Погост

ВМЕСТО ПРОЛОГА.

Каждую пятницу, возвращаясь с работы домой, я уже знал, что снова увижу у подъезда её. Может быть, даже уже и не одну, а с компанией. Справа. Между крыльцом и углом выступающего дома. Сегодняшний день не стал исключением. Вот она. Смятая бумажка валялась на привычном месте. Рядом полиэтиленовый пакетик, несколько окурков и конфетный фантик. К понедельнику тут всегда накапливалась порою достаточно внушительная кучка мусора. Поутру, дворник, регулярно заметал и сбрасывал всё в фанерный короб на тележке, и неделю в углу было чисто. Но субботу и воскресенье он тоже отдыхал. И в пятницу бумажка регулярно появлялась на этом месте. Каждый раз она была разная. То газетный обрывок или скомканная записка. То просто смятая упаковка от мороженки или разорванное объявление. Но «друзьями» она обзаводилась достаточно быстро. Любопытство настолько поглотило меня, что однажды я даже взял отгул в пятницу и решил покараулить рождение этой первой бумажки. Три часа я добросовестно читал книжку на скамейке у детской площадки, изредка поглядывая на подъезд. Потом физиология взяла своё и вернувшись на пост через пяток минут я изумился. Бумажка лежала в углу и, словно посмеиваясь, шевелила рваным кончиком под дуновением ветерка….

                *   *   *   *   *

- Васька! Васька, мать твою!!!! Дрыхнешь ещё что ли, обормот?!
 
Роман  последний раз пнул дверь избы, присел на крылечко, хлопнул по карманам в поисках сигарет. Нашёл, вытянул помятую пачку,  закурил:

- Ну, где вот его черти носят? Опять, поди, вчера накеросинился. Вот как с таким договариваться о чём-либо?

Солнце уже давно встало и ощутимо начало пригревать, хотя стрелки на часах едва перевалили за восемь. Летний день в деревне начинается рано. Сложив губы куриной гузкой, Роман вытолкнул изо рта несколько колечек  табачного  дыма и откинулся на запертую дверь. Дом и подворье были не слишком большими, но основательными, как раньше и строили в сибирских  деревнях. Ставил ещё дед братьев,  а теперь вот бобылём  жил младший Васька. Сам дом невелик. Всего одна, но просторная комната. За дощатой заборкой такая же просторная кухня с русской печью и вход, а не лаз, как у большинства, в погреб.  Просторный, сухой. Дед держал с десяток ульев  и поздней осенью пчёлы переселялись зимовать именно туда. Видимо поэтому дед и сделал просторную дверь. Теперь кроме банок солёных огурцов и картошки в подвале ничего не было. Но неистребимый сладковатый запах вощины и мёда до сих пор витал в погребе и Роман всегда ощущал его, когда лазил за огурцами. А уж, сколько лет прошло?

На подворье тоже все постройки уцелели. Слева небольшая банька с пристроенной на сваях  летней кухней, которую промеж себя всегда почему-то называли зимовьём. Под ним между свай аккуратные поленницы. И дождь не мочит, и ветерком обдувает. Справа крепкий амбар,  в котором сколько себя помнил Роман,  хранился разный хлам. В общем, амбар всегда выполнял в семье ту функцию, которую сейчас у горожан выполняет гараж. Рядом стайка для свиней и курятник. Прямо большой сарай, разделённый пополам, где раньше у деда жили коняга Карька и корова Лида.  Над стойлами, как бы на втором этаже, большой сеновал и именно оттуда высунулась заспанная, помятая, опухшая  физиономия младшего брата:

- Чего орёшь с ранья, как белый медведь в тёплую погоду?  Соседей перебудишь и перепугаешь всех.
- Кого пугать-то? Все уж встали давно. Девятый час. Забыл что ли, что договаривались в Герасимовку ехать?   
- Да помню, помню….

 Васькина физиономия исчезла и вместо неё появилась, обтянутая тёмно-синими китайскими спортивными штанами, задница. Нога в зелёном сланце неуверенно помельтешила в воздухе в поисках ступенек приставной лестницы и, наконец, Васька сполз на землю.
 
- Мда-аа…, - потянул носом Роман, -  Помошничек, мать твою.…  Опять вчера наклюкался?  Где только деньги берёшь на бухло?
- Да, на трассе вчера гаишники фуру тормознули. Чего-то там не так загрузили, вот все коробки на одну сторону и свалились. Не в габарите оказалась фура, вот гайцы и поживились маленько, а дальнобоям чего делать? Ехать ещё далеко.  Каждый раз платить, так как раз без штанов приедешь. Вот они и начали перегружаться прямо в поле, а тут и мы с Лёхой мимо проходили, ну и помогли за литруху. Все довольны, всем хорошо. Так что не боись.  Ща рассольчику хлебану и поедем.
 
Васька пошарил под крыльцом, достал ключ, открыл дверь и исчез в полумраке сенок. Что-то зашуршало, потом упало, потом забулькало и через пяток минут Васька, снова показался на крыльце. Похоже, одним рассольчиком дело не ограничилось, потому что глаза у младшего брата заблестели и даже некий румянец пробился через трёхдневную щетину. Видимо вчера была «не литруха», а по «литрухе» на рыло, иначе у них с Лёхой вряд ли чего задержалось бы «до завтра». Довольный Васька подошёл к бочке, стоявшей у крыльца под жёлобом, в которую сливалась с крыши дождевая вода и, щедро зачерпнув ладонями, поплескал в лицо. Шумно отфыркнулся:

- Всё. Готов. Можно ехать. – И дурашливо пропел:
-  Не плачь лопааата. Пройдут дожди.
Стройбат верёёотся, ты только жди!!!

Разница в возрасте у братьев была четыре года, но походили они друг на друга мало. Васька кряжистый, широкий в кости,  кругломордый. Ставь циркуль на нос, проводи окружность и получишь Васькину физиономию. Роман, напротив, был длиннолицый, поджарый. Кости и жилы. Но, несмотря на худобу, какая-то внутренняя сила исходила от всего его тела и постороннему сразу чувствовалось, что с этим человеком лучше дружить, чем обидеть ненароком. Одинаковыми  у братьев была шевелюра. У обоих  светло-русые буйные кудри, которые никогда не поддавались расчёскам и нисколько не редели с возрастом.
 
Старший Роман всегда верховодил и опекал младшего. Был не особо разговорчивый, но окончательное его слово было законом для младшего. До тех пор, пока Ваську не призвали в армию. Уходил служить с неохотой. Дома оставалась любимая соседская девчонка Муська. Первая красавица села, по деревенским меркам. Вообще-то она была Марией, но с детства для сельчан стала почему-то Муськой, так и отзывалась на это имя, став уже взрослой и симпатичной девушкой. Балагур, весельчак и гармонист Васька влюбился в неё без памяти на исходе девятого класса. Муська отвечала взаимностью, но настойчивые Васькины просьбы оформить отношения до призыва как-то ловко обходила стороной. Так и ушёл младший отдавать долг Родине холостым.

 Отслужил Васька положенные два года в стройбате где-то на севере под Тикси. Но вернулся, как и положено дембелю, орлом. С аксельбантами и двумя рядами армейских значков на груди. Вот только Муськи в деревне уже не было. Уехала в областной центр поступать в институт, да так больше её и не видели.  Гуляли, дембель и пол деревни мужиков, неделю, а потом он тоже засобирался в город на поиски своей первой и единственной любви. Вернулся через месяц. Мрачнее тучи и один. С той поры трезвым Ваську видели редко. Парень был работящий, умел делать практически всё. Стройбат дал в багаж несколько современных  профессий, вроде электрика, да слесаря, а уж топор, да рубанок кто из деревенских не умеет держать в руках сызмальства? В общем, руки росли, как и у многих деревенских из положенного места, но сломалось что-то внутри. Устроился плотничать в колхоз, но работал, ни шатко, ни валко. От получки до аванса.  А тут вскоре и перестройка грянула во всей своей красе. Дед с бабкой не вынесли перемен и с разницей в пару месяцев по-тихому ушли в мир иной,  вслед за рухнувшим социализмом, а Васька от родителей перебрался в их дом. Роман, который к тому времени уже был женат и обзавёлся двумя сыновьями погодками, долго пытался воздействовать на брата, но того как подменили. На все увещевания, отшучивался, похохатывал, но ничего в своей жизни не менял. В конце концов, Ромка плюнул на воспитательный процесс и отступился. То есть, совсем общаться не бросил, навещал изредка. Помогал картошку посадить, на праздники приглашал, но с воспитанием отстал. В конце концов, человек сам хозяин своей судьбы.

 На удивление брата и всей деревни пропитым алкашом Васька не стал. Регулярно засаживал и убирал огород. Не в широком ассортименте, конечно, но картошка, огурцы, морковка, да лук с чесноком, это постоянно. Жил бобылём. Перебивался случайными заработками, но, заработав какую копейку,  уходил на несколько дней в загул. Собственно говоря,  через десяток лет и удивляться особо уже было некому. Колхоз умер, колхозные земли распродали, работать стало негде. Кто подался в город к родственникам, кто ездил шабашить, в основном тоже в город, но это разве жизнь, когда мужика месяцами не бывает дома? В основном кормила трасса в полукилометре от деревни. Не то, чтобы федерального значения, но довольно оживлённая.  Поэтому с утра бабы, с пирожками, да деревенскими экологически чистыми продуктами с огорода или грибами-ягодами из леса, отправлялись на дорогу. За лето старались урвать побольше, потому что зимой совсем тоска. В мороз много на трассе не наторгуешь.
 
Из почти десятка сёл, объединённых при советской власти в колхоз «Новый путь», остались три. Ново-Громово, стоявшее на железной дороге и кормившееся от неё. Селезнёвка, кормившееся с трассы, и где жили наши братья, да Герасимовка, куда они и собирались ехать. Впрочем, деревней Герасимовку назвать уже было сложно. Там доживали свой век восемь последних жителей. Два старика, да шесть старушек, которым волей судьбы не к кому было уезжать, а может просто не захотевших покидать родные места, как Устинья, родная тетка Романа и Васьки. Ромка несколько раз пытался забрать тётку к себе, когда умерли родители, но Устинья наотрез отказалась. Поэтому хотя бы  раз в месяц, но Ромка старался навестить  Устинью. Один или с женой Татьяной. Справиться о здоровье, привезти мяса кусок или тушенки, крупы, муки, да подлатать чего во дворе, пока Танька полола на огороде. Тётка Устинья, хоть и распочала девятый десяток, но старушка была ещё крепкая, как говорили соседки – ноская. Поэтому  держала небольшой огородик,  кур десяток и козу.

 Васька крепкими родственными узами обременён не был, да и ездить ему было не на чем, за восемнадцать километров по раздолбаной ныне грунтовке, в прежние времена бывшей неплохим трактом, который регулярно посыпали гравием,  а потом разравнивали  колхозным  грейдером. Хотя  иногда, младший всё же составлял Роману компанию, когда предстояла какая-нибудь объёмная работёнка, которую одному брату сделать было несподручно. Вот и вчера в пятницу Роман попросил Ваську помочь. У тётки заканчивались дрова и Ромка, по случаю купил, по дешёвке с десяток старых телеграфных столбов, да пару кубометров березового кругляка, распилил на неделе, но поколоть не успел. Сбросал чурбаки в тракторную телегу, чтобы поколоть  дрова уже на месте. В два топора сподручнее, да и быстрее. Может ещё чего по хозяйству помочь надо будет. Да и сена козе хотя бы немного накосить надо. В общем, нацелились на пару дней. Не меньше.

- Ну что, твой мустанг бегает ещё?? – Васька кивнул на старенький Ромкин «Беларусь», усиленно звякая щеколдой, пытаясь закрыть калитку.
- Бегает пока. Движок, правда, что-то барахлит временами, надо будет разобрать, посмотреть в следующее воскресенье. Солярки вот тоже маловато. Как раз в обрез туда и обратно. Серёга обещал бочку подвезти, да что-то не приехал.
- Не застрянем?
- Да нет. Должно хватить и туда, и обратно. Там у Степаныча ещё две канистры откуда-то завалялись. То ли охотники, то ли рыбаки приезжали, да и забыли. Не пропадать же добру. Я ему красной икры пару банок везу, Танька в райцентре купила. Вот и махнём не глядя банку на банку.
- А че это Степаныча на икру потянуло? В олигархи подался?
- Да-а…. Чисто дитё малое. В прошлый раз говорит: привези мне Ромка икры красной, а то вкус забыл напрочь. Помру, так и не вспомню.
Васька рассмеялся:
- Ну, да. На том свете спросят, а он не при делах. Непорядок. У Степаныча всегда во всём порядок должон быть.

«Беларусь», рыгнув чёрным дымом, весело застрекотал, и братья тронулись в путь-дорогу. Ехать вдвоём в кабине «Беларуси» тесно и шумновато для разговоров, поэтому Васька сразу забился в уголок и попытался досмотреть прерванный сон. Этот тракторишка был у Романа давно. Мустанга, как называл Васька или  «кормильца», как ласково называл «Беларуську» Роман, он можно сказать отвоевал. В колхоз трактористом старший пошёл работать сразу после армии. Через год, по достоинству оценив работу молодого тракториста, руководство пересадило его на новый "Беларусь" и с тех пор они не расставались. Он и ночевал-то всегда около дома Ромки, за исключением редких дней ТО, когда на несколько дней трактор загоняли в цех МТС и «лечили», что-то меняя, подваривая и подкрашивая. Мелкий ремонт Роман, да и  другие колхозные трактористы,  всегда делали сами.
 
Когда сначала рухнула империя, а через какое-то время и колхоз, к Ромкиному дому на джипе подъехали трое стриженых городских братков, хозяин которых за копейки купил МТС,  что называется  «на  корню» вместе со всей техникой. Народ болтал, что за долги вообще забрал всё просто так, дав немного «на лапу» председателю. Разбираться никто не стал. Время было такое… Дурное, беззаконное. Вот и Ромка, договорившись в правлении о выкупе в рассрочку, внёс немного в колхозную кассу и стал считать «мустанга», к тому времени уже числившимся в предпенсионном возрасте, своим. Он любовно разобрал движок, отмыл, отбраковал детали и готовился к сборке. Может это и спасло и его и «кормильца», потому что «братков» Ромка встретил за оградой с топором в руках. Те, снисходительно посмеиваясь,  походили вокруг разобранного трактора, поцокали языками, поплевали под ноги и отчалили. Правда, к хозяину «на стрелку» один раз Ромку свозили. Тот выслушал Ромкину горячую речь, сказал: «хрен с тобой, остатки заплатишь за эту рухлядь не в кассу, а лично мне в течение полугода». И всё. Больше ни за трактором, ни за деньгами никто не приезжал, хотя Ромка почти два года не трогал собранную сумму.  По слухам, доходившим изредка до села,  «хозяина» то ли грохнули в очередной разборке, то ли он грохнул кого-то и пустился в бега. В общем, время была такое. Несуразное. И вот теперь, не считая, коровы Мурки, которую ещё тёлочкой так окрестили  пацаны, посмотрев мультик про Простоквашино, Мустанг был основным кормильцем семьи. Самая горячая пора была весной, когда народ готовился к посадкам огородов. Вот тогда Ромка действительно пахал, как проклятый. Спал по три-четыре часа в сутки, но за две недели зарабатывал больше, чем за оставшееся лето. Зимой же работы вообще не было. И Ромка сделал в сарае тёплую мастерскую, где целыми днями любовно перебирал своего мустанга, готовя к горячей поре. Основная проблема была, конечно, с топливом. Не из-за отсутствия, а из-за цены. Вот и теперь, разглядывая через окошко трактора бывшие поля, густо заросшие не только кипрейником, а уже и мелколесьем выше человеческого роста, Роман вспоминал огромные баки с соляркой, стоявшие раньше по краям поля и где, без всяких накладных, заправлялись копеечным топливом все колхозные трактора. Баки потом исчезли в один день, как и колхоз. То ли разрезали и увезли, как металлолом, в Китай. То ли вкопали в землю хозяева многих, выросших, как грибы, автозаправок на трассе. Осталась только память и какая-то щемящая тоска…
…………………………………………………………………………………………………

Они уже подъезжали к Герасимовке, когда увидели ехавшую навстречу телегу. Роман толкнул локтем закемарившего Ваську.

- Глянь.… Никак Степаныч куда-то направился. Больше вроде некому оттуда. Никак случилось чего…

Лошадёнка у Степаныча была такая же старенькая, если перевести век лошадиный на человеческий, как и сам Степаныч. Поэтому запрягал и ездил на ней он очень редко. Только в самых экстренных случаях. Увидев трактор, возница натянул вожжи, и телега остановилась у обочины, поджидая трактор. Лошадь стояла, кивая головой, как бы здороваясь с железным собратом. Роман поравнялся с телегой, остановился, заглушил мотор  и спрыгнул на дорогу.

- Здорово, Степаныч? Ты куда это поутру намылился? За грибами что ль?
- Здорова, Ромка. Ты с Васьком никак? Вот и хорошо. А я ведь к вам ехал. Беда у нас, ребяты, - Степаныч пожевал губами и протяжно вздохнул, - Померла  Устинья-то.
- О, как! – Васька обошёл трактор,  присел на переднее колесо и взглянул на брата, который остолбенело, глядел на старика. – Как же так, Степаныч?
- Да, вить известно как. Скоропостижно и неожиданно. Смерть, она вить всегда неожиданно приходит. Ждёшь, ждёшь, а она раз и неожиданно. – Степаныч махнул рукой, отгоняя назойливую муху, пытавшуюся сесть на нос, и продолжал, - Вчерась с утра ещё в огороде чёй-то ковырялась. Я как раз мимо проходил. Остановился, покалякали. Грит: пойду, полежу маленько, что-то уже устала с утра. После обеда Токариха пошла к ней за чем-то, а она лежит на кровати, спит вроде. Ну, ты Токариху-то знашь… Она вить не уйдёт, пока своего не получит. Стала трясти за плечо Устинью-то, а та уже видать далеко ушла. Так и не проснулась больше. У Токарихи-то телефон этот маленький, дочка в прошлом годе оставила, так в Ново-Громово дозвонились до больницы, а к вам не смогли. Номера-то не знам, а у Устиньи уже не спросишь. Скорая через час приехала. Фершал посмотрел, бумагу написал. Забрать хотели в морг, да только мы не дали. Чего думам туды везти? Тут-то она уж никому кроме нас, да вас не нужна была, а там и подавно.  Вот я к вам и поехал, а вы вот они…. Ну, таперя нам поспокойнЕй будет. А то уж и не знам чего делать. Устинья ведь женщина не из мелких была, а кладбище далёко…
- Ладно, дед. Разворачивай оглобли и давай за нами, - Ромка решительно оборвал разговорившегося старика и полез в трактор. – На месте разберёмся.
……………………………………………………………………………………………………

В связи с открывшимися обстоятельствами, Роман «пришпорил «мустанга», но по разбитой дороге сильно не разгонишься, да и «Беларусь» с тележкой, далеко  не «Нива» пусть и с прицепом.  Тем не менее, в начале одиннадцатого, братья благополучно подъехали к дому тётки Устиньи.  Казалось, что вздох облегчения явственно пронёсся по двору, как только трактор остановился, и Ромка с Васькой спрыгнули на землю. Парни вошли в настежь распахнутые ворота за ограду. Посреди двора, густо поросшего невысокой травкой,  на двух табуретках стоял свежеструганный гроб, который не торопясь обивал дешёвеньким, ещё советским  красным сатином невысокий сухонький старичок. Вокруг, на  вытащенных из дома стульях, сидело всё население Герасимовки за исключением отставшего по дороге Степаныча и Токарихи. Уже обитая, крышка стояла прислонённая к перилам крыльца.

- Здорово, Валерий Иваныч, - протянул руку, Роман.
-  Здамома, - сквозь зажатые во рту мелкие гвозди, с кусочками красных обрезков материала у шляпок, промычал старичок, перехватил молоток в левую руку, и пожал протянутую ладонь. – Натяни, - мотнул головой на материал. Ромка ухватил, расправил и натянул сатин. Старик споро застучал молотком, с двух ударов вгоняя гвоздики в кромку гроба.
- Ну, вот и ладно, - наконец проговорил он,  забив последний гвоздик. – Вишь, ребяты, каки у нас тут дела невесёлые творятся. Вчерась, как фельшар уехал, я поразмыслил, что ждать то чего? Надо домовину сооружать. Тёс у меня давно для себя заготовлен был, дощечка к дощечке…. Стругай, режь, да колоти. Да думаю: я помру, а кто мне колотить-то будет? Степаныч криворукий чё ли? Дай, думаю, лучше я Устинье последний подарочек излажу. Вот,  к ночи и сколотил.
- Спасибо, Иваныч. – Ромка приобнял старика за худые плечи. – Ты всегда был столяр первостатейный. Кто бы сомневался.
- А-а…. – отмахнулся Валерий Иванович, - Спасибо не спасибо, но с тебя гроб мне на похороны. Такой вот бизнес у меня с тобой будет.

На крыльцо из избы, тяжело и шумно с каким-то присвистом  дыша, вышла Токариха. Точнее, Анна Петровна Токарева, кавалер ордена Трудового Красного Знамени, которого была удостоена ещё в конце шестидесятых годов за повышенные удои молока на ферме, где с малолетства трудилась сначала дояркой, а потом и бригадиром колхозных молочниц. Нрава была сурового, всегда резала правду-матку в глаза, не взирая на лица. Оттого так дальше бригадира никуда и не выдвинулась, а на пенсии сразу стала Токарихой. Сначала за глаза, а потом и прямо стали называть. Анна Петровна не обижалась. Ну, Токариха и Токариха….  Не дурой же, в конце концов, называют. Тётка Устинья  всю жизнь проработала дояркой в бригаде Анны Петровны. Дружили тоже всю жизнь, не оттого, что дома по соседству, а просто сошлись как-то по молодости, да так и не расставались. Сначала поодиночке, потом и семьями. Все горести, все радости делили между собой. Даже мужей похоронили в один день. Шли мужики зимой поддатенькие с гулянки, решили сократить путь, и полезли, через едва вставшую речку, по льду. Один провалился, второй кинулся спасать…. Так вместе и ушли.

- Ромка… Васька… Вот молодцы. Приехали….., - Токариха концами чёрного платка вытерла покатившиеся слёзы, - Подите сюды. Пойдём в избу. Чего-то решать надо, а после уж плакать будем.

В избе было не жарко. Устинья лежала прикрытая с головой белой простыней на широкой лавке над открытым подполом, из которого и несло прохладой. Вокруг стояли несколько ведер с наполовину растаявшим льдом, натасканным из погребов. Но, невзирая на принятые меры, сладковатый запах уже пошёл по избе. Токариха опёрлась на руку Романа:
 
- Вишь, парни, какое дело. Не вытерпит Устя трёх дён-то. Жарко на улице. Не убережём. Мы тут вчера со старухами обмыли, одели, молитвы, как положено, почитали всю ночь. Валерка домовину изладил. Надо бы сегодня и схоронить. Как думаете-то? Время, правда, поджимат, но сейчас темнет поздно. Если поспешать, то вполне получится.  Как думаете?

Роман с Васькой переглянулись. Проблема тут состояла в том, что оставшиеся от колхоза три деревни составляли большой кривой треугольник, а кладбище, на котором хоронили со всех деревень находилось почти в центре этого треугольника.  И если Селезнёвка и Ново-Громово были проходными благодаря автотрассе и железной дороге, то Герасимовка стояла в глухом тупике, дальше только лес. Раньше, конечно,  со всех деревень к кладбищу вели просёлочные дороги и от Герасимовки напрямую было километров семь-восемь, но за последние пятнадцать лет дороги заросли кустами, молодыми деревцами и практически исчезли. Даже из Селезнёвки люди при надобности  ездили в объезд, через Ново-Громово, а что уж говорить про Герасимовку. Нет. Тропка, конечно,  была, но пешком нести гроб с телом вдвоём, поскольку от стариков тут помощи ждать не приходилось, было явно не реально. Васька толкнул Ромку плечом:

- Пошли, покурим.

Вышли на воздух, присели на скамейку перед воротами, закурили.

- Ну и что думаешь? – покосился Васька на брата. Роман почесал затылок:
- А что тут думать. Права Токариха. Надо сегодня хоронить. Чурки с телеги сбрасываем хоть к Степанычу, хоть к Иванычу, потом растаскают потихоньку кому надо. Гроб на телегу. Десять километров до поворота у ферм, там ещё пять-шесть. Если тут быстро управимся, думаю, что часам к двум-трём доедем. Земля там хорошая, мягкая. Так что часа за два мы с тобой могилу выроем. Там и место рядом с родителями есть. Думаю, что засветло вполне управимся. Пожрать только чего-нибудь надо, да воды не забыть прихватить.
- Ну, и лады. Подъём, боец. Вон и Степаныч подъезжает.
…………………………………………………………………………………………………….

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Пока Иваныч сколотил крест-времянку. Пока перекусили, пока разгрузили телегу, нашли лопаты, верёвки, прибили лавку к полу в телеге, соорудили переносную лестницу, поскольку в деревне загрузиться в телегу было не сложно, а в чистом поле старушкам слезть с неё было достаточно проблематично. Токариха и баба Лена, вторая подруга Устиньи, наотрез отказались оставаться в деревне и решили ехать провожать. Ну и  Иваныч со Степанычем соответственно. Как без них? Пока загрузили гроб и заправили солярку из охотничьих канистр, время всё шло неумолимо.  Васек, похоже не сдержался и где-то хватанул пару-другую рюмашек. Судя по повышенной суетливости Степаныча, тот и составил ему компанию, пока искали верёвки. В общем, загрузились и выехали уже во втором часу. Ромка крутил баранку и изредка оглядывался назад, где в телеге тряслись, придерживая гроб, Васька и остальные пассажиры. Дорога на Ново-Громово была получше, чем на Селезнёвку, но всё равно ехали не шибко. Всё-таки похороны. До поворота на кладбище доехали без приключений, свернули. Дальше путь лежал мимо фермы, где трудилась покойница и сопровождавшие её старушки. До неё и не доехали метров сто. Ромкин «мустанг» сначала фыркнул, потом зачихал и закашлял, в двигателе что-то сильно застучало и наступила тишина.

- Приехали, мать его…. – Ромка спрыгнул на дорогу.
- Ромк! Чего стряслось-то? – Степаныч робко выглядывал из-за борта тележки.
- Всё, дед. Приехали. Похоже, коленвал навернулся.
- И чё, Рома?
- Да, хрен его знает чё!! – Ромка зло пнул колесо трактора. – Васька слазь, совет держать будем.

Младшой перемахнул через борт и огляделся. Слева большой луг, справа у берёзовой рощицы покосившиеся, местами с громадными дырами на крышах, четыре тёмных обветшалых коровника. Дальше дорога, легко  извиваясь, убегала в лес.
 
- Тихо-то как…. Будто уже на кладбище. – Васька шмыгнул носом. – Какие мысли, братка?
- Не знаю…. Проезжих тут ждать бесполезно. Пешком идти в Ново-Громово? Два часа минимум. Пока найдёшь кого, да и найдёшь ли ещё? Сейчас задаром никто не поедет. Не те времена. Да, если и поедет, пока вернёшься, пока доедем до кладбища, пока могилу выкопаем, ночь глухая будет.
- Ночью на кладбище? – Васька зябко передёрнул плечами. – Лучше уж тут похоронить. Ну, а чё? Хоронили же в войну, где придётся и ничего. Потом даже памятники ставили на эти места. А тут сейчас чем хуже? Опять же бывшее рабочее место рядом. Можно сказать: не отходя от станка. – Васька снова шмыгнул и утёр нос рукавом. – Тётка Анна, ты чего думаешь?
- Не знаю, Васенька. С одной стороны вроде не правильно это. С другой стороны, - Токариха,  задумчиво посмотрела на полуразрушенную ферму, - думаю, Устинья не обидится. Я бы и сама не против тут лечь. Чай всю жизнь в этих коровниках топталась, теперь можно тут же и полежать. Ты как думаешь, Валерка?
- А чё думать? Куда ни кинь везде клин. Думай не думай, а делать-то нечего. Я супротив ничего не имею. А ты Степаныч?
- Так вить я чё? Я ничё. Я как все. Ленка вон чего-то всё молчит. Чего молчишь?
Баба Лена горестно махнула рукой:
- Делайте, как знаете…..

На том и порешили…. Пока Ромка с Васькой копали могилу между первым и вторым коровником, Токариха с бабой Леной всё бродили от одного к другому, и о чём-то потихоньку переговаривались.  Выкопали быстро. Спустили гроб в могилу, кинули по горсти земли, Токариха с бабой Леной всплакнули,  Ваську отправили пешком в Ново-Громово, а Ромка со стариками начали закапывать могилу…..

Вернулся Васька пьяненький после полуночи на каком-то раздолбанном рыжем «москвиче» с таким же пьяненьким мужиком за рулём. Стариков погрузили в машину и отправили в Герасимовку. Ромка достал из-под сидения старую телогрейку, расстелил, возле разведённого костерка и, обнявшись с братом, они  крепко уснули.
 
ВМЕСТО ЭПИЛОГА.
В прошлом году уродилось много грибов, и  товарищ соблазнил меня поехать на выходные на его малую родину в Ново-Громово на тихую охоту. Переночевали у его сестры, а рано утром выехали в лес. Путь лежал мимо старой заброшенной фермы. Я рассеянно крутил головой по сторонам, разглядывая пейзажи. Внезапно взгляд привлекла какая-то несуразица.
 
- Коля. Остановись. Это что у вас тут такое?
- Не знаю. Я давно тут не был. Лет пять точно.

Мы вышли из машины и пошли к ферме. Я не обманулся. Между коровников расположилось настоящее кладбище. Около трёх десятков могил. Некоторые уже с оградками, некоторые просто обложены венками. Мы постояли, молча, переглянулись и пошли к машине. Поехали, тоже молча, потом Николай нажал на кнопку радио и где-то в Москве музыкальный редактор, как-будто почувствовал наше настроение. Из динамиков Игорь Растеряев затянул под гармошку:
 
..."У меня лежит не один товарищ
На одном из тех деревенских кладбищ,
Где теплый ветерок скачет изумленно,
Синие кресты помня поименно.
Но все слова бесполезны
И ничего не исправить.
Придется в банке железной
букет ромашек поставить.
Пускай стоит себе просто,
Пусть будет самым красивым
На деревенском погосте
Страны с названьем Россия."

(июль 2013г)


Рассказ вошёл в одноименный авторский сборник "Погост" ISBN 9781387809196
Издательство «Altaspera Publishing & Literary Agency Inc.». Торонто. Канада.
Приобрести книгу можно здесь:  Тем,кто затрудняется купить книгу через сайт,  можно заказать книгу  по адресу: info@altaspera.ru или altaspera@gmail.com