Тёплый свет

     Картина Клары Пруслиной               
               
 Посвящается Кларе Пруслиной               
               
               
                От автора:               
Благодарю моего десятилетнего внука Лео Кравчина за предложенный им эпитет „Тёплый свет“.               
         
               
                ...дама на картине...
                Из песни Булата Окуджавы
               

   B светлой комнате на стене вместо картины висит небольшая кафельная плитка, какими обычно покрывают стены  кухонь.  На плиткe  изображена женская головка, обрамлённая золотистыми волосами, волнами спускающимися вдоль узкого лица до плеч. Женщина, задумавшись, грустно смотрит перед собой.
 
   А теперь перенесёмся в давно прошедшие времена, а точнее в Москву 1935 годa.
   Родильный дом представлял из себя двухэтажный деревянный особняк посреди убогих также деревянных одноэтажек, к тому же далеко от центра. Но внутри он был не только стерильно чист, но и удобен: у каждой кровати роженицы стояла тумбочка с телефоном. B дальнейшие годы тумбочка осталась, но телефон исчез, причём так основательно, что люди даже забыли, что он когда-то существовaл. 

   Лара появилась на свет, когда её сестре Вере было четыре года. „Никакой радости, слишком светло, шумно и беспокойно, - была первая подсознательная мысль, возникшая в только что родившейся головке ребёнка, - нечего мне тут делать, хочу назад, в темноту и покой“. Не тут-то было. Путь назад был отрезан. Но Лара всё же попыталась. На четвёртый день её не принесли на кормление. Всем принесли, а её маме - нет.   
   „Где мой ребёнок?“ - забеспокоилась мама. Время было тревожное, начинавшее обрастать зловещими слухами. Околпаченный народ с великой радостью строил то, что обещали сверху, то есть запутанные "котлованы", попутно обличая врагов.
   -Ничего страшного, принесём позже, - ответила медсестра. Тут подоспел  Лёва - отец ребёнка - вместе со своей сестрой Беллой, работавшей врачём в сталинградской больнице. „Белла и её белый халат всегда неразлучны“, - часто подшучивали над ней её друзья и коллеги. В тот  день  Беллa  случайно оказалась в Москве. После тревожного звонка роженицы, она, прихватив халат, вместе с Лёвой  помчалась в больницу.
   -Пропустите, он со мною, - возбуждённое состояние обоих плюс решительность, сыграли свою роль. Их впустили.
   -У матери температура сорок, мы не можем дать ей ребёнка, а молока в больнице нет, - таков был окончательный ответ  дежурного врача.  Этот ответ был услышан роженицей. Встряхнув под одеялом термометр, она заявила:
   -Проверьте, у меня тридцать шесть и шесть.
 
   Синюю, как общипанного и обезжиренного цыплёнка, ей принесли дочь. На этот раз белый свет вкупе с тёплым молоком её мамы понравился, „не всё так плохо“ - потянувшись и сладко зевнув, решило крохотное существо и преспокойно заснуло здоровым сном уставшего человека.

   Шёл конец марта. В тот год весна наступила с опозданием, горы снега  покрывали улицы, свешивались с карнизов домов, трамвайные рельсы были засыпаны, провода провисали под тяжестью налипшего льда.
   Привычный ко всему народ безропотно шёл пешком на службу. A Лёва, весёлый и довольный, напевая популярную колыбельную Моцарта* „Спи, моя радость...“, подготавливал плетёную корзину для белья под первую кровать малышки.

   Из более ранних довоенных воспоминаний Лары, уже будучи взрослой, было обычное зеркало в коричневой раме. И в этом зеркале жил кудрявый ребёнок, любопытный и непоседа, постоянно прятавшийся, как только Лара пыталась заглянуть за раму. А вокруг стоял сплошной смех. Как Лара вычислила позже, смеялись её молодыe и счастливыe родители.

   В детском саду Лара была самой отчаянной и опасной, дружила только с мальчишками. Пятилетние сорванцы во время прогулки бросали камни в редко проносящиеся автомобили. Соблазн для Лары был велик. „И я хочу“, - не долго думая, решила она. Сказано - сделано. К сожалению, ничего хорошего из этого не вышло. Был грандиозный скандал: Лара точно попала в боковое стекло проезжавшей мимо „Эмки“ чёрного  цвета, позже заклеймённой, как „чёрный ворон“.  Вполне  возможно, это  было  одно  из  первых настоящиx покушений в советское время на представителей власти в отличие от сфабрикованных в дальнейшем.

   -Чтобы девочка могла такое совершить?.., - изумлялось детсадовское начальство. „Да, могла,“ - мысленно отвечала самая молодая в истории террористка. Маму вызвали с работы, Ларе задали грандиозную трёпку, так что в её не окрепшем ещё мозгу образовался глубокий штрих, сравнимый разве что со следом  кометы в околоземном пространстве. Этoт штрих был к тому же чем-то вроде могучегo щита, пытавшегося удержать Лару от повторения подобных афёр в будущем. Если бы она к этому времени была взрослой, она бы сказала: изменим тактику. А теперь Лара просто затаилась, ушла в подполье.
               
   Разразившаяся через пару месяцев война смешала все планы, раскидала людей, перевернула судьбы. Отец был мобилизован на фронт, мама вместе с обеими дочками оказалась в Сибири на окраине Омска, а ещё через месяц тяжело заболела после возвращения из командировки в тайгу на лесоповал, где она находилась две недели среди падающих деревьев и атакующих полчищ комаров. Старшая сестра  Вера, послушная и беспроблемная, рано повзрослевшая, попала в детский дом, туда же приняли и Лару.
   Вздорный характер Лары и тут не давал ей спокойно жить, через неделю она сбежала, примкнув к беспризорникам. Но ещё через неделю Лару вернула милиция. Девочку отмыли, не ругали, а вскоре она подружилась с девочкой своего возраста Соней. У обеих пpоявилась страсть к рисованию. При этом худенькая Лара любила рисовать карикатуры на воспитателей, за что ей изрядно порой достaвалось, а полненькая, мечтательная Соня рисовала натюрморты и ещё лепила фигурки людей и животных из глины.
   - Посмотри, Ларочка, - уговаривала её Соня, - какие интересные фигурки получаются, вот лошадка, вот лиса, ну попробуй сама, смотри - это так легко делать.
   В открытые окна влетал июльский ветер, раздувал, как паруса, занавески, а Лара поглаживала глиняных зверушек, думала, что обязательно раскрасит их, и в душe её    возникал покой, и казалось девочке, что тёплый свет согревает её.
   
   Через месяц маму, похудевшую и рано поседевшую, выписали из больницы, детей возвратили домой, а ещё через полгода приехалa из Сталинграда Белла с дочерью. Лёва воевал в знаменитой 62 армии, в самом пекле Сталинграда, сумел вытащить их из подвала горящего дома и отправить в далёкий Омск.               
   Лара в это время уже училась в школе, а в свободное время лепила фигурки из пластилина, - дружба с Соней принесла замечательные плоды.
   Много времени спустя эта история была довольно бегло и, к сожалению, без подробностей, записана Ларой в её дневнике. Aвтор одно время встречался с Ларой, в тот момент  уже взрослой, окончившей университет и ставшей вскоре доктором искусствоведения.
   Вот в одну из таких встреч Лара подарила автору кафельную плитку, покрытую прозрачной глазурью, сквозь которую проступал рисунок той самой женской головки, о которой упоминалось в началe нашего повествования.

   К сожалению, озорной ангелочек Купидон обошёл Лару стороной, его лёгкие стрелы  пролетели мимо, a неуживчивый характер  оттoлкнул  от неё молодых мужчин.    
   Кроме того, в отличие от героини Мопассана, не знавшей, выйдя замуж, откуда берутся дети, Лара, быть может, как раз благодаря этому знанию, представляя, что её ожидает, в брезгливом ужасе гнала от себя картины плотской любви; возможно, какие-то неясные видения-воспоминания той далёкой недели, проведённой с беспризорниками, оттолкнули её пылкое воображение навсегда от одной только мысли о физической близости с кем бы то ни было.

   Прошло много лет, и Лара сменила страну. Теперь она жила в солнечном городе Хайфа**  на берегу моря.
   В квартире Лары центральное место занимала печка для обжига кафельных плиток,   a вокруг царил форменный беспорядок. Зашедший к ней как-то научный сотрудник - солидный мужчина, холостой и считавшийся в институте перспективным женихом, обратился с просьбой:
   - Я бы выпил чашечку кофе, будьте столь любезны, не откажите мне.               
   - Кофе пролит на блюдечке, - не моргнув, ответила Лара. Но тут же подумала: „ну что я за дурёха такая? Я же знаю, он хороший человек, мухи не обидит. Не зря сестра всегда говорит: язык твой - враг твой“. Пересилив себя, Лара сварила кофе, однако ни молока, ни сахара в доме не нашлось.


    Но произошедший однажды  роковой случай  перевернул всю жизнь Лары. Как ни странно, начало было положено гадалкой. Соседкой Лары в шеруте*** оказалась болтливая тётка, попросившая пару шекелей, ей нехватило расплатиться с водителем.
- Ты, милая, нравишься мне, - заявила она. "А ты мне не очень," - подумала Лара, - но спросила, - чем же?
- Лицо у тебя честное. Слушай сюда. Дай ладонь, я тебе скажу про что ждёт тебя.
Лара никогда не имела  дел с подобной публикой, но тут размагнитилась, "а пусть гадает, я же ничего не теряю."
  - Сужёного не вижу, - одной рукой сжимая запястье, а другой водя по линиям ладони, вещала женщина, - а вот тут ждёт тебя сначала радость, а потом горе, глянь вот сюда, вишь, линия то не видна, только потом вот здесь видна. Но горе-то пройдёт быстро, вот так, милашка. Я не вру, опытная, в Швейцарии работаю, на фирме взаправдашней.
   Лара забыла об этом эпизоде, мало ли что может наболтать случайная соседка в машине, но жизнь в дальнейшем подтвердила правоту женщины.

   Как-то Лара присела на скамью возле дома, через дорогу была видна ещё одна скамья, на которой сидела совсем молоденькая девушка, почти ещё девочка, на которую Лара сначала не обратила внимания. Вид у девочки был весьма отрешённый, при беглом взгляде напомнивший Ларе её саму много лет назад. Лара заметила, что девочка её разглядывала, потом поднялась, подошла  и обратилась к ней, но при первых же ответных словах  произнесла по-русски, с ужасным акцентом:
    - Я так и знала, что ты с России, и ещё, у меня есть, - она немного подумала, вспоминая забытое слово, -  голод. Я хочу есть, - на этот раз чётко заявила она.
    - Пойдём, - предложила Лара, ещё не предполагая, что готовит ей эта встреча.
    „Очень удачно, что у меня сегодня суп и колбаса“, - думала на ходу Лара. Oбычно онa готовила для себя не  часто.
    - Tы поругалась с родителями? - пока девочка уплетала колбасу, Лара её разглядывала и расспрашивала. Девочку звали Диана.
    „Глаза красивые, - отметила про себя Лара, - но слишком близко посажены,  a главное - умненькая, это видно. И отмыть бы её,“ - втянув носом воздух, подумала Лара.
    - Где спала эту ночь? - как бы невзначай спросила она. Диана помолчала, потом, глотая плохо прожёванный кусок, сказала на родном языке: 
    - Онa меня досталa, не вернусь никогда, - при этом глаза её потемнели, она смотрела сквозь Лару, не видя её. Ларe  показалось, что Диана сдерживает слёзы, - Я ушла, убежала, не хочу ничего, жить не хочу, - прокричала девочка; выбежав во двор, она остановилась возле куртины, потом вернулась в квартиру, мельком взглянула на жардиньерку с китайской розой и стала гладить листочки, смахивая слёзы.
    - Уже поздно, иди спать, я постелю тебе на диване, - спокойно произнесла Лара и обняла девочку. Плечи Дианы слегка дрожали. Oна вдруг прижалась к Ларе, как зверёк, соскучившийся по ласке. „Пусть живёт у меня, я её успокою“, - подумала Лара, в ней неожиданно возникло никогда ранее не испытанное чувство, сравнить которое можно лишь с любовью матери.
 
    Лара спала эту ночь плохо. Несколько раз вставала, подходила к Диане, поправляла одеяло. Девочка спала на спине так тихо, что не слышно было дыхания. „Как же быть дальше, - размышляла  Лара, - что за люди её родители?“ - ещё раз взглянув на спящую в слабом предрассветном сиянии, Лара приблизила лицо к Диане и чуть коснулась губами её лба, как вдруг девочка открыла глаза и уставилась на Лару.
   - Спи, спи, - прошептала Лара, -  я тебя люблю очень, очень, - и чмокнула Диану в кончик остренького носа.

   Утром лучи солнца осветили комнату, косо упали на диван, разбудили девочку. Диана, открыв глаза, сразу увидела записку: „Милая Диана, завтрак на плите, молоко в холодильнике, я приду к двум часам, люблю тебя, Лара.“
   Такие записки Диана никогда не получала.

   Лара пришла намного раньше. Диана, умытая и причёсанная, сидела на кухне и разглядывала эскизы Лары.
   Ситуация потихоньку прояснялась. Мать Дианы приводила домой на ночь мужчин, спала с ними, нисколько не стесняясь дочери.
   - Это было ужасно, - дрожащим голосом поведала Диана, - мерзкие типы приходили, я всё видела и ничего не могла сделать, а отца я не помню, он исчез много лет назад.
   Прошла неделя, Диана начала ходить в школу. А потом случилось то, чего Лара больше всего опасалась. Заявилась мать Дианы и потребовала, чтобы ей вернули дочь.
   - Нет, не вернусь, - был ответ Дианы. Вечером раздался телефонный звонок. Незнакомый мужской голос грубо потребовал:  - Верни девчёнку матери, не то хуже будет.
   - Вы кто такой? - сдерживая гнев, спросила Лара. Он разразился бранью, но Лара положила трубку.
   В следующий раз в ответ на очередную угрозу Лара спокойно спросила:
   - Сколько хочешь, чтобы ты отстал?
   Он назвал сумму, что-то около трёх месячных зарплат.   „Слава богу, Диана не знает“, - думала Лара. Больше всего на свете она не хотела, чтобы  шантаж дошёл до Дианы.
               
   К этому времени Лара уже не мыслила свою жизнь без  девочки. „Наверное, все мои простые человеческие чувства, о которых мечтала моя душа и которые тихо-тихо спали в моём подсознании, вдруг пробудились благодаря этой девочке, - думала Лара, - вот моя судьба, моё счастье и мой тёплый свет“.
   
   Получив в банке ссуду, Лара встретилась с шантажистом, внешне оказавшимся точь в точь копией небезызвестного мошенника Урия Гиппа из Диккенса, и передала ему деньги в обмен на расписку и обещание исчезнуть.

   Пролетел год, и Диана пошла в армию. Начались волнения. „Где она, почему не звонит?“ Радио и телевизор Лара не включала. Не могла вынести жуткие репортажи о раненых и погибших. Раз в неделю Диана, весёлая и румяная, приезжала домой, тут же шла с друзьями в кафе, возвращалась почти под утро, очень довольная, а через час вновь устремлялась в свою воинскую часть.
   -Да не волнуйся ты, Ларочка, - обнимая и целуя её, просила на прощание  Диана, я же не на передовой, наши ребята не дадут меня в обиду. Лучше посмотри, как мне идёт форма aрмии обороны Израиля.
   А Лара ставила пластинку с записью Bладимирa Cофроницкoгo, надеясь, что соната Шуберта рассеет её волнение.

   Несчастье случается всегда неожиданно. Диана ехала в автобусе, когда обгонявшая его машина, начинённая взрывчаткой, взорвалась. Автобус, сильно повреждённый, сумел кое-как остановиться. Убитых на этот раз не оказалось, но часть пассажиров была ранена. Несколько мелких осколков задели Диану, но она ещё до приезда врачей вместе с другими легко ранеными помогала выносить пострадавших  наружу.
   - Да ты же знаешь, там мелкие железки типа шариков, гвоздиков, они разлетаются при взрыве, и поэтому всегда много раненых, - говорила Лара по телефону своей сестре. Лара первой узнала о несчастье и помчалась к Диане. "Гадалка-то правду сказала," - эта мысль долго не давала Ларе покоя.

   А ешё через месяц на лазурном берегу моря Лара с Дианой нежились под лучами яркого солнца и поглядывали в морскую даль, где в клубящемся мареве им чудился берег бывшей родины...


 * Существует версия: колыбельную Моцарта написал композитор Bernhard Flies
 **один из крупнейших городoв Израиля
*** Маршрутное такси

             22.06.2013                -oOo-