1978 - 22

Глава 22.

«- Но, отец, шах Мохаммед не может проиграть! Он сильнее, чем когда-либо его отец. Наши вооружённые силы являются предметом зависти всего мира. У нас больше самолётов, чем у британцев, больше танков, чем у Германии, больше денег, чем у Крёза. Америка – наш союзник, мы – крупнейшая военная держава, полицейский всего Ближнего и Среднего Востока, и все иностранные лидеры склоняются перед ним – даже Брежнев.
- Это так. Но мы ещё не знаем, какова будет воля Аллаха».
(«Шамал». ВТОРНИК, 13 февраля. Глава 25. Плотина Диз. 16.31.)


В отпуске надо уезжать и подальше, иначе найдётся форс-мажорное обстоятельство и тебя отзовут, чтобы заткнуть какую-то дыру.
В 1978 году моему отцу – шестьдесят восемь, мать на три года моложе. Прожившие трудовую жизнь, закалённые невзгодами мои родители ещё крепки (или так представляют себя).
Они меня ждали, отец несколько дней ездил на станцию встречать… когда я приезжаю один, это ему редко удаётся, так как я не жду поезда или автобуса, а добираюсь либо попутками, либо с оказией. От Жмеринки до Бара почти 60 километров.
В этом году случилась оказия – райкомовский УАЗик.
Мой свояк Володя, муж моей сестры Светланы, работавший инструктором райкома партии в Баре, на этот раз встречал в Жмеринке поляка, с которым они должны подготовить базу для встречи польской и советской правительственных делегаций. Насколько я понял, обе делегации будут участвовать в совместной охоте, а задача инструкторов (нашего и польского) – обеспечивать охотников спиртным и закуской.
В прошлом году Володя ездил на машине ГАЗ-69. Работа инструктора райкома  весьма разнообразна. То он мотается по промышленным предприятиям, то по колхозам-совхозам во время посевной и уборочной кампаний. В такие периоды он дома ночует редко, достаётся и машине, и неизменному водителю Петру. Дороги района запущены, в сезоны дождей, осенней слякоти, что как раз и бывает в дни уборки сахарной свеклы, - инструктору не раз приходилось выталкивать увязший в болоте «газик». Наконец-то Петя за рулём списанного в армии УАЗика с какими-то особыми приводами, редукторами, и двумя топливными баками. Хоть и списанная, машина в отличном состоянии. Видимо её списанию поспособствовали деловые контакты первого секретаря райкома и командиров воинских частей, ютившихся вокруг Бара.
Но этими качествами машины Петя будет хвалиться позже. А пока что Володя, едва сняв меня с московского поезда, мчался встречать поляка. Я увязался за ним. Поляк оказался толстым, усатым и весёлым, к тому же давним знакомцем Володи. Про себя я его прозвал «пан Тадеуш». Сейчас я имени того поляка не помню, поэтому так и буду его звать: пан Тадеуш.

Пан Тадеуш косился на мои майорские погоны.
- Пан официр, майор?
Володя представил меня:
- Станислав, шуряк… брат жены.
- Розумеем, справа брата жоны, швагер.
Это «Швагер» мне понравилось, как-то лучше звучит, чем «шуряк», хотя тоже, это немецкое «шва…»
- Пан Станислав, - он сделал ударение на втором слоге, что мне тоже понравилось, - есть наша назва, ние поляк?
Я отрицательно покачал головой:
- Так назвали, а потом всегда звали Славой.

У пана Тадеуша в руках был чемоданчик, типа «дипломата», но больших размеров. В большом салоне УАЗика он сразу извлёк из «дипломата» бутылку американского виски (или бренди) и лимон:
- Панове дринк на споткание? (нечто похожее)
Словом, за спотыкание панове были не против.

Первый секретарь райкома редко баловал подчинённых своим присутствием на банкетах. Конечно, на таких мероприятиях блистали жены местной советской элиты. Однажды мне пришлось видеть, как тщательно «чистила пёрышки» Светлана, собираясь на новоселье райкомовской уборщицы. Конечно, «демократичный» Первый будет обязательно! Может быть, именно тогда Светлана посетовала, что с такой спецификой работы Володя часто выпивает.
На что Первый секретарь ответил просто:
- Потерпите, Светлана, так надо!

В первой главе этого сочинения я писал, что 1978-й год был только кажущимся болотом, он был предтечей бурных событий. Созревала опухоль, которой предстояло превратиться в нарыв, и взрыв этого нарыва заденет всех.
Спустя два десятка лет уже в новой Украине Володя станет Председателем Исполкома. Замученная запоями мужа, Светлана пригрозит Володе разрывом их брака; Володя покончит жизнь самоубийством. Бывшие коллеги по женской элите Бара отвернутся от Светланы, и через несколько месяцев после смерти Володи уйдёт из жизни и моя сестрёнка, от инфаркта.

Сентябрь на Украине – самый благословенный месяц. Короткие освежающие дожди и звёздные ночи. Вино, молодое и с урожая прошлого года, старательно изготовленное моим отцом, благополучно уничтожается мною и моими друзьями; лодка и рыбалка, овощи и фрукты, арбузы и дыни.

В этом сентябре я на рыбалку не пошёл: после трёх выездов в район оазиса Ахал-Теке, следовавших один за другим, и бесподобной, хоть и вынужденной, рыбалки в наполовину иранском питьевом озере, у меня на рыбу появилась синкрезия.
Дети в школе, поэтому жена осталась в Ташкенте.

На Украине хорошо прослушивалось радио Би-Би-Си, из передачи которого 16 сентября я узнал о личном послании  премьера Великобритании Джеймса Каллагэна шаху Ирана Мохаммеду Реза Пехлеви, в котором он призывал шаха к «либерализации» и прекращению кровопролития мирных граждан. Наше радио сообщало о расстрелах демонстраций, о том, что советские люди восхищаются мужеством иранского народа, выступающего против «американского империализма».
Но и совесть надо иметь. Офицерские отпускные плюс несколько сотен из кассы взаимопомощи  позволяют бороздить пространство самолётами, пить водку в купе поездов и с одноклассниками, но не бушевать в ресторанах. Трёх недель вольницы достаточно.

Кто-кто, а шах Ирана мне бы позавидовал.
Когда я сидел с гитарой в купе поезда Ташкент-Москва, или наслаждался панорамой заоблачной выси в самолёте рейса «Киев-Ташкент», он уже метался и потел по ночам, дрожа от страха.
Получив  от шаха «добро» на демонстрации, муллы вывели народ на улицы теперь уже в одиннадцати городах Ирана с требованием - долой шаха и американцев.
Однако. Шах сам виноват со своей национализацией – замахнулся на земли мечетей! Восьмого сентября растерянный шах вводит в этих городах военное положение, армия стреляет в народ. Народ назвал эту пятницу «чёрной». Нельзя армии поручать несвойственное ей занятие успокаивать народ. Но кто учится на чужих ошибках?

Кажется, я в отпуск «слинял» во-время, иначе начальство погнало бы нашу мангруппу обратно, в этот раз ради галочки, ради доклада «меры приняты». Без меня это было невозможно. В этом отношении я сейчас в амплуа одного прапорщика, талантливого технаря, который, оборудовав КП автоматикой, наотрез отказался рисовать какие-либо схемы. Никто не мог устранять неисправности кроме самого изобретателя. Прапор периодически предавался запоям, но был «непотопляем».
Шах был мишенью для всех оппозиционных сил: марксистов партии Туде, молодёжных организаций моджахедов (студенты, в 1978 году до 100 000 чел.)  и фидаян (террористы, «городские партизаны», эквивалентны русским эсэрам),  религиозного подполья в мечетях и за рубежом, наконец борющихся за автономию испокон веков, вооружённых до зубов курдов на севере и белуджей на востоке страны.
Антишахские настроения охватили часть офицерского корпуса Ирана, прошедшего обучение в США, Великобритании, Франции; расстрельные трибуналы САВАК только увеличивали прослойку недовольных офицеров. Но шаха защищали: САВАК, корпус жандармерии, Шахская Гвардия («бессмертные») и пять развёрнутых полностью армейских корпусов, насыщенных американскими советниками и американским оружием.
Почти все демократические движения объединялись лозунгом «долой шаха, долой американцев»; религиозная оппозиция, сначала готовая к альянсу с американцами, к февралю 1979 года вынуждена поддержать антиамериканизм бушующих масс.
Эта расстановка сил в 1978 году нам была неведома; она была осмыслена и систематизирована только спустя годы после исламской революции 1979 года.
В отличие от всех прочих сил разведки, включая агентурные, наша группа слышала и анализировала междугородные телефонные разговоры самых разных людей иранского общества, а наш собственный опыт позволял понимать иносказание, расшифровывать недомолвки. В каждом конкретном случае возникала задача со многими неизвестными, – ведь телефонные респонденты не называли ни своих должностей, ни фамилий. Впрочем, «люди формы» - военные, пилоты и жандармы часто представлялись, облегчая наше понимание обстановки..

Мы анализировали влияние иранских событий на обстановку в соседних с Ираном странах.
К Ираку претензий у Ирана не было, были только территориальные претензии Ирака к Ирану, особенно на границе по реке Шал-Эль-Араб, которая шла по правому берегу и лишала Ирак промысла речной рыбы, что побудило Хусейна к агрессии в 1980 году. С Пакистаном у Ирана была общая боль – борющиеся за автономию белуджи.
Арабские шейхи заинтересованы в американском сдерживании нефтяного диктата Ирана, но от иранской   революции их отделяют залив и пустыни.
Оставался северный сосед:
- Взаимные территориальные притязания на границе с советским Азербайджаном;
- Спорные районы акватории южного Каспия, не демаркированная граница (кажется, проблема сохранилась и сегодня).
- Одиннадцать горных перевалов на советско-иранской границе подготовлены к войне. На девяти из них американцами установлено оборудование для закладки ядерных фугасов.
Сколь ничтожными не были причины, ими власти Ирана могли бы воспользоваться ради собственного выживания.


Продолжение http://proza.ru/2013/08/07/2300