточных славян к России, к её особой исторической миссии. Это настроение, эту мысль об объединительной роли России ещё ранее в «Пророчестве» (1850) сформулировал Ф. Тютчев, а в 1904 году – Ф. Сологуб в стихотворении «Единение племён»:

Перед подвигом великим
Единеньем многоликим
Под святые знамена
Призывай, страна родная,
Все, от края и до края,
Без различий племена.

Сегодня всё чаще звучит тревога о том, что стало затруднительным сла¬вянское единство. С месяц назад на русском языке опубликована очень интересная статья болгарского литературного критика, историка литературы, публициста и философа, ответственного редактора литературно-художественного журнала «Просторы» Панко Анчева «Возможно ли славянское единство?» Автор с горечью констатирует, что «ширится культура американского типа, служащая для развлечения, и идеологическая пропаганда американского образа жизни, так называемой «американской мечты». Она агрессивна и распространяется по всему миру, обезличивая всё индивидуальное, национальное. И никто не в состоянии противостоять…» Она навязывает правила и нормы, которые противоречат славянской духовности, особенно духовности южных и восточных славян. По оценке болгарского слависта, урон, нанесённый славянству американизацией жизни и западноевропейским рационализмом, «по силе и последствиям можно сравнить с колонизацией народов Америки и Африки и даже с истреблением и ассимиляцией индейцев в США, в процессе которой были почти полностью ликвидированы их культуры и этнические особенности».
В этом контексте — необходимости славянского единения и сопротивления, кстати, контексте, во многом тождественном идее профессора В. М. Юрьева о «державности», думаю, особый интерес представляет творческое наследие Г.Р. Державина, его заострённо общеславянский пафос. В программном стихотворении «Памятник» (1795) поэт совсем недвусмысленно написал:
… Так! — весь я не умру,
но часть меня большая,
От тлена убежав,
по смерти станет жить,
И слава возрастёт моя, не увядая,
Доколь славянов род
вселенна будет чтить.
И мы слышим и понимаем акцент этой строчки: «Доколь славянов род вселенна будет чтить».

— Вы сказали о подготовке к печати подарочного издания к юбилею поэта. Пожалуйста, проинформируйте подробнее нашего читателя о нём.

— Инициатива создания юбилейного триптиха принадлежит В. М. Юрьеву, который уже на протяжении многих лет мечтал об издании в Тамбове державинского стихотворного наследия. Однако подготовка научного издания стихов поэта-классициста-новатора может быть осуществлена лишь специалистами в области, во-первых, литературы и культуры XVIII века, во-вторых, специалистами-текстологами. У нас в Тамбове, к сожалению, нет ни тех, ни других. Поэтому достаточно солидный том стихотворений поэта с небольшими комментариями и даже словарём подготовлен в качестве популярного издания членом Союза писателей России, известным тамбовским краеведом и знатоком русской поэзии В. Т. Дорожкиной, а я написала вступительную статью «Волшебный кристалл поэзии Г. Р. Державина» с анализом его поэтического творчества. Это, пожалуй, первая попытка тамбовских литераторов издать достаточно объёмный сборник избранных произведений поэта с аналитическим сопровождением.

— А какие ещё две книги входят в этот издательский проект?

— Одну из них «Так в вечность льются дни и годы»: тамбовский период жизни и творчества Г. Р. Державина» (ответ. ред. профессор Н. Л. Потанина, доцент Г. Б. Буянова) представляет коллективный труд, состоящий из информационно-аналитических, исследовательских и фотоматериалов, подготовленный под руководством директора института филологии профессора С. С. Худякова. Отдельная книга — «Тамбовские известия» (авт.-сост., вступ. ст., коммент. В. Канищев, Ю. Мещеряков, Ю. Мизис), изданная в 2012 году в университетском издательстве — первое полное (№ 1—52) репринтное издание газеты, — печатавшейся в Тамбове по инициативе Державина с января по декабрь 1778 года.

— Каким тиражом выходит это подарочное издание? Можно ли его купить или заказать в издательстве ТГУ дополнительный тираж?

— Оно выходит тысячным тиражом. Для вузовского издательства это почти массовый тираж. Полагаю, допечатка (конечно, не менее 50-ти экземпляров) возможна, но это компетенция руководства университета и издательства (тел. 45-28-19).

— Что вы скажете нашим читателям в завершение нашей, на мой взгляд, содержательной и интересной беседы?

— Своё исследование «Литературное наследство Г. Р. Державина», помещённое в томе академического серийного издания «Литературное наследство» (1933) с материалами о русской литературе XVIII века, Г. А. Гуковский завершил словами: «Конечно, весьма возможно, что в других архивах и в других городах имеются Державинские материалы. Следует пожелать, чтобы исследователи, знакомые с такими материалами, напомнили о них хотя бы столь же кратко, как это сделано в настоящем обзоре». В год 270-летия со дня рождения Державина со времени публикации этого исследования Гуковского прошло 80 лет, но оно сохранило актуальность основных, программных положений классика науки о поэте. Реагируя на пожелание автора фундаментального труда, мы констатируем, что в многочисленных изданиях Тамбова, где администрировал наместник Г. Р. Державин, не только имеются новые сведения о его государственной службе, но и опубликованы литературоведческие труды, которые интересны не только специалистам. Большое дело, по-моему, делает и «Тамбовская жизнь», на протяжении десятилетий периодически возвращая нас к имени великого русского поэта.
Беседовал
Валерий МАРКОВ,
член СП России, Член Союза Журналистов России

Опубликовано в областной газете "Тамбовская жизнь" в № 93 от 13 июля 2013 года