Свежий ветер

   Старенький трактор, натужно гудя и отфыркиваясь клубами грязного дыма, упрямо таскал по полю картофелекопалку. За ней по бороздам с ведрами в руках неторопливо ходили солдаты. Сентябрьское солнце заботливо грело землю, легкий ветерок едва заметно шевелил начинающую рыжеть траву. Поле сбегало вниз, упиралось в густые заросли придорожного кустарника, за которым виднелся косогор. К его спине сиротливо прилепились несколько неказистых хат. За ними, до самого горизонта, снова тянулось поле.

   -Глушь какая! - пробормотал старший лейтенант Борейко, который сегодня был назначен старшим от роты на заготовке  картофеля, - живут же люди...

   Вздохнув, тоскливо огляделся. Работать оставалось еще почти три часа. Настроение у него сегодня было скверное. Раздражало все: и доносившийся с противоположного  края поля рокот трактора, и работающие солдаты, и цепляющаяся за ноги трава... За день хождения по полю он передумал о многом,  и пришел к выводу, что от жизни удовлетворения  не получает. Романтика курсантских лет не выдержала испытания трехлетней службой в должности  «ваньки-взводного»:  серыми однотонными буднями, ранними подъемами и поздними отбоями, занятиями и тревогами, редкими похвалами и каждодневными разносами начальства.  Вчера ротный опять записал в его служебную карточку очередной, третий уже в этом году, выговор. Домой со службы вернулся поздно, а с порога - участливые  расспросы жены... Двенадцать часов отбыл в казарме и дома опять про службу. Не выдержал, сорвался и накричал на притихшую, и не понявшую причину его внезапного раздражения  жену.

   Борейко обиженно вздохнул, посмотрел на согнувшихся над бороздами солдат, машинально пересчитал. Двоих на поле не было. Наверняка опять ушли Мовчан с Песоцким. Эти «дембеля» отлынивали от работы весь день, словно проверяя его нервы. Ругнувшись, он пошел к краю поля. Высмотрев в густом кустарнике просвет, выбрался через него на лужайку. Стояли тут две заброшенные хозяевами покосившиеся старые хаты, печально глядя на мир выбитыми окнами. У колодца на перевернутых ведрах сидели солдаты. Увидев взводного, неторопливо поднялись, взяли в руки ведра:

   -Водички холодной захотелось, товарищ старший лейтенант, - начал оправдываться Песоцкий.

   Офицер хотел накричать на лентяев, но раздумал: надоело, за день накричался до хрипоты. Отправив солдат на поле, подошел к колодцу, сел на потемневший от времени сруб, устало снял фуражку.  На лужайке было тихо. Прицепившись к ветке старой сливы, дрожала паутинка, посеребренная солнцем.  Шаловливый ветер едва заметно заигрывал с листьями деревьев, что росли вокруг хат. Из кустов неожиданно выпорхнула маленькая птичка, по - хозяйски уселась на ветку и с любопытством рассматривала незнакомца, поблескивая бусинками-глазками.

   -Хорошо тебе, - подумал Борейко, - ни командиров, ни выговоров. Сама по себе…

   Он пнул носком сапога торчавший из травы трухлявый кусок дерева. Напуганная его резким движением птица перелетела на соседнее дерево и обижено защебетала. Борейко вздохнул. На душе было скверно. Словно непосильная ноша гнула его до земли: и бросить жаль, и вперед идти нет сил…

   Посидев еще немного и поворошив в памяти события последних дней, он встал и медленно пошел вдоль кустарника. Лужайка заканчивалась пригорком, на котором росли высокие кусты сирени. Думал, что выйдет на поле, а неожиданно оказался на большой поляне, густо заросшей давно некошеной травой. Из нее торчали покосившиеся деревянные кресты, поднимались металлические пирамидки, кое-где виднелись  ржавые оградки. Борейко растерянно остановился. Жутковато смотрелось среди погожего осеннего дня, еще буйной зелени это полузаброшенное сельское кладбище. Ему стало не по себе. Уже хотел опять нырнуть в кусты, но удержало любопытство.  Оглядываясь по сторонам, медленно пошел он вдоль неровных рядов могильных холмиков. Многие из них уже почти сравнялись с землей.  Выцветшие под солнцем  и дождями надписи на крестах скупо рассказывали о покойных. В дальнем углу поляны увидел два скромных надгробия внутри невысокой ограды. Подошел ближе. С фотографий на него пытливо смотрели молодые лица парня и девушки. Даже кустарно выполненные портреты не растеряли их легких улыбок и выразительной глубины когда-то жизнерадостных глаз. «Бескоровайный Иван Сергеевич… Бескоровайная Татьяна Прохоровна…». Ему двадцать пять, ей двадцать два года. Его ровесники. Похоронены почти одновременно. Первым он, спустя месяц – она. Старший лейтенант задумчиво смотрел на фотографии. Родственники? Муж и жена? Неправдоподобным было видеть на надгробии эти молодые, при жизни  полные надежд лица. Им жить бы, да жить! Офицера внезапно охватило чувство искренней жалости, в груди защемило, глаза предательски зачесались. Как порой несправедливо распоряжается судьба короткой человеческой жизнью…

   Постояв еще немного возле могилы, он медленно, не оборачиваясь, пошел к краю поляны. Пробравшись сквозь кустарник, вышел на поле. Стряхнул с фуражки налипшую паутину, пригладил волосы и направился к приближающемуся трактору. Увидев офицера, тракторист заглушил мотор и открыл дверцу кабины:

   -Еще сколько борозд пройти, командир?

   Борейко посмотрел на часы:

   -Хватит на сегодня, выбрать не успеем.

   Тракторист спрыгнул на землю. Было ему лет за пятьдесят. Продолговатое лицо припорошено пылью, неопределенного цвета фуражка едва прикрывала давно не стриженую голову. Глубоко посаженными глазами он оценивающе смотрел на офицера.

   -Как урожай, - начал разговор Борейко.

   Тракторист улыбнулся:

   -Ничего, добрый. Вот только техник подводить, - кивнул он в сторону картофелекопалки, - старье…

   Неторопливо достал из кармана пиджака пачку сигарет, вопросительно взглянул на Борейко:

   -Куришь?

   -Нет, спасибо, - застенчиво ответил тот.

   -Правильно делаешь, - одобрил тракторист. Не спеша зажег спичку, постучал ногой по колесу, неопределенно хмыкнул:

   -Ну, если копать не будем, то я в бригаду, командир?

Старший лейтенант молча кивнул головой. А когда тракторист уже сел в кабину, словно что-то вспомнив, торопливо спросил:

   -Вы здешний?

   Мужчина утвердительно кивнул головой.

   -Кладбище у вас там, - показал Борейко рукой в сторону поляны, - двое молодых недавно похоронены…

   -Бескоровайные, что - ли? – равнодушно переспросил тракторист. – Муж с женой.

   Глубоко затянувшись сигаретным дымом, он взялся за ручку дверцы.

   -А умерли отчего? – торопливо, боясь, что мужчина захлопнет дверцу кабины, спросил старший лейтенант.

   -Ванька, земля ему пухом, по глупости. Сел на мотоцикл и в дерево врезался… Оставил Таньке двоих пацанов.


   -А она?- дрогнувшим голосом спросил Борейко.

   Тракторист почесал затылок, помедлил с ответом:

   -А что она… Горевала сильно, а через месяц после похорон наглоталась таблеток и сама отправилась за ним…

   -Но молодая же еще была, зачем? Может,  трудно было одной с детьми…

   Сигарета в заскорузлых пальцах тракториста почти погасла. Он затянулся последний раз и бросил окурок под колесо трактора:

   -Да чего там трудно. Отец с матерью еще крепкие, помогли бы доглядеть ребят…

   -Любила, наверное, - задумчиво произнес Борейко.

   -Какая, старлей, у нас в деревне любовь! С пяти утра мотаемся в поле, потом дома до темна возимся со скотиной да огородом… Вот и вся любовь, - с неожиданной злостью в голосе ответил собеседник офицеру. – Ног к вечеру не чуешь под собой, а ты – любовь…

   Тракторист уселся удобней в кабине, опустил ногу на педаль. Борейко молча стоял возле трактора.

   -Ну я поехал?

   Видя, что старший лейтенант его не слышит, он наклонился к Борейко и потеплевшим голосом, чуть запинаясь, произнес:

   -А может, ты и прав, командир. Не все же среди коров та огородов  затерялись. Танька, покойница, видать любила его, потому и пошла за ним… Неопределенно махнув рукой, он продолжил:

   -Мы-то в жизни все больше плохое да тяжелое видим. Да и как по-другому: днями одно только – работа, работа… А потом подымешь голову, а жизнь уже и прожита…

   Командир взвода молча слушал этого уставшего, с запыленным лицом человека, и его охватывало чувство неловкости за свои сегодняшние мысли про неудавшуюся жизнь. Разве это проблемы? Выговор, разнос… Мелочи это! Будто специально для него, упавшего духом, рассуждал о жизни его случайный собеседник, крестьянским чутьем подметивший разлад в  душе старшего лейтенанта.

   -Мы - то свое отжили, - обстоятельно продолжал тракторист, - а у вас, молодых, все по-другому должно быть. Живи, старший лейтенант, командуй жизнью. Второй тебе никто не даст. Видел вон, - кивнул он головой в сторону кладбища, - Бескоровайные  тоже хотели, небось, жить… А как все вышло! Вот так-то…

   Он резко захлопнул дверцу. Борейко стоял и смотрел на отъезжающий трактор, потом провел ладонью по лицу, словно очнувшись, повернулся и быстрым шагом пошел к солдатам.

   …Колеса мощного КамАЗа уверенно подминали под себя серую ленту дороги. Зависшее над придорожной лесополосой послеполуденное солнце слепило глаза. Борейко щурился, но не опускал солнцезащитный щиток, сосредоточенно смотрел на дорогу.  Вдруг он улыбнулся, глянул на водителя:

   -Вот, Николай, и еще один день прожили…

   Солдат утвердительно кивнул головой:

   -Прожили, как будто, товарищ старший лейтенант. Вот только сцепление барахлит. Как доедем до автопарка, тогда уже точно прожили…

   -Мелочи все это, Коля! Главное – не вешать нос по пустякам. Жизнь не только из них состоит…

   Борейко поднял плечи, потянулся.

   -Какая красота кругом! Смотришь, и жить хочется.

   Он покрутил ручку дверцы, опустил стекло. В кабину пахнуло свежим ветром.