Старая тетрадь Перегон глава 4

Глава 4     «Паганели» и Санёк
Начались обычные ежедневные вахты. На второй или третий день порадовал Санька макаронами по-флотски. Опустошив первую тарелку, он подошёл к раздаточному окну вновь. Улыбаясь, протянул её со словами:
- Да не оскудеет рука дающего!
Справившись и со второй порцией, запил её компотом и шутливо поглаживая живот, изрёк:
- Теперь можно перекурить и отползать в «люлю».
Последняя фраза была не только его «фишкой», она была в ходу у всего экипажа. Люди отстаивали символическую четырёхчасовую вахту, плотно ели и разбредались по каютам. И так три раза в день и изо дня в день. Объяснялось всё очень просто: суда совершенно новые, даже запахи краски ещё не успели выветриться. Ни драить, ни красить,ни подкрашивать ничего не надо. Денег нет и ехать в город нет смысла.
Такой маленький, сто пять метров в длину и пятнадцать в ширину, островок «коммунизма». Правда, в слегка искажённом виде. Постулат «каждому по потребностям» исполнялся чётко и неукоснительно. Мало тебе трёхразового питания, закончились сигареты, захотелось кофейку с печеньем? Да нет проблем! Иди к коку, возьми всё в «лавочке» под роспись, получишь деньги - рассчитаешься.
С другой половиной постулата «от каждого по способностям» было несколько иначе. Понимал, что у людей способностей навалом, коли, за такие дела берутся и доводят их до конца. Но в тот момент злило, немного раздражало. Я кручусь, как белка в колесе, а они день-деньской «дуру» валяют. Видно отвык от профессии. Да ничего не поделаешь - каждому своё. Вот ведь жизнь проклятущая. Почти на каждый случай у неё поговорка есть.
Была ещё одна особенность, свойственная этому «островку»: не было водки, пьяных и женщин. Предвижу, как ухмыльнётся сейчас  понятливый современный семиклассник и пробурчит:
- Ну, писака, ты даёшь. Какая водка и женщины могут быть без денег?
И с ним придётся согласиться. Зачастую, это несовместимо. Если билет в кино и эскимо на палочкестоили копейки, то шампанское и водка - уже денег. А какой же моряк позволит себе предложить даме эскимо за одиннадцать копеек? Вы таких видели?
Он может это позволить (так, мужики, прошу не орать и не возмущаться), но только, когда подруга перейдёт в несколько иной статус – жены или поднадоевшей любовницы. Вы не согласны со мной? Прошу напрячь извилины, вспоминая и подходя к зеркалу. Ну как, вспомнили? А ещё кричали. То-то и оно.
Отвлёкся я что-то. Продолжим.
Обычно после ужина свободные от вахты моряки собирались на корме, перекуривали и разговоры разговаривали. Камбузная дверь нараспашку и до меня многое  долетало. В основном всё крутилось вокруг скорого прибытия судов с визированными экипажами. Мелькало и слово – аванс. И чем ближе становился день прибытия судов, тем привлекательное слово звучало все чаще. Как это связано я понять не мог, но очень хотелось прояснить. Когда уезжал из Ленинграда в семье денег почти не оставалось. Очень хотелось получить аванс и переслать домой хоть что-то.
Ближе к  началу программы «Время» по телевизору, большая часть экипажа переходила в кают-компанию, кто-то уходил к себе в кубрики. Оставался только боцман. Пал Саныч никогда не смотрел новости, и даже фильмы, начинавшиеся позже, смотрел очень редко.Вот и подсел я к нему с вопросом:
- Какая существует взаимосвязь между авансом и ожидаемыми  судами?
- Самая прямая, - хмыкнув, ответил боцман и пояснил:
- Чем они быстрей придут, тем быстрей и уберутся отсюда с глаз долой. Прилетят из Питера перегонные экипажи, мастер получит в банке деньги. Затем пойдём к плавмагазину отоваримся по полной программе и встанем на рейде. Кстати, начинай составлять список: что и сколько тебе надо. А то капитан спросит тебя, а у тебя ничего в планах нет.
- Хорошо,  что подсказали, за пару дней набросаю, - заверил я боцмана.
- И только после получения продуктов экипажи  получат аванс, - подытожил объяснение Саныч.
Сделал большую паузу, туша окурок в импровизированной урне и продолжил:
- Прилетит флагманский капитан – начальник каравана. Проиграем все тревоги и на следующий день, если это будет не понедельник, выйдем отсюда.
- А если понедельник выпадет на деньотхода? - спросили услышал в ответ:
- В понедельник никто никогда не выходит в море, по крайней мере, здесь.
Появилась ещё одна зарубка в моей памяти.
Курилка на корме, так полюбившаяся боцману, стала и для меня привычным местом. В свободные минуты, я сиживал здесь, пока на камбузе что-то варилось или доходило до готовности в духовке.И пока выкуривали по сигарете, он что-то рассказывал или объяснял мне.
Привычно дымя как-то утром после завтрака, Пал Саныч вдруг вскинулся, даже привстал с места, восклицая:
- Ты смотри, поймал «Паганель» все же что-то приличное!
В самом конце причала, как можно дальше от пришвартованных судов, рыбачила неразлучная парочка измаильцев.
Один из парней был на ногах. Держал выгнувшееся  удилище двумя руками и медленно пятился, выводя добычу ближе к причалу. Его друг, отбросив свою удочку, лежал на причале, держа в правой опущенной к воде руке подсачник, дожидался момента, когда можно завести его под рыбину, ещё упорно сопротивляющуюся. Она ходила на глубине большими зигзагами, иногда выныривала почти на поверхность и, мелькнув жёлтым брюхом, плеснув хвостом по поверхности, вновь устремлялась на глубину.
Наблюдая, боцман тихо заметил:
- Под кило, точно будет. Вот только не пойму, кого они подцепили? Для сёмги мелковата, скорей навага.
Минут через пятнадцать рыбина устала. Она ещёвяло сопротивлялась, в движениях появилась обречённость, позволившая подтащить её к причалу. Парень завёл под неё подсачник и, резко дёрнул его вверх, извлекая  добычу на свет божий. Она забилась,  выгибаясь дугой, обдирая серебристую чешую о грубую сетку сачка. Отчаянно молотила  хвостом, когда парень прихватив её за жабры, вытаскивал из губы крючок.
- Точно, навага, «сестрёнку» трески поймали, - определил Пал Саныч.
Теряя интерес сел на место, но добавил для меня, улыбаясь:
- Сейчас  тебе на камбуз притащат, - и, прищурив один глаз, хитро глянул на меня.
- Щас!  Как же, размечтались! Сковороду и масло дам, но только с условием, что потом уборочку сделают на камбузе.
- Всё правильно, но не боись, не принесут, - ответил боцман, а объясняя почему, продолжил:
- Вон видишь, на другом конце причала мусорные баки стоят?
Я кивнул подтверждая. Уже довелось пару раз прогуляться туда с мусорным ведром в руке.
- Это любимое место соломбальских котов из ближайших домов, вот им и достаётся весь улов наших рыбаков. Не раз уж видел.
- Слушай, Саныч, а почему вы их «Паганелями» зовёте?
Боцман засмеялся.
- Да не зовём мы их так, только если между собой, чтобы они не слышали. А прозвище это, естественно, Санёкдал. Кто же ещё? Парни появились дня за три до тебя. Мы с ребятами здесь же сидели, перекуривали. Смотрим, идёт парочка по причалу. Огромные рюкзаки за спиной, на головах панамы. Видел, наверное, такие. Их солдатам выдают, кто в Среднеазиатских округах служил или на Кавказе. В руке у каждого чехольчик с разобранным спиннингом. Вот тут Санёк и выдал:
- Оба-на! «Паганели» прибыли. Неужто к нам?
- И действительно - к нам. Вот он их у борта и встретил. Показывает пальцем на чехлы и спрашивает:
- Ребятки, а что у вас там? Сачки что ли? Бабочек ловить будем? – и морду такую серьёзно-заинтересованную скорчил.
- Короче, мужики в покатуху. Парни красные, хоть прикуривай от них. А эта зараза стоит с серьёзным видом и бровью не ведёт. Отсмеялись, объяснили ребятам, что Санька у нас на караване за главного клоуна. Всё нормально, в общем. Но с того дня кликуха к ним так и приклеилась.
- Так Паганель вроде бы географом был, - напомнил я боцману.
- Ты думаешь, я помню?
- Если не секрет, меня-то как за спиной зовут? – спросил Пал Срныча.
- Да ты что, он же не дурак. Я же слышал, с какими словами он тебе тарелку за второй порцией макарон протягивал. Вот как «рука дающего оскудеет», так он и тебе придумает. А пока нет.
- Ясно, значит надо макаронами запасаться на весь рейс.
- С макаронами-то в нашей державе дефицита не наблюдается. Ты лучше больше мяса, картошки, да чеснока бери. Овощи в Арктике на вес золота. Ладно, пойду я. На сон грядущий кроссвордик  поразгадываю и баиньки.

Много чего услышал я в этой курилке на корме судна. Специально или нет, но люди посвятили меня в некоторые неписаные законы арктических перегонщиков. Был ненавязчиво подготовлен ими, воспринимать поведение, действия людей в разных ситуациях так, как  и надо. Не удивляться, не паниковать и не впадать в ступор. Если бы не этот своеобразный «курс молодого перегонщика» мне бы пришлось очень туго. Потому, как в нормальной, обыденной жизни, столкнуться с подобными вещами почти невозможно. Это не высокие слова, а законы жизни и выживания в тех экстремальных условиях. Законы писаные кровью не одного поколения людей. В тех широтах  всё чище: воздух, снег, лёд и люди - в чём мне совсем скоро предстояло убедиться.
А пока разговоры разговаривали.

Следующая запись в коленкоровой тетради: «Двадцать седьмое июля восемьдесят четвёртого года. Архангельск.
Питание из расчёта двадцать шесть рублей на девятнадцать человек.
Последняя строчка, не правда ли интересная? А для молодёжи звучит, наверное, неправдоподобно. Особенно когда они разделят двадцать шесть рублей на девятнадцать и поймут, сколько стоило трёхразовое питание на одного человека в день.               
Вернёмся на день раньше.
Команда завтракала в кают-компании. Вошёл капитан и, усаживаясь за стол, объявил для всех:
- Суда на подходе. И обращаясь к боцману:
- Пал Саныч, в десять снимаемся и уходим на рейд.
Боцман слегка кивнул и коротко ответил:
- Ясно, Валентин Ароныч.
В десять утра заработал брашпиль, загрохотала якорная цепь, её последние метры и сам якорь матрос обмыл сильной  струёй воды из шланга. Но вот грюкнув металлом о металл якоря встали на место. Чуть подработав двигателем, ослабили швартовы. Боцман с матросом отдали их. Отвалив от соседнего борта, поднялись  вверх по реке. Встали носом против течения и вновь отдали якоря. Два сухогруза, повторив наш манёвр, разместились за нашей кормой, образовав колонну.
Прибывшие суда, отойдя  от причала, что напротив горного института в Питере, обежали  за две недели Скандинавию и пришвартовались в Архангельске на наши места.
После обеда стоя на корме, я наблюдал, как группка мужчин из прибывших  экипажей направилась в сторону Соломбалы. За моей спиной послышалось:
- Отцы-командиры дёрнули в банк за проездными деньгами, - пояснил для меня боцман и, прикрывая ладонью огонёк зажигалки, прикурил.
Ещё через несколько часов с прибывших судов начался массовый «исход». Вереница мужчин с сумками в руках  двинулась в сторону города. Уже начинал готовить ужин, когда на камбуз пришёл капитан. Взял в артелке банку растворимого кофе, две пачки печенья, пару банок шпрот и после короткого раздумья ко всему добавил трёхлитровую банку томатного сока. Уже когда укладывали с ним всё в пакет, сказал:
- Начиная с завтрашнего утра, три дня рассчитывай питание на девятнадцать человек.
А уже после ужина от одного из прибывших судов отошёл мотобот. К нам на борт, позвякивая содержимым полиэтиленовых пакетов, поднялись капитан и стармех из визированного экипажа. Мотобот прошёл дальше, высаживая по парочке пассажиров  на остальные суда. Мне было понятно, что коллеги прибыли хорошо гульнуть с нашими командирами. Но неужели все три дня?
Санёк, сменившийся с вахты, ужинал последним, вот я и подсел к нему с этим вопросом. Выслушав, он начал не с того, что меня интересовало:
- Говоришь, сказал на три дня, - переспросил матрос.
- Да.
- Значит, уже точно знают, когда сменные команды прилетят. Это хорошо. Значит, и аванс в этот день получим.
Азартно потёр ладоши и переключился на ответ мне:
- Нет, тут расклад другой. По паре пузырей водяры они конечно прихватили, но это ж мелочи. Сегодня и прикончат её с нашими командирами.
- Вокруг Скандинавии шли. Боцман говорил, что минимум два захода в порты было. Неужели ничего поинтересней, чем архангельская водка не могли захватить? Всё же в гости пожаловали,  – удивлённо спросил я матроса.
Санёк вытаращил глаза и, вытянув шею, как гусак, просипел:
- Кто? Они? Ты о чём, шеф?
Мотнул головой вверх в направлении командирских кают и продолжил:
- Один из этих, мой бывший капитан. Года два с ним ходил, знаю как облупленного. Сейчас стою на вахте, а он поднимается к нам. Не то, что руки не подал, даже не поздоровался со мной. А ведь нос к носу встретились. Правда, я тоже. Вот хрен ему, а не «здрасте» моё!Видите ли, обижен он на меня до сих пор! Мне визу зарубили, а ему несчастный выговорок  влепили за неудовлетворительную идейно-воспитательную работу с экипажем. Подумаешь! Всё не может забыть «японскую историю». Это в первом и последнем южном перегоне было. Сколько уж лет-то прошло? Вот зараза злопамятная!
Матрос достал из нагрудного кармана пачку, щёлкнул пальцем по донышку, выбивая сигарету и встал, со словами:
- Пошли в курилку, перекурим это дело.
Закурили. Выпустив первую струю табачного дыма Санёк, продолжил рассказ:
- В ту навигацию мы перегоняли караван «Сормовских» класса река-море. Кто только не подписался на этот перегон. Московская головная контора, наверное, опустела. Вот сейчас у тебя нет буфетчицы и, скорей всего не будет. А тогда с нами буфетчицей пошла инспекторша отдела кадров из Москвы. Фифочка с накрашенными ноготками. Представляешь?
Улыбаясь, я кивнул. Матрос продолжил:
- Минимум два месяца в чужих водах, это уже другая сумма в валюте. Не сравнить с двумя неделями вокруг Скандинавии. Несколько заходов в порты и с итоговой отоваркой в Японии. Короче, драчка и грызня между капитанами и не только между ними за места на этом перегоне была знатная.
- Прошлёпали мы, не спеша вдоль бережков и вот она Иокогама, с её торговыми центрами уже ввиду. Три дня стоянки и сумасшедших скачек по магазинам. Сказка!
- А меня аппендицит прихватил, да так, что глаза от боли на лоб лезли, а врачей  на судах нет. Сознание несколько раз терял, чуть дуба не дал пока в порт вошли. Все в город собираются, а меня в местную «скорую помощь» загрузили и в больницу. Сходу на стол. Оттяпали там, что надо, зашили и в палату отдельную. Лежал как король! Телевизор на тумбочке, кровать многофункциональная, аппаратуры всякой понатыкано. Сестричка японочка, каждые пять минут в палату заглядывает, интересуется, как я себя чувствую. Короче, полный балдёж.
Заметив, что я на него поглядываю недоверчиво, пояснил:
- По-английски я тогда неплохо балакал. Мать моя в университете язык преподаёт, поневоле наблатыкаешься, когда и дома его слышишь, да и в школе он у меня неплохо шёл.
- На третий день, перед отходом каравана, в палате появился капитан с консулом советским в сопровождение врача. Принесли мои шмотки с корабля и объяснили, как я буду потом добираться домой. Капитан деньги передал, чтобы я потом от Москвы до Питера мог добраться. Сказал, что валюту я получу в конторе бонами. Знаешь, что это такое?
- Конечно, - подтвердил я, «Торгмортрансовские» чеки.
- Они самые. Распрощались со мной и уехали.
- Через пару дней вновь появился консул. И выдал мне новость, что газетчики местные раструбили о том, что советский моряк попал в больницу. И сейчас в коридоре перед палатой толпятся даже телевизионщики, хотят взять у меня интервью. Деваться некуда, так что я, мол,должен аккуратненько так поблагодарить местных врачей и клинику на камеру, минут на пять, не более.
- Надо, так надо. Сел поудобнее, лохмы причесал, и врач запустил в палату эту братию.
- Тут тебе и фотографы щёлкают камерами, снимают меня и всё, что есть в палате. Осветитель с софитом лезет, мужик телевизионщик с камерой.Женщина, видно ведущая программы, микрофон мне под нос суёт. Последним был вопрос типа, как я могу охарактеризовать работу персонала клиники. Вот тут меня чёрт под локоть и толкнул.
- В то утро я не вытерпел, курить хотелось – спасу нет. В палате курить не стал, тихонечко, по стеночке пробрался в туалет и накурился до одури. Ну вот, задала мне ведущая этот вопрос, а я пока в голове прокручивал, как и что ответить, увидел зажигалку  на тумбочке. Я её утром в туалете на подоконнике подобрал, видно кто-то забыл, ну а я прикарманил. Дешёвенькая такая, разовая. Взял её в руку и отвечаю:
- В клинике всё так же чётко, качественно и надёжно, как в этой зажигалке -  сколько раз чиркнешь, столько раз она и зажигается. И продемонстрировал. Фотоаппараты защёлкали, оператор с колен начал снимать крупным планом меня, ведущая восхищённо лопочет что-то на японском. В этот момент консул показал врачу пальцем на наручные часы,  и японец начал выпроваживать посетителей  за дверь.Вот и всё.
- За день до выписки в палату пришёл врач с двумя японцами. Оба в костюмчиках, при галстуке, улыбаются, ещё больше глазки-щелочки щурят, кланяются. У одного из мужиков папочка красивая в руках. По-английски, наверное, ни бум-бум. Лопотали на японском, а доктор переводил.
Санёк бросил докуренную до фильтра сигарету. Потянулся пальцами к нагрудному карману за следующей, но передумал. Продолжил рассказ в более быстром темпе:
- Оказалось, что пощёлкав зажигалкой перед камерами телевизионщиков, я невольно сильно прорекламировал продукцию фирмы производителя, за что они мне обязаны «по-гроб». Сказали, что дирекция  преподносит  мне подарок и благодарственное письмо на английском и японском языках. С поклонами вручили мне папочку. Подарком мне будет новейший цветной телевизор, который полетит до Москвы в том же самолёте, что и я. Все затраты на доставку фирма берёт на себя, а в токийском аэропорту мне вручат квитанцию на груз. Я слегка офигел.Когда благодарил их, тоже, вроде бы кланялся. Честно говоря, не очень поверил. За такую хрень и такой подарок! Но в аэропорту перед регистрацией, действительно, появился один из тех японцев и вручил мне квитанцию. Пришлось объяснять, что это за бумаженция, консульскому работнику, который привёз и провожал меня до самой посадки. Мужик хмыкнул, улыбнулся и только пробурчал:
- Пруха тебе. Где бы мне, чем почиркать? Посмеялись, и я пошёл на посадку.
И всё же Санька не выдержал, достал и прикурил ещё одну сигарету. Вытянув губы трубочкой, пустил пару колец дыма и продолжил:
- Ох и намучился я с этим «ящиком», пока до дома добрался!  Коробка огромная, тяжёлая, не во всякую машину впихнёшь. Хорошо, что у меня в сумке ещё советские рубли были. Погрузить, выгрузить, не ударить, не уронить. Тому трояк, этому пятёрку сунуть. А когда получал, сколько нервов на таможне оставил? Хорошо, что письмо благодарственное от японцев при себе.Отдалителевизор в конце-то концов.
Дома быстренько привёл дружка, спеца в этой технике. Он колдовал с ним долго, но подключил. Мать вернулась с университета – обалдела. Я хожу по дому важный и гордый, как павлин. Батя вернулся со службы. Походил, посмотрел, языком поцокал. А он действительно хорош: экран огромный, изображение великолепное, краски чистейшие. Не то, что наши отечественные, за которыми народ душится в очередях и достаёт по блату. Походил отец, похмыкал и опустил меня на землю:
- Ты, сынок, коробочку от него не вздумай ломать, а то в чём отвозить-то будешь?
- Куда отвозить? Хватит уже, натаскался я с ним.
- Вот тут и объяснил мне отец, что такие подарки от иностранцев принимать можно, но только потом положено их сдавать государству. Бутылку хорошего спиртного, сувениры всякие – это ради бога, а вот всё что подороже, надо сдавать. Отец у меня в этих делах разбирается. Доводилось ему ездить по загранкам. А мне тогда шлея под хвост попала – упёрся. Ушёл из дома. Дня на два загулял с дружками. Когда деньги кончились, поехал в контору. Знаю, что мне там причитается и в рублях неплохо, да и «чеки» за валюту  надо получить.
Приехал в контору и тут же столкнулся с кадровиком. Он меня как родного приобнял и в кабинет к себе завёл. Уже всё знает про подарок и говорит, что мол, сдать его надо государству. Прикинулся я «валенком» и отвечаю:
- Да, конечно завтра привезу. А он мне:
- Вот и хорошо, давай к часу дня подъезжай, а заодно и направление на рейс получишь. Погоните земснаряд из Финляндии в Мурманск.
- Получил в расчётном отделе всё, что мне причиталось и опять к ребятам. На следующий день, как и договаривались, вхожу к нему в кабинет. Смотрю, у него какой-то солидный мужик сидит, поздоровался с ними  и, улыбаясь как придурок, говорю:
- Я за направлением.
Кадровик уставился на меня и тихо так спрашивает:
- А телевизор где?
- Как где, дома стоит, - отвечаю.
- Ты же должен… Вот если бы он этого слова не сказал – «должен», может быть я бы по-другому ответил. Но тут меня прорвало. Засучил рукав рубашки по самый локоть, свернул дулю и сунул, кадровику под нос, шипя:
- Ни хрена я вам не должен. Я чуть дуба не дал на вашей лоханке, а с японцами, будем считать, куском своей кишки и рекламой клиники рассчитался. Начальник глазами хлопает, челюсть отвалив. И вот тут «солидный», что сидел чуть в сторонке, тоже тихонечко так, меня спрашивает:
- А вы что, молодой человек, больше не собираетесь в этой организации работать?
- Почему это? По какой статье закона вы можете меня уволить? - спрашиваю, повернувшись к нему. Губы у него тонкие, как у лягухи. Кривит их, а глазами сверлит, как буравчиками. Тут кадровик пришёл в себя, отвечает:
- Никто вас увольнять не собирается, приходите завтра за направлением, только не ко мне, а к инспектору по кадрам.
- На следующий день от кадровички я узнал, что визу мне закрыли, а капитану дали выговор за слабую воспитательную работу с экипажем. Вот с тех пор он на меня зуб и держит, в упор не замечает. Да и хрен с ним.
Ты же сам видишь, вахту он оставил на корабле, а сам к нам перебрался. У нас-то пожрать можно нормально, сытно. А, что его вахтенные будут есть, его не волнует. Пока ты не приехал, мы десять дней по очереди готовили, кто во что горазд, но наш Ароныч не сбежал к соседям, где коки были. С одного котла вместе с нами ел. Чуешь разницу?
Санёк встал, шагнул к трапу и, мотнув головой в сторону прибывших сухогрузов, подвёл итог:
- И там, таких, как мой бывший – полно! Через одного стукачи и крохоборы. А мне и здесь хорошо. Я с нашим мастером на любую мелкую льдинку, если не дай бог что, готов спрыгнуть. А с тем, нет. Спихнуть может, чтобы самому удержаться. Вот так-то, шеф! Усваивай. Ладно, побегу я, ребят обрадую, что аванс близко. Ох и гульнём!
- Ну и шуточки у тебя, Санёк!
Уже стоя на  трапе, он обернулся, дурашливо расплываясь в улыбке, спросил:
- Ты о чём?
- Да о льдинке.
- Какие нахрен шутки.
И хохоча, затопал по ступеням трапа.
Недели через две уже в море во время очередных вечерних посиделок с боцманом в курилке, зашёл как-то разговор о Саньке. Я коротко пересказал услышанную от него японскую историю и характеристику, данную им, визированным экипажам. Выслушав, Саныч долго молчал, прежде чем ответил:
- Всё так и было, ничего он не приврал, а что касается визированных экипажей -  это его мнение. Да,стукачей полно, крохоборы, как он говорит, тоже есть. Люди годами копят чеки, кто на машину, кто на кооператив. Всё правильно. Но Саньке это не надо, он в первом же порту всё просаживал в пивнухе. В лучшем случае домой вёз хорошую бутылку дружкам, отцу блок сигарет, а мамаше,какую- нибудь тарелочку сувенирную.  А знаешь почему? Да потому, что у него всё есть: квартира огромная, шикарная, «Волга» с гаражом во дворе. Отец у него какой-то очень большой учёный по линии оборонки. Мать преподаёт английский язык в университете. Дом – полная чаша, Санёк  у них единственный ребёнок. Вот только не понятно в кого он такой пошёл?  У него «тылы» - дай бог каждому. Ему не надо копить, экономить, он живёт одним днём. Но ты не смотри, что он выпивоха и зубоскал, у него голова варит лучше, чем у многих здесь. И как человек – отличный, с ним, хоть к чёрту на рога - надёжный он.