БЫТЬ, КАК ВСЕ

                БЫТЬ, КАК ВСЕ?
Павел Клюев, бригадир слесарей, неосвобожденный секретарь парторганизации коммунистов крупного городского предприятия, а также член бюро горкома партии, в последние дни «перестройки» был приглашен на совещание в обком партии. Ехал он вместе с секретарем горкома в одной машине.

Сначала слушали доклад и выступления вместе в одном зале, а потом производственников пригласили в отдел промышленности. Совещание у Клюева закончилось раньше, поэтому он решил подождать секретаря в коридоре. Стоит у окна и размышляет: «Ждать здесь или пойти на улицу к машине, с водителем поболтать?» На этаже кроме зала заседаний несколько кабинетов. Вышел человек в очках, запер дверь на ключ, направился к лестничному проходу. И вдруг в конце коридора увидел Павла. На лице его сразу отразилась мысль: «Разве допустимо, чтобы не обкомовский работник находился в коридоре обкома партии?» 
- Что ты тут делаешь?
- Жду, когда совещание у секретарей закончится. Мы уезжаем на одной машине.
- Откуда ты?
- С берегов Дуная. Я секретарь парткома комбината.
- Здесь нельзя ждать.
- Никаких запрещающих знаков нет. У меня такой же, как у Вас, партбилет, и я в своем обкоме партии.
- На этом этаже хранятся секретные документы.
- И Вы, значит, боитесь, что я их украду, а подумают на Вас?
- Не положено здесь находиться. Идите на первый этаж, где охрана. Все там ждут, и Вы не лучше других.

Что-то знакомое, давно забытое напомнила Клюеву эта фраза: «Все там ждут. Все…». И он, получается,  тоже «все»? Вот в чем дело! «Будь, как все!»   
- Но мне и здесь неплохо.

- Уходите, или я сейчас вызову охрану!

Собеседник Павла, вначале казавшийся человеком интеллигентным, с каждой секундой терял самообладание. Он уже выглядел взъерошенным петушком, приготовившимся к драке. Его бесило, что какой-то член партии с периферии решил сравниться с ним, подумайте только – с работником обкома партии! А о том, что рядовые члены партии, Павел в том числе, предоставили ему эту работу, это здание, этот кабинет, делегировали определенные полномочия, об этом он никогда не задумывался. 

Павел понял душонку вечно подчиненного человека, которому подвернулся случай покомандовать. И уже знал, что чиновник от партии ни перед чем не остановится. Будет биться в истерике, пока не добьется, нет, не ухода Павла с этажа, а чтобы кто-нибудь стал свидетелем его рвения! Такие люди способны на клевету, на оговор, на любую подлость. Парторг не дал ему сладкой возможности унизить его и с удовольствием ушел на свежий воздух.

Приучать к мысли, что он должен быть таким, как все, его начали еще в детстве. А впервые он это остро прочувствовал, когда его обидели до глубины души - не пустили в кино.

 …Это был особый период жизни в сельской местности. Деревенского кинозрителя в послевоенный период обслуживали кинопередвижки. Сначала разносился слух, что кинопередвижка уже в соседнем селе. Потом появлялась афишка с названием  кино и датой. Затем высылали подводу и торжественно привозили аппаратуру и киномеханика. Все это время только и было разговоров, что о предстоящем сеансе. Интерес к кинофильму все возрастал. И стар, и млад ждали заветного вечера, когда они придут в клуб, купят билет, займут место в зале и посмотрят фильм.

Киномеханиками были девчата и молодые женщины. По деревенским меркам - очень красивые. Видимо от того, что одевались по-городскому. Всем своим видом показывая, что они особые, священнодействуя, устанавливали они в тесном клубе аппаратуру. Тут же выбирали двух или трех пареньков себе в помощники. Теперь бы сказали, что эти ребята прошли кастинг. Их учили крутить электрогенератор. Работая, мальчики бесплатно смотрели кино.

А остальные пацаны вместе с взрослыми покупали билеты у киномехаников за деньги. Правда, далеко не все. Дождавшись, пока зал начнет наполняться зрителями, а киномеханик, сдерживая напирающую толпу, проверяет билеты, кто-нибудь выставлял нижнее стекло окна, и в это отверстие мальчишки лезли один за другим, как гольяны в банку.

Скамеек было мало. Зрители сидели на полу перед экраном. Другие стояли у стен. А у мальчишек было свое излюбленное место – на крошечной сцене по другую сторону белого экрана. Так что толкаться в очереди никакой необходимости у них не было. В дверь ломились сразу всем селом. Все решали сила и наглость.

Приобретя билет, Павел однажды умышленно не стал толкаться и пришел к самому началу сеанса, когда уже все вошли в зал. Предъявил киномеханице билет, а она ему не верит. Для нее было непонятно, как это деревенский мальчик не давился в очереди и не толкал других? Ты, говорит, у кого-нибудь из зала билет взял. Как же, отвечает он, взять можно, если и контроль не оторван?

Подозрительная попалась женщина. Не пустила Павла в кино. Оставила его на улице и заперла дверь на крючок. Мимо проходил кто-то из знакомых мужчин. Мальчик к нему: помогите, растолкуйте ей, что он не жулик. Да и свидетели есть в зале. Прохожий только пожал плечами и пошел своей дорогой.

В клубе шел сеанс. Все смотрели фильм. А Павел с билетом в кармане расхаживал по улице. Но в окно не полез! Хотя мог бы. Характер не позволял ему унизиться до такой степени, чтобы воровски пробираться в зал через окно на виду своих односельчан. Он считал лазание через окно позорным, равносильным воровству.

И ушел он домой ни с чем. Но, пожалуй, это не так. Павел сделал вывод: в определенных обстоятельствах нельзя выделяться. Прежде всего, при общении с людьми невысокого полета и ограниченного ума. Вроде этой женщины-киномеханика. У нее только и власти всего, что не пустить мальчишку в зал. И она ее применила! А то, что в зале не менее десяти безбилетников, - это ее мало волновало. Для таких вот и надо быть, «как все». Иначе любое отклонение в поведении вызывает у них подозрение. 

  Павел, когда стал взрослым, вскоре убедился, что правило «будь, как все», универсально. «Киномеханики», иначе говоря – власть предержащие, тоже кое-куда его не пускали, хоть и билет он имел самый хороший – билет члена КПСС. Потому что он все так же считал позором «лазить в окно» за чем-нибудь бесплатным и осуждал за это других. И руководителей критиковал, которые, видя, как «через окно» разворовывают государство, не пресекают, а негласно потворствуют этому.
 
…Чиновник от партии натолкнул его на давнишние мысли. Выходит, что и сегодня он не был таким, «как все»? Да, таков уж характер. Думал он и о том, сколько честных, преданных делу людей пострадало от таких «бдительных»! Если токарь или слесарь постоянно перевыполнял норму, а иногда мог выработать две-три за одну смену, то ему эту норму увеличивали. Чтобы «не высовывался», а был – «как все». И обоснование находили: «Он больше директора будет получать!» Передовиков производства даже товарищи по профессии одергивали: «Из-за тебя нам всем норму повысят».

Вспомнил Павел, как, уже в начале перестройки, газета «Комсомольская правда» отстаивала право дворника ЖКХ на высокий заработок. Где—то, кажется в Иркутске, человек проявил смекалку, смонтировал механизмы и взялся убирать четыре дворницких участка. Дворы его стали образцово-показательными. Он работал за четверых, а ему заплатили всего полторы ставки. «Не положено платить больше»! Уволился изобретатель, вместо него снова приняли четверых дворников. Платить им стали те же деньги, что хотел получать механизатор, но дворы чище от этого не стали.

 В Кузбассе бригаде коммунистического труда Полухина в Киселевске, выполнявшей высокие социалистические обязательства, другие шахтеры писали на стенах угрозы и оскорбления. Смысл их все тот же: «Не высовывайся, будь, как все!»   

…В том же году, когда Павел побывал на совещании, КПСС была распущена. Не стало и СССР. Чиновника от партии с четвертого этажа выгнали вместе с обкомом. И никаких секретных документов там не оказалось. У самого же у него не обнаружилось никаких политических убеждений. Он пошел в услужение другой политической партии и успешно пристроился к «вертикали власти». 

Павел остался верен своим принципам. Он считает, что допустившие развал СССР и КПСС, - преступники, что народ обманули и обворовали. По выходным дням со своими товарищами выносит он на площадь к памятнику погибшим  воинам усилительную аппаратуру. А мимо идут с базара горожане, заплатив за продукты и промтовары последние деньги. Многие останавливаются, чтобы купить или взять бесплатно партийную газету. За двадцать лет всем изрядно надоели политические речи, поэтому их перестали произносить. А вот патриотические песни советских лет люди слушают с удовольствием.