Дон Жуан провинциального розлива

Меня всегда болезненно интересовали те мужчины, которые с легкостью необыкновенной покоряли сердца женщин. Отчего так? Скорее всего, причина в том, что сам я подобным мужским достоинством не располагал никогда, а еще в том, что  тяга была к тем, у кого что-то получалось лучше, чем  у меня, и хотелось нового опыта.

Дмитрий Лаврентьев – один из таких мужчин. Невольно сравнивал, узнав об очередной его победе, и задавал себе вопрос: чем он лучше меня? Да, Дмитрий начитан, но и я ведь тоже, как говорится, не лыком шит и знаком не только с букварем. Да, Дмитрий – видавший виды человек (по его словам, в юности окончил мореходное училище и в звании мичмана ходил не раз в загранки), но и я тоже не на первый снег писаю, и кое-что успел повидать. Блестящий журналист? Ну, это уж будет перебором. Журналист он средней руки и достоинство, за которое его ценят в редакции, одно – скор на подъем и бойко пишет. Но ведь и я не олух царя небесного: пусть не столь быстр, но зато «пашу» основательнее и глубже. Пожалуй, единственное преимущество, против которого мне нечего возразить, - это рост Лаврентьева: его «метр девяносто с гаком» внушает. Про него (в отличие от меня) мало кто из женщин может сказать: не мужчина тот, который выглядывает  из-за дамского плеча.  Он писаный красавец? Ничуть. Вечно оттопыренные и мокрые губы, а лицо все исполосовано глубокими отметинами пережитых бурных страстей и склонностью к Бахусу. Его лицо – это карта былых похождений. Я – также не из красавцев, но рядом с ним, извините…

И, тем не менее, женщины липли к нему, как мухи пристают к меду и увязают в нем полностью. Причем, всякие женщины: молодые и не очень, высокие и низкие, полные и худые, блондинки и брюнетки, великие скромницы и развязные, красавицы с подиума и крокодилы, образованные интеллигентки и колхозницы с пятью классами, замужние, имеющие под боком куда как приятнее мужчин, и разведенные не по одному разу, совсем незнакомые, с которыми пять минут назад познакомился, и лучшие подружки его собственной жены. Короче говоря, всеяден. К тому же не знал отказов. Во всяком случае, так он сам говорил. Я верил Дмитрию. Потому что кое-что видел своими глазами.

Приезжает в редакцию шалинской районной газеты «Путь к коммунизму» дипломированный молодой специалист. Назову (подлинные имя и фамилию уже не помню) условно Натальей. Приезжает в сопровождении столь же молодого, как и она, мужа. Итак, Наталья – корреспондент отдела писем, ее муж – фотокорреспондент. Проходит три дня, а на четвертый Дмитрий уже едет на редакционной машине в дальнее село для сбора материалов, едет не один, а в сопровождении Натальи, свежей и очень красивой девушки. Вечером возвращаются и по лицам их видно, что совместная поездка удалась. Я не знаю, что там между ними было: шофер Борис Косинов (хорошее мужское качество) хранил молчание, а я и не пытался что-то разузнать. Но уже через две недели Лаврентьев и не скрывал, что у него с Натальей, которая ему в дочери годилась, сексуальная связь. Удивительно, почему муж этого не замечал?

Впрочем, Дмитрию не откажешь в изобретательности.

Сидит Лаврентьев в моем кабинете и дымит сигаретой. Рассказывает байки и, одновременно, прислушивается к тому, что происходит в коридоре и за стенкой. А за стенкой – кабинет редактора Михаила Кустова. Слышно, как к редактору зашел фотокорреспондент и говорит, что он сейчас закрывается в фотолаборатории, и будет печатать для газеты снимки. Слышно, как за фотокорреспондентом закрывается дверь редакторского кабинета. Дмитрий срывается с места, вылетает в коридор, перехватывает парнишку и между ними происходит такой диалог.

Дмитрий: «Надолго?» Парнишка: «Часа на три, а что?» Дмитрий: «Думал с тобой сбегать к ветерану и щелкнуть. Снимок нужен для тематической страницы». Парнишка: «Вечерком сходим. Идет?» Лаврентьев громко ржет: «Договорились».

Фотокорреспондент закрывается  в фотолаборатории. Наталья, его жена, через пять минут уходит домой (дом в двух минутах ходьбы) на обед, а следом исчезает и Лаврентьев, якобы, ему срочно понадобилось сбегать в райисполком. А райисполком находится наискосок дома, где живет Наталья.

Минут через сорок-пятьдесят оба появляются, но в другом порядке: первым – Лаврентьев, лицо которого светится как полная Луна, следом – Наталья и также вся светится счастьем.

Подобные исчезновения входят у обоих в привычку.

Конечно, я мог понять Дмитрия, когда тот «западал» на юную и красивую, но у меня в голове никак не укладывалось, как можно вступать в интимную связь буквально с любой? Я, в отличие от Лаврентьева, демонстрировал чрезвычайную разборчивость и не терпел случайных связей.

Не секрет, что с глазу на глаз я разговаривал с ним на эту тему. Выслушав однажды мой страстный монолог, Дмитрий заржал и сказал буквально следующее:

- Всяку дрянь –
На х….й пяль.
Бог увидит –
Славну кинет.

Какая удивительная неразборчивость! Может, он был прав, ведь «однова живем»? По крайней мере, Дмитрию в старости есть что вспомнить. А мне?..

Однажды  у этого Донжуана разыгралась настоящая провинциальная история, собственно, ставшая известной всему райцентру.

Все знали, что жена Лаврентьева и жена Мошкина, начальника райотдела милиции, очень-очень дружны и много-много лет. Все свободное время проводят вместе, каждый год на курорты отправляются вместе и без своих мужей. Две семьи и праздники проводят вместе. Короче, не разлей вода. Известно, насколько прочны связи между близкими подругами, насколько много в них тайн. Но всему бывает конец. Описываемый мною случай – не исключение.

Как-то раз две семьи собрались на обычную вечеринку. Выпили и закусили. Выпили, видимо, много. Не знаю, из-за чего, но к концу милого застолья между подружками вспыхнула ссора. И что они сделали? Перво-наперво, стали выворачивать наизнанку все свое грязное белье, раскрывать друг про друга тайны, неведомые мужьям. Оказалось, оба они давно носят весьма ветвистые рога. Конечно, мужья их – не ангелы, они легко бы пережили, как выражаются юристы,  «вновь открывшиеся обстоятельства». Но Мошкина, начальника милиции, глубоко ранила новость, что его жена наставляет ему «рога», находясь в интимной связи с его лучшим другом, то есть Лаврентьевым.

Дружба – врозь. И навсегда. Мошкин развелся с женой и уехал работать в другой район. А что Лаврентьев? Ничего. Он продолжал, как ни в чем ни бывало, жить дальше со своей женой, а также, попутно, обслуживать и брошенную жену своего бывшего друга.

Лаврентьев – опасный мужчина. Для наших жен, конечно.

Так и осталось для меня неясным, чем Лаврентьев покорял женщин? Почему все они не могли устоять, сразу ложились под него и притом были счастливы? Неужто брал своим детородным органом небывалой величины? Не знаю. Рискну предположить, что не только этим, а еще чем-то. Ведь женщина, ложась под мужчину, с которым только-только познакомилась, заранее не может знать про объемы «мужского достоинства». Догадывается? Но как?! Скорее всего, Лаврентьев обладал природными задатками обольщения женщин.

Ну и наталкивает на другой вывод: любая женщина, по природе своей, - слаба на передок и уступит всякому, кто проявит терпение и настойчивость. Впрочем, я ничего не утверждаю, я лишь констатирую. Возможно, и не прав.

Почему все-таки у меня (в отличие от Лаврентьева) «с этим самым покорением женских сердец» возникали проблемы? Только ли дело в природной скромности, препятствующей идти на контакт? Может, нерешительность всему виной? Или, возможно, излишне разборчив, капризен, завышал планку, а потому и не удавалось высоту преодолеть?

Увы, но вопросы по-прежнему остаются без ответов.

ШАЛЯ - ЕКАТЕРИНБУРГ, июнь 1971 – ноябрь 2005.


Рецензии