Государство

    ЭТИКА И ЭТОЛОГИЯ

13. Государство

Свобода состоит в праве человека делать все, что не вредит другому человеку. (Декларация прав человека и гражданина)

Благоразумие, конечно, требует, чтобы давно сложившиеся формы правления не сменялись вследствие маловажных и преходящих причин, т.к. опыт прошлого показывает, что люди скорее склонны терпеть зло, пока оно еще переносимо, чем пользоваться своим правом упразднения привычных форм жизни. Но когда длинный ряд злоупотреблений и насилий, начатых в известный период и неизменно преследующий одну и ту же цель, обнаруживает стремление подчинить народ абсолютному деспотизму, то право и долг народа свергнуть такое правительство и создать новые гарантии обеспечения своей будущей безопасности. (Декларация независимости США)

Существовало ли когда-либо такое господство, которое не казалось бы естественным тем, кто им обладает ? (Милль)

Добровольные рабы производят больше тиранов, нежели тираны - рабов. (Мирабо)

Страшное суеверие, сделавшее людям едва ли не больше вреда, чем самые ужасные религиозные суеверия, состоит в утверждении того, что кроме обязанностей человека к человеку есть еще более важные обязанности: к воображаемому существу. Для богословия воображаемое существо это есть Бог. А для политических наук воображаемое существо это есть государство. (Толстой)

Сколько бы людей ни собралось вместе, чтобы совершить убийство, как бы они себя ни называли, убийство - худший грех в мире. (Толстой)

Талант духовного руководства и талант сохранения власти не всегда сочетаются. (Селье)

Они не могут и никогда не смогут заставить меня всех их - македонских, наполеонов, Сталиных и гитлеров - не то чтобы любить, а хоть сколько-нибудь уважительно к ним относиться. (Разгон)

Но ворюги мне милей, чем кровопийцы. (Бродский)

Слава Богу, если общество не становится неодолимой помехой для личного духовного роста. (Померанц)

Лучшее государство - такое, о котором гражданин вспоминает раз в году, получив уведомление об уплате налогов. (Искандер)

Каждая подлинная резолюция в пользу мира может состоять только из перечисления жертв, которые надо принести для сохранения мира. (Гейзенберг)

Государство, как мы его знаем, есть только один из общественных союзов, не исконый и не вечный. (Ключевский)

Государство - создание времен, обильных враждой и ненавистью, бедных любовью. Оно - дитя темных инстинктов, стихийных страстей человечества. Разве нелепо надеяться, что вражда и ненависть ослабеют, темные инстинкты улягутся, и человечество когда-нибудь обличется в другие формы общежития, положит в основание его иные чувства и цели? А если позволительна такая надежда, то стало быть современное государство и не вечно. (Ключевский)

Единственная реальная - может быть, трудная и даже жертвенная, но реальная возможность изменить многовековой тупиковый выбор России и направить ее по демократическому пути - это оказывать на власть такое общественное давление снизу, которое превратит власть из самостоятельной силы в инструмент управления. В инструмент, который будет контролировать и по мере необходимости регулировать само общество через демократические институты. (Подрабинек)

Грабить выгоднее, чем работать, но когда грабить начинают слишком многие, то становится нечего грабить; уж лучше всем работать, чем всем грабить. Естественный отбор способствует распространению грабежей в популяции, но он же способствует популяциям, в которых меньше грабежей. Крестьяне могут успешно сопротивляться только небольшой банде (исключение: горы, где не может развернуться большая банда, поэтому в горах государства почти отсутствовали); так что крестьянам выгоднее терпеть одну банду, которая бы их защищала от прочих. Так возникли государства. Постепенно государства стали и организующим фактором в экономике: бандиты стали не только защищать своих подопечных от других бандитов, но и заставлять их работать - всё ради того же, чтобы больше было чего отобрать; если это принуждение не слишком грубо, то оно выгодно и принуждаемым: человек ленив.

Можно сказать, государство прошло 3 фазы: оно было грабителем, было рэкетиром, потом стало надсмотрщиком.

Древний Рим был типичным разбойничьим лагерем (эпизод похищения сабинянок показывает, что в раннем Риме, несмотря на воинственность мужчин, их было больше, чем женщин, ведь полигамии в это время не было). По сути до конца античности Рим оставался разбойничьей бандой: римляне жили не столько эксплуатацией рабов, сколько грабежом провинций. Позднее государственность многих европейских народов была создана скандинавскими разбойниками.

Говорят: государство - не святыня, а полезная вещь, вроде телефона и канализации. Нет, государство - это грабитель-монополист. Лучше терпеть пусть ничем не ограниченного, но одного разбойника, чем многих. Но коль скоро государство не добро, а лишь наименьшее из зол, то, тем более, глупо связывать себя священным долгом по отношению к нему, приносить что-то на его алтарь и т.п..

Людям довольно-таки трудно договориться для совместной деятельности, которая однако необходима. Функцию организатора взяло на себя государство (правда, не всегда: иногда людям всё-таки удается договориться без его помощи); за это нам приходится терпеть его самодурство: деятельность, для которой оно нас организует, вовсе не всегда бывает полезной, причем часто это достаточно очевидно.

История знает примеры добровольного объединения людей, не основанного на насилии: это гонимые религиозные общины (например, староверы и баптисты в России), казаки до Екатерины, социалистические коммуны, некоторые средневековые города; евреи на протяжении тысячелетий были лишены государственности, но имели почти все полезные институты, присущие государству (помощь бедным, школы, суды) - всё почти совершенно добровольно, причем не только в масштабе одной общины, но в масштабах полумира, где жили евреи.

С течением веков, вследствие технического и социального прогресса могущество государства росло, ширилось множество сфер, куда оно сует свой нос. С другой стороны росло понимание необходимости ограничить это всемогущество, получили признание идеи законности и гуманизма; естественный отбор способствовал этому, т.к. деспотические государства погибают от самодурства деспотов (просвещенный деспот способен создать многое, но рано или поздно его сменит деспот-самодур, способный разрушить еще больше). Эти две тенденции - рост могущества государства и рост ограничений его могущества, в том числе, для его же пользы - уравновешивают друг друга.

Позитивной перспективой на ближайшее столетие является ослабление роли государств, и усиление роли с одной стороны местного самоуправления, с другой - международных организаций, например, ООН. Вообще, увеличение роли ассоциаций людей, не являющихся государственными структурами. С этим связана и определенная опасность: человечество более-менее уже научилось держать под контролем государство (с помощью принципов разделения власти, уважения меньшинств, свободы критики), как когда-то оно более-менее научилось держать под контролем полезную, но опасную вещь - огонь; но в отношении негосударственных организаций подобного опыта контроля меньше; государства становятся всё гуманнее, но им на смену приходят транснациональные монополии, террористические организации и т.п..

Каждая провинция, каждая коммуна должна иметь (говоря словами Б.Н. Ельцына) столько суверенитета, сколько сможет взять. С другой стороны необходима всеобъемлющая система международных судов. И право национальных правительств и даже ООН инициировать референдум на любой территории.

В очень маленьком государстве все вопросы могут решаться царем; в более крупном при такой системе важнейшим становится вопрос, кто может пробиться к царю. Царю очень легко прослыть добрым: он вполне может удовлетворять все просьбы пробившихся к нему.

Монархия плоха уже тем, что, не имея возможности переизбрать монарха, приходится его убивать. Почти каждый второй Романов умер насильственной смертью; московские князья систематически убивали своих двоюродных братьев, так что после смерти Федора Иоановича не осталось ни одного потомка Калиты. Смягчение нравов в лучшем случае лишь компенсирует рост возможностей убийц вызванный техническим и социальным прогрессом; с совершенствованием оружия революции становятся всё более опасными, следовательно, выборы всё более необходимыми. С другой стороны, есть преимущества и у наследственной монархии: монарха с детства готовят к будущей роли, а остальные могут не отвлекаясь на политику, делать свое дело. Но и в республике, кто не хочет, политикой не занимается, зато тот, кто хочет, имеет на то законную возможность и не вынужден искать черный ход. Выборы вряд ли определяют достойнейшего; но и монарх не всегда достойнейший; а избранному президенту люди повинуются охотнее. Да и необходимость для президента угождать толпе имеет больше плюсов, чем минусов.

Демократия хороша тем, что позволяет сменить плохую власть без насилия. Аналогичные причины заставляют признать право нации на самоопределение: в противном случае не остается ничего другого, как бороться за это право вооруженным путем. Но дело не только в этом, право нации на самоопределение есть требование справедливости. Однако, никто точно не знает, что такое нация; более того, определение принадлежности человека к нации при помощи каких-либо критериев, кроме мнения самого человека, противоречит общепризнанным правам человека. Поэтому необходимо признать право на самоопределение жителей любой территории. Разумеется, вряд ли этим правом захотят воспользоваться там, где территория резко не отличается по этническому признаку. И вообще, признание права на самоопределение вовсе не означает признания целесообразности его реализации. Реализация этого права не должна быть слишком простой, иначе будет раздолье для демагогов, раздувающих сепаратизм. Всякое разделение вредно, но иногда оно может быть единственным средством избавиться от еще большего вреда.

Если за политическими спорами не стоит национальный или классовый эгоизм или просто глупость, то обычно это либо споры между реформаторами, желающими всё улучшить, и консерваторами, говорящими, что лучшее - враг хорошего, либо споры о допустимости насилия, о допустимости причинить сейчас зло немногим, чтобы избежать впоследствии зла многим (за первое обычно бывают и революционеры, и охранители существующего). Трудно спорить с тем, что лучше причинить зло немногим (тем более, плохим), чтобы избежать зла многим; но человеческий разум слаб, и никогда нельзя быть уверенным, что это зло немногим действительно избавит от зла многих, может быть и наоборот. Тем более, когда подразумевается, что решение принимается и исполняется государством, т.е. людьми, о нравственном уровне которых нет иллюзий. Тот же аргумент - слабость человеческой способности всё заранее рассчитать - можно привести и за позицию консерваторов; реформы почти всегда идут во зло; тем не менее отсутствие реформ является злом стопроцентным: окружающий мир очень медленно, но меняется, и надо ему соответствовать.

На первый взгляд, хорошо, когда люди соблюдают законы и плохо, когда не соблюдают. Но ведь закон дает одно предписание на все случаи определенного класса, а двух одинаковых случаев не бывает; не лучше ли руководствоваться разумом, способным находить оптимальное решение для данной конкретной ситуации? Конечно, разум слаб и может ошибиться, но и разум законодателя не лучше, так что, не зная конкретных обстоятельств, заранее, вряд ли он найдет лучшее решение. Когда несовершенство законов становится очевидным для многих, происходит революция, и люди вместо закона начинают руководствоваться революционной целесообразностью. Но едва ли это оказывается лучше подчинения глупому закону, тем более это хуже реформирования законов в пределах, допускаемых текущими законами. Почему? Тут и корыстное понимание целесообразности (закон все-таки более беспристрастен), и неспособность найти хорошее решение, вызванная глупостью, афектом или недостатком времени, в результате решение принимается еще худшее, чем предлагается законом, не способным предусмотреть всех обстоятельств. В пользу законов говорит и то, что они (хоть и в меньшей степени, чем неписанные обычаи) регулируются дарвиновскими механизмами. Яркая иллюстрация сказанного: иногда судьи, являющиеся частью полицейского государства, но соблюдающие предписанную законом процедуру, оправдывают невиновного человека, обвиняемого государством.

В государстве, существующем для пользы граждан, преступления должностных лиц должны наказываться строже, чем аналогичные преступления обывателей. В теории это так и есть, но на практике в нецивилизованных странах это так только в отношении преступлений против высшей власти. Тиран вынужден терпеть бесчинства опричников, потому что кто кроме них защитит его от революции. Да и для народа революция скорее всего была бы худшим бедствием.

Греческие города были основаны дружинами бездомных пришельцев. Рим был основан шайкой разбойников. Отсюда добродетели западного человека - независимость и энергия, пороки - личная гордость, склонность к самоуправству и раздору. (В.Соловьев)

Только в окончательном идеале нет места государству. Государство принудительно сохраняемое равновесие частных сил, предел всяким эгоистическим захватам. (В.Соловьев)

Правда божья говорит: не убий. Если можно допускать смерть как уклонение от недостижимого идеала (убийство для самообороны, для защиты), то убийство холодное над безоружным претит душе народа. (В.Соловьев)

Не должно себя обманывать: бесчеловечье в международных и общественных отношениях, политика людоедства погубит в конце концов и личную, и семейную нравственность, что отчасти уже и видно во всем христианском мире. Человек все-таки есть существо логичное и не может долго выносить чудовищного раздвоения между правилами личной и политической деятельности. Поэтому хотя бы для спасения личной нравственности следует остерегаться возводить это раздвоение в принцип и требовать, чтобы человек, который к ближайшим своим относится по-христиански, а относительно прочих сограждан сообразуется по крайней мере с юридическим законом, чтобы тот же человек как представитель государственного и национального интереса управлялся такими воззрениями, которые свойственны придорожным разбойникам и африканским дикарям. Должно хотя бы сперва только в теории признать высшим руководящим началом всякой политики не интерес и не самомнение, а нравственную обязанность. (В.Соловьев)

При размножении чиновников эффективность неизбежно падает. (Паркинсон)

Франция объединилась, потому что боялась Англии, Испания - потому что боялась Ислама, Великобритания - Испании, а Германия - Франции. Во времена агрессивных войн государство проявило себя крупнейшей единицей, которая не распадалась из-за различия региональных интересов. Для эффективного управления такое государство зачастую было слишком велико, а для экономики, наоборот, требовались масштабы покрупнее. Сейчас Европа снова защищается от Азии, и распространенное мнение таково: нужна какая-то реорганизация. Движение к объединению Европы - взять к примеру Европейское экономическое сообщество - это предвестник возникновения новой Римской империи со всеми преимуществами, какие несет такое объединение в смысле обороны, свободной торговли и внутреннего спокойствия. Но при этом провинции логично требуют автономии. Ибо меньшие политические подразделения (Бавария, Нормандия, Шотландия) так или иначе принесли в жертву идее прочного государства свою национальную гордость. Они отдали независимость, но обезопасили свои границы и, более того, получили свой кусок от общегосударственного пирога. Во второй половине XX века многонациональному государству почти нечего предложить своим провинциям за их лояльность. Их никто не защитит, если они не входят в альянс более крупный, не приходится рассчитывать и на трофеи. Конечно, кое в чем такое государство полезно и сейчас, но во многом стало обузой ~ оно тормозит торговлю на густо разветвленных внутренних границах, тратит впустую кучу времени из-за сверхцентрализованного управления. Если население превышает десять миллионов, совершенно ясно, что нужна децентрализация, как в Голландии, где у каждой провинции свой губернатор, или как в США. Мы начали понимать, что многонациональное государство с населением в тридцать-пятьдесят миллионов человек безнадежно "не тянет", оно сводит на нет культуру провинций и стрижет под одну унылую гребенку всю общественную жизнь. Для надежного управления нам нужно правительство доступное, экономное, обслуживающее зону, которая объединена общей культурой и в разумных пределах невелика. (Паркинсон)

Обычным для Европы явлением стало национальное государство - политическое образование, предназначенное только для войны, объединяющее от тридцати до шестидесяти миллионов людей; достаточно малое, чтобы сохранять политическое единство, и достаточно большое, чтобы являть собой военную угрозу. Эффективно управлять им нельзя - для этого оно слишком велико (возможно, в федеративных государствах дела обстоят лучше). Индустрия его развивается медленно, так как оно слишком мало и зачастую не вписывается в экономические структуры. (Паркинсон)

Если бы деньги и время, растрачиваемые парламентом, были бы доверены нескольким порядочным людям, английская нация занимала бы сегодня гораздо более высокое положение. Парламент для нации - это просто дорогостоящая игрушка. (Ганди)

В иерархических группах субдоминанты борются за власть с доминантом и при его небольшом превосходстве боятся его и не любят. Иное дело — особи, стоящие на более низких этажах пирамиды. Они не помышляют занять место доминанта и питают к нему смешанное чувство любви и страха. (Дольник)

Есть виды животных, у которых члены стаи не вмешиваются в чужие конфликты из-за доминирования. Но не таковы обезьяны. У них подчиненные особи, не участвующие в конфликте, всегда активно выступают на стороне доминанта, если он победит. Наказанной особи они не только не сочувствуют, а напротив, тоже стараются ее унизить, показывают на нее, кричат, плюют, швыряют в нее камни и кал. Только в силу такой врожденной реакции один тиран может подавлять огромное количество людей, среди которых многие миллионы и умнее его, и сильнее, и мужественнее. (Дольник)

Толпа может побить осужденного камнями, требовать его смерти, а если ей выдать человека, только что занимавшего высокий пост,- буквально разорвать на куски. Человек отличается от макака и еще одной тонкостью: если самец обезьяны никак не поощряет тех, кто срывает на наказуемом свою агрессивность, то человек самых активных может выделить, приблизить и возвысить. Так образуется самая страшная структура - иерарх в окружении подонков. (Дольник)

Все тирании держат сильные личности в повиновении, постоянно угрожая им скорой расправой низов. (Дольник)

Обычно геронтократия возникает, когда официальный лидер не уверен в себе и боится более молодых. Подтягивая к себе таких же старых и не уверенных в себе, как он сам, и делясь с ними властью, он формирует старческую верхушку, для которой страх потерять власть перевешивает стремление править единолично. В обычной жизни поведение геронтов может казаться нам очень продуманным и хитроумным. В действительности же это хитрость инстинкта. В традиционных обществах общепризнанная и облагороженная законами и предписаниями власть старшей возрастной группы - всех этих советов старейшин, геронтов, сенаторов - зачастую оказывалась вполне приемлемой для рядовых членов. (Дольник)

По врожденной программе окруженность детьми - один из признаков иерарха. Поэтому тираны во всем мире всегда хотели, чтобы в ритуал их появления перед подданными входила стайка детей, неожиданно и радостно выбегающих откуда-то и окружающих тирана. Портреты лидера с одной-двумя маленькими счастливыми девочками на руках - обычный атрибут всех тираний. Казалось бы, такой дешевый этологический трюк, а как сильно действует на массовое подсознание! В ответ на врожденный сигнальный стимул - облепленного детьми самца - врожденная программа кричит: "Вот он, наш Вождь, Отец и Учитель!" (Дольник)

У историка и этолога восприятие мощных автократических и тоталитарных государств прошлого и настоящего противоположно. Для историка эти многоступенчатые иерархические образования - достижения разума, блестящей организации, гениальных царей и полководцев. Они возвышаются над организацией прочих племен и народов, как египетские пирамиды - над барханами песка. Для этолога - это примитивные самообразующиеся структуры, просто разросшиеся до гигантских размеров. Их построили не гении, а "паханы". В силу инстинктивных программ люди самособираются в иерархические пирамиды, это почти так же неизбежно, как образование кристаллов. (Дольник)

Большие запасы пищи впервые, по-видимому, стали появляться у тех, кто занялся выращиванием растений, после сбора урожая. Вот тут-то их, вместе с их собственностью, и могла подмять под себя иерархически сплоченная группа ничего не производящих людей. Она могла выступить в роли захватчиков, а могла и в роли добровольно-принудительных защитников от других захватчиков. (Дольник)

В упрощенной формулировке крупнейшие античеловеческие извращения большевизма, вообще революционного радикализма как особого психического устройства объясняются тем, что идентификация с Учителем, Лидером, по-русски - вождем затеняет, заглушает, а случается - вытесняет начисто первичную идентификацию с родным отцом. (Белкин)

Как воздействует на психику какой-нибудь гашиш - точно так влияют на нее и гормоны, поступающие в кровь в ответ на внешние ситуации. Я думаю, что только поэтому на человека действуют наркотики, - они, как поддельный ключ, отпирают те замочки, которые природой подготовлены для саморегулирования организма. И механизм, и результат воздействия одинаковы. Тот же "кайф". И так же формируется неотвязная потребность, превращающая человека в раба привычки. Число жизненных факторов, запускающих этот механизм, безгранично. Но роль абсолютного лидера среди них принадлежит Власти. Поэтому, если уж заниматься медицинским освидетельствованием претендентов на значительные должности, предполагающие неординарную власть, начать я посоветовал бы с тестов, выявляющих устойчивость к атакам наркотических веществ. (Белкин)

В организации государства главной ячейкой, как призывал еще Солженицын, должен стать не верх, а первичное звено - земство, община, уличный комитет, микрорайон. И их депутаты, их администраторы должны прежде всего работать в своих областях и уже затем - в структуре местной власти, как правило, без оплаты. (Попов)

В государстве должны стать полностью независимыми финансово (за счет особых налогов) и организационно (самоуправляемые) суды, правоохранительные органы и средства массовой информации. (Попов)

Надо радикально ограничить законодательство государства только общими необходимыми рамками. А основные правила должны устанавливать те, кого это касается: профсоюзы, сообщества, союзы учителей, студенческие объединения и т.д. (Попов)

Необходимо изъять из национальной компетенции и передать под международный контроль ядерное оружие, ядерную энергетику и всю ракетно-космическую технику. Нужна передача под глобальный контроль всего человечества всех богатств недр нашей планеты. Прежде всего - запасы углеводородного сырья. Под мировой контроль должна перейти охрана окружающей среды и мирового климата. (Попов)

Необходима разработка основ новой цивилизации. Среди ее параметров: потребление энергии должно быть минимальным. (Попов)

В новой цивилизации очень важен комплекс мер по воспитанию с детства людей, которым чужды религиозная, этническая, культурная и другие несовместимости и тем более нетерпимости. (Попов)

Мировое правительство формирует ООН по согласованию с Мировым парламентом. При нем необходимы и Мировые вооруженные силы, и Мировая полиция. (Попов)

Я хорошо осознаю те опасности, которые несет любое Мировое правительство: и для человека, и для общества. Но, с другой стороны, демократические страны уже накопили обширный опыт контроля за своими правительствами, за своей бюрократией. А страны Европейского Сообщества - опыт формирования общих органов и структур. (Попов)

С точки зрения социально-экономической западнизм стремится к созданию гарантированных должностей и Доходов для представителей тех видов деятельности, которые не являются непосредственными производителями материальных ценностей и услуг, и к усилению частного предпринимательства как самого эффективного средства принуждения людей к трудовой деятельности и повышения производительности ее. При этом частное предпринимательство не связано необходимым образом с частной собственностью. Эволюция западнизма идет в направлении, сближающем западное общество с коммунистическим. (Зиновьев)

При людском благородстве -- допустим любой добропорядочный строй, при людском озлоблении и шкурничестве -- невыносима и самая разливистая демократия. Если в самих людях нет справедливости и честности -- то это проявится при любом строе. (Солженицын)

Без правильно поставленного местного самоуправления не может быть добропрочной жизни, да само понятие "гражданской свободы" теряет смысл. Демократия по-настоящему эффективна там, где применимы НАРОДНЫЕ собрания, а не представительные. Такие повелись -- еще с Афин и даже раньше. Такие -- уверенно действуют сегодня в Соединенных Штатах и направляют местную жизнь. (Солженицын)

Централизованная бюрократия инерционно старается ограничить области общественного самоуправления. Но это нужно лишь самой бюрократии, а никак не народу, да и не правительству. В здоровое время у местных сил -- большая жажда деятельности, и ей должен быть открыт самый широкий простор. Как формулировал Тихомиров: во всем, где общественные силы и сами способны поддерживать общеобязательные нормы, действие правительственных учреждений излишне и даже вредно, так как без нужды расслабляет способность нации к самостоятельности. Повсюду, где допустимо прямое действие народных сил -- в форме ли местного самоуправления или деятельности еще каких-то отдельных общественных ассоциаций, союзов, -- это прямое действие должно быть им открыто. Кроме того, этот общественный подпор незаменим для контроля над государственно-бюрократической системой и заставляет любого там чиновника служить честно и поворотливо. Такую сочетанную систему, деловое взаимодействие администрации правительственной и администрации местных самоуправлений, Д. Шипов называл ГОСУДАРСТВЕННО-ЗЕМСКИМ строем. (Солженицын)

отвечая на вопрос о том, "как люди позволили заманить себя в ловушку государства", надо ясно видеть, что речь, как и на прежних переломных этапах, шла о выборе "меньшего из зол". (Назаретян)

Воины догадались, что выгоднее охранять и опекать производителей, систематически изымая "излишки" продукции, чем истреблять или сгонять их с земли, а производители - что лучше, откупаясь, пользоваться защитой воинов, чем покидать земли или гибнуть в безнадежных сражениях. Такие формы межплеменного симбиоза и "коллективной эксплуатации" вытесняли геноцид и людоедство палеолита. (Назаретян)

Компьютерная революция, превратит национальные государства с армиями, таможнями и прочими атрибутами в анахронизм. Уже к середине XXI века мировое сообщество может организовываться не по территориальному, расовому, языковому, религиозному, но по "сетевому" принципу — согласно интересам, наклонностям, сферам деятельности. (Назаретян)

Сохраняющий сценарий XXI века связан, вероятно, с унификацией макрогрупповых культур, т.е. с отмиранием наций, государств, религий, социальных сословий (классов), по крайней мере, в их "классическом" виде. Компенсацией должен стать рост разнообразия микрогрупповых культур, формирующихся вне зависимости от географических, политических, языковых и прочих барьеров. Членение на этносы, государства, религиозные конфессии, классы, нации и т.д. чревато периодическими обострениями политических конфликтов, которые на прежних исторических стадиях были неизбежны, допустимы и в известном смысле необходимы. (Назаретян)

Сетевая организация мирового сообщества могла бы решающим образом снизить остроту социальных противоречий за счет их умножения (типичный механизм эволюции систем!). Во-первых, включение каждого индивида в большое количество коммуникационных цепей и пересекающихся идентификационных множеств затрудняет дискретное деление на своих и чужих. Во-вторых, мышление, опосредованное компьютерными сетями, становится более объемным, многомерным и "мозаичным" (по терминологии А. Моля). (Назаретян)

Война не только и не столько выброс агрессии. Психологической подоплекой войны является человеческий альтруизм - потребность в самопожертвовании, аффилиации, смысле жизни... В войне фрустрированный человек способен ощутить себя востребованным. За такое не жалко и жизнь отдать - и свою и чужую... Эти так называемые базовые функциональные потребности играют важнейшую роль в поддержании института войны. Попытки же объяснить войну предметными причинами - экономикой, экологией, политикой - чаще всего несостоятельны. Часто это способы рационализации, самооправдания конфликта. Войны появились задолго до экономической эксплуатации, грабежа и т.д. (Назаретян)

Сейчас политологи и футурологи рассуждают, какой будет Россия в конце XXI века, каким будет Китай... Да не будет ни России, ни Штатов, ни Уганды, ни Китая!.. В худшем случае не будет цивилизации вообще. В лучшем - не останется государств в современном понимании. Мировое сообщество будет строиться по совершенно иным качественным признакам. Макрогрупповые культуры, то есть культуры, которые строятся по схеме "они - мы", перестанут существовать. Не будет ни русских, ни китайцев, ни православных, ни мусульман. (Назаретян)

Чтобы выжить, людям придется глубоко переосмыслить ключевые понятия: "человек", "общество" "культура", "душа", "сознание", отказаться от своей национальной, конфессиональной идентификации... Не знаю, сможем ли мы, люди, примириться с необходимостью таких жертв. Но в противном случае цивилизация на нашей планете обречена. (Назаретян)