Карандаш

Я – Карандаш. Тряпичный шестигранный столбушок с заострённой верхушкой, снизу которого выглядывают красные мохнатые ботики. Я толкаюсь возле магазина канцтоваров – по замыслу его хозяина дефиле необычной игрушки должно обращать прохожих в покупателей. Не знаю… по-правде сказать, большинство людей идут мимо, а если кто и заворачивает… вряд ли туда их тянет живая реклама.

Впрочем, долой магазин вместе с владельцем! Рассказ обо мне и Карандаше. Именно так, поскольку никто лучше меня не знает, кто мы есть на самом деле. Нас двое: Карандаш – ярко-жёлтый, с растянутым в улыбке красным, арбузным ртом, и - тот, кто спрятан под его личиной, чьими ногами он движется и чьим голосом говорит.
С Карандашом всё просто, он в одной поре – весел, зажигателен, при неизменной озорной улыбке. Как любая штучка, у которой отродясь нет врагов, печалей и забот! А лично во мне – в нутре его нутра, вовсю бушуют положенные человеческие страсти: от светлой радости до гнетущей печали. Увы, недругов, поводов для грусти имеется в достатке. Вот только когда меня настигает безрадостное настроение, знать об этом никому не полагается. Потому я порой ненавижу тряпичную улыбку Карандаша: разукрашенный чехол мне та же тюрьма, а пойдите-ка, сыщите заключённого, каковой круглый день сверкает зубами.

Впрочем, как и заключённому, мне деваться некуда - слоняться по тротуару в одеянии Карандаша моя работа. Мой хлеб. Тяжело признать, но я делаю самую страшную на свете вещь - убиваю время! Это так, ибо руки мои и мысли не имеют здесь никакой цели. Ноги, хоть и устают, но загружены поручением: отмерять тридцать семь шагов от старого раскидистого каштана до первого столбика тротуарной чугунной ограды. Туда – сюда, туда – сюда…

Про то, что зимой мне холодно, рассказывать не надо. Просто холодно - ногам, телу, рукам. Летом, в жару, под чехлом невыносимо душно и я с таким же желанием тянусь ртом к мелкой сетке, скрывающей лицо, с каким рыба на песке пытается глотнуть воды - хочется свежего воздуха. Однако, хуже всего слякоть – ужасная промозглость и липнущие к воде мокрые ботинки. Ботинки потом преследуют меня и дома: их надо отмыть, тщательно высушить...

Самое лучшее, что может со мной случиться – забытьё. Ноги тогда сами по себе выписывают нужные круги, а нет ни мыслей, ни желаний, ни тяжести тела. Два часа в таком состоянии как один миг - снайперский выстрел по главному врагу- времени…
Почему я - Карандаш? Хороший вопрос. Конечно, есть на свете работа получше и с другим достатком, но меня радует, что тут я не делаю людям ничего плохого. Обман, пустые обещания с убедительной интонацией, обсчёты-обвесы и прочие ловкие разводки от милого симпатичного Карандаша не требуются. Впрочем, уличные прохожие не знают моих благородных мотивов и своей любовью меня не осыпают. Огромной игрушке рады только дети: их широко раскрытые глаза, счастливая растерянность самое главное мне вознаграждение.

Детишкам хочется поближе рассмотреть дивный персонаж, потрогать его и даже заговорить. Иные родители упреждают желания своих ненаглядных чад. «Смотри, какой карандаш»! – доносится женский голос с протяжной, игривой интонацией. Меня показывают двухгодовалому малышу, обряжённому в шапочку с длинными заячьими ушами. Размашистая улыбка Карандаша как добрый посев на благодатную почву - большеглазый карапуз отвечает тем же. И душа моя расцветает майской сиренью – мы играем по одним правилам: он – Зайчик, я - Карандаш. И хоть моя человеческая радость от ребёнка сокрыта, ему достаточно и той, нарисованной улыбки. А я совсем не против: пусть радуется малыш, не так уж и плохо, когда одной доброй сказкой на свете больше.

Со взрослыми не так: я для них… как бы сказать… Карандаш не настоящий и не человек, так…клоунское что-то, мешающееся под ногами. Уж я-то вижу всё как есть: кто-то скользнёт по Карандашу равнодушным взглядом, словно наткнётся на ещё один каштан в уличной веренице деревьев; кто-то в заботах и суете дня напрочь не заметит гранёный канцелярский столбушок, а иной вовсе бросит с недовольством: «выдумали цирк»! Если по тротуару мчится деловой напористый мужчина, Карандашу лучше отступить в сторонку - иначе придётся плохо: видимо, вес и серьёзное выражение лица кое-кому дают право чувствовать себя танком. Впрочем, мне мало от кого тут хорошо. Кто-то толкнёт и специально, а уж обозвать под горячую руку, в час пик…

Однако в моём, казалось бы, безнадежном деле, сокрыт несомненный плюс: из-под плотной сетки я могу пристально изучать прохожих, и они даже не поймут, что кто-то буравит их своими цепкими глазами. Зачем, спросите вы, мне дались прохожие? Походка, одежда, настроение идущих мимо людей – с недавних пор я стараюсь найти в этом смысл. Смысл чужой, а статься, и всеобщей жизни. Если его нет во мне, может, я прочитаю его в других? Как ни странно, но оболочка, что сковала меня телесно, взамен вызвала прозрение некой объективности, здравой наблюдательности - передо мной крупно, без прикрытия и позёрства высветились лица безликой толпы, людские характеры. Проявились так, словно попали под микроскоп.

Увы, человечество много потеряло в моих придирчивых глазах, ибо результат наблюдений вышел удручающий - мир скуп на красивых людей! И скуп весьма масштабно. Но самое страшное моё открытие заключает то, что красоту люди отвергают сами! До-бро-во-льно! Как этого можно было не замечать раньше? Красоты, человеческой красоты, что призвана спасти мир, в полной мере вокруг нас нет и быть не может, потому что люди в лице своём есть то, что они есть внутри! А внутри они вечно злы, недовольны,  элементарно бессердечны, равнодушны, в лучшем случае пугливо-насторожены, охвачены какой-нибудь гнетущей фобией. Попадаются и такие, что старательно увлечены возвращением к обезьяним истокам.

И неважно, какая во всём этом таится причина, существует она на самом деле или нет – представители рода человеческого сплошь наполнены гремучей смесью осуждения, обиды, склочничества, мести, вселенских претензий и что самое странное – чувством неоспоримого личного превосходства. При первом удобном случае люди с наслаждением плескают этим мизантропским ядом на всю округу – получите, и можете не расписываться!
Одним словом – Боже, ж ты мой, если осмотреться ясными глазами!
Впрочем, я лично уже вижу с какой мудростью устроила природа наше бытие – если человек не заслужил красоты душой, он её и в лице не получит. Никогда! Только печать соответствия наружнего внутреннему надо хорошенько разглядеть, прочитать.
Вот идёт парень лет тридцати – в мятых бирюзовых бриджиках и просторной аляпистой рубашке, на которой круговерть из пальм, попугаев и нарисованных морских островов. Яркие солнечные попугаи на груди и спине, может, и веселы, но у самого парня кислый вид: презрительные вялые глаза, оттопыренная книзу губа. Вы скажете, его ожидает трудный день или, хуже того – постигло какое-то несчастье. Это не так, поверьте мне. Сей смурной юноша чем-то недоволен всегда, даже тридцать первого декабря, когда весь мир сияет новогодними огнями. И видя крючковатый нос, что мрачно разместился на его лице, я понимаю - другого там и быть не может. В самую десятку подарок – финишный мазок к холодному и угрюмому портрету.

И парень сам в этом портрете виноват: уж что-что, а приподнять губы в улыбке – даже в самой малости приветливой, он мог бы запросто. И пусть не для прохожих, для самого себя улыбнулся бы разок, и свет человеческий лицо его не замедлил бы озарить. А кабы зажёг он огонёк доброжелательности в душе, самый малый, крохотный - так и глаза вмиг отделались бы от неприятного гнёта! Но нет, изо дня в день он в одной поре – презрительной и надменной. Глаза его кипят недовольством ко всем встречным, даже к тем, кто попадается ему всего на мгновение. Сколько же в нём накоплено счетов к этому грешному миру и его обитателям? Неужели и первый его крик - в роддоме, уже излучал удручённость и претензии: что вы меня с тёплого места потревожили?

Кисло-молочная бактерия делает из молока простоквашу, а сквашенные люди своим присутствием обращают светлый солнечный мир в кислый и тоскливый. Простоквашу можно с удовольствием пить, но жить в  унылом мире – удовольствие сомнительное.
 «Я тут самый, самый! Остальные – ничтожества»! – словно транспарант кричит толстое, круглое, крайне неприятное лицо мужчины, что грузным, медвежьим манером вылез из огромного джипа. Вроде бы к сорока пяти годам (таков показался мне его возраст) он должен был впитать из жизни что-нибудь и приземлённое, естественное, но... Каждый мускул напыщенного его одутловатого лица, каждый коротко топорщащийся волосок, и даже низкий питекантропный лоб (вот чудеса!) - всё кричит о недосягаемом собственном превосходстве. И если распахнётся бублик его пухлых сальных губ, то не сомневайтесь - произнесёт тоже самое уже словами.

Мне видно многое: под личиной Карандаша я словно исследователь джунглей с фотокамерой – всё запечатлеваю в естественных условиях. Но читать в лицах и повадках людей самодовольство, презрение, равнодушие, кичливые понты (кто-то пристроит солнечные очки на лоб, кто-то завернёт бейсболку козырьком в сторону, кто-то небрежно размахивает морёными чётками) – и так каждый час, каждую минуту, не очень-то интересно. Когда голова забивается лицезрением этого тщеславного человеческого мусора, я спохватываюсь, выбрасываю оттуда всё неприятное и напеваю любимую песенку: «Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам…».

Трам-пара-рам - приехали! Опять я за своё: имеют прохожие привычку ходить неуклюже! А попробуй, отключись от них, когда прям на тебя ледокол надвигается… в рыжей старомодной кофте и грубой, разве что не соломенной, юбке. В тётеньке этой веса центнера два, икры на ногах как трёхлитровые банки. Трамбует неспешной поступью она сквозь толпу форватер, а жареные пирожки, знай себе, кочуют из кулька в драгоценную утробу. Можно не спорить - фраза про нарушенный обмен веществ отскакивает у неё от крепких зубов как «Отче наш». Сказать бы, почему этот обмен складирует жир, словно во вселенские закрома, именно у неё… да ладно...

Вот – приятно взглянуть! Молоденькая девушка, наверное, вчера со школьной парты выпорхнула - слово «неуклюже» к её походке не приклеить и суперклеем. Изящная стройная грация! Ножечки, до самых пят упакованные в тугие джинсы, смотрятся просто чудом гармонии! Девушка знает себе цену и вышагивает как модель на подиуме – прямо, торжественно. Длинные каблуки с достоинством впечатываются в асфальт. Красиво и завораживающе!
Однако, лицо… Нет, оно тоже сродни привлекательной картинке, но откопайте там хоть слабую тень скромности или простоты – сплошь самодовольство и спесь... Ага! Вот у неё ещё какая фишка – с самым серьёзным усердием ею изображается гордое и великое одиночество! Как ловко она пронзает все живые существа невидящим томным взглядом, словно их не существует вовсе! Ничегошеньки, достойного внимания её царственной персоны! Что говорить о тряпичном Карандаше?…

Мне грустно. Видимо, девушке сказали, что в жизни самое главное – замертво поразить окружающих демонстрацией собственной величавости, воспарить своим «я» в такие небеса, куда и всемогущему Богу дотянуться трудно. И она, по личному разумению, этого главного уже достигла.
Да только бедняжке теперь предстоит долго-долго почивать на одних и тех же лаврах. И пока старость с неотвратимой нахрапистостью вытянет из лица её и тела всё прекрасное, душистые лавры единственной победы успеют десять раз обернуться в труху…только заметит ли это их хозяйка?

Я пою себе дальше: «… и не ясно прохожим, почему я весёлый такой…». Скажите, пожалуйста! Оказывается прохожие весёлых людей ещё вон когда не понимали! Да. А весёлого человека не поймёт только грустный душою субъект. Значит, их – мрачных и печальных, всегда было больше, раз в песенках про это давно поют. Хм! Не здорово. И для человечества не здорово – эти мрачные и печальные господа заведут народ в такие горемычные дебри!

А я не хочу к ним присоединяться! Я хочу радоваться всему, что посылает Бог! Потому у меня в друзьях и старый Каштан, от которого начинается путь Карандаша, и молоденькая зелёная Ёлочка, что растёт через дорогу. Закованная тротуарной плиткой, она от магазина далеко, и потому я не могу часто подходить к ней, только утром и вечером. Но мне всегда радостно её видеть и знать, что она взаимно рада мне. Этого, может, никто и не поймет, но это так – я очень явственно чувствую флюиды нашей симпатии.

Едва обратишь взор к людям, опять ничего приятного! Вот поигрывает автомобильным брелком высокий поджарый парень. Небось, студент второсортного колледжа – яркая кепи жокея, по его разумению, верх неотразимости! Кто бы сомневался! Из-под закруглённого козырька белеет вытянутое, овальное лицо, где ничего интересного, только узкий стянутый рот и в показной утомлённости прикрытые веками оловянные глаза. Но король, чисто король – в осанке, в поступи, в пренебрежении! А вылез-то всего-навсего из старой Ауди.
Невесть отчего людям свойственно думать, что именно их личное владение какой-нибудь вещью превращает эту вещь в редчайшее достояние мира. И с глупым упрямством, напыщенностью, они изо всех сил доказывают это всем! Что было бы, если бы этот худой субчик вылез из Мерседеса? Страшно представить! Наверное, тут же встал бы на какие-нибудь огроменные ходули и держал бы в каждой руке по трёхметровому флагу, чтобы даже последняя бездомная собака распласталась перед ним в восхищении! И у него цель жизни – громогласный, нескончаемый самодовольный вопль «Я-я-я!» Вопль всеми фибрами души, всеми доступными средствами... Глупо. Лучше бы он задумался, кому это высокомерное «я» кроме него нужно?

Пусть не мне столь взыскательно судить о причинах людского недовольства, но если, как говорила моя бабушка, встречать день уже сквашенным, наподобие прошлогодней капусты, ничего хорошего не выйдет. Видно, не каждому человеку его бабушка передала секрет - доброе лицо не обидит Бог красотой. Да… что-то глядя на череду всяческих лиц, понесло меня представлять, кто из них с каким желанием пришёл в этот мир. В тот далёкий, самый первый день, когда вокруг новорожденного суетились доктора и акушерки.
А что представлять, когда вот они - совсем недавние пришельцы из чудесных маменькиных «фабрик» – детишки! Они, между прочим, не в обиде на белый свет – бегают, резвятся и их глаза горят лучезарными бриллиантами высшей пробы. Они сплошь радостные, забавные, открытые, красивые. К ликованию сердца моего среди них так мало кислых, недовольных, брезгливых и высокомерных. И точно нет подлецов. Как хочется, чтобы их неотвратимое взросление обошлось без столь ужасных метаморфоз!
Что, если Карандаш своей улыбкой поможет им остаться такими?