По сценарию

Сначала кажется, что над городом ночь. Но когда вглядываешься в бледно-голубую линию у горизонта, понимаешь, что утро близко. Позже полоса света начинает алеть, она становится ярче, и видны уже очертания Рыбной Биржи: острые крыши ее аккуратных башен, сводчатость арок и округлость мостов.
Чернота зарождающегося утра мрачная, беспокойная. Доносятся слабые звуки ударяющих волн, где-то стекает вода.
Это различается с высоты двенадцатого этажа. Все здесь скрыто предрассветным сумраком. Предметы квартиры имеют одни только контуры.
За высокой стойкой сидит женщина. Лица не видно, но когда свет встающего солнца падает на нее, силуэт становится вполне различимым. Усталые глаза обведены ярко и неряшливо, сложная прическа растрепана. На женщине длинное вечернее платье, туфли на высокой шпильке. В руках бокал, из которого она жадно и неаккуратно пьет. На полу - пустые бутылки, некоторые разбиты.
Гул воды внизу нарастает, и сквозь него постепенно пробивается сбивчиво-усталый голос женщины:
- Совсем недавно мне снилось, будто я разбираю старые коробки на чердаке. В них какая-то обувь: босоножки, сапоги, ботинки. И тут я вижу свой собственный труп среди этих коробок, поверь, это очень страшно. Я смотрю в свое синюшное лицо и застывшие глаза, они открыты. Еще я касаюсь груди, холодной и твердой. Мне кажется, что мама может увидеть меня мертвой, и тогда она расстроится. И я таскаю тело по дому, не зная, куда спрятать.
Оно такое маленькое, легкое... Хочется скорее уничтожить его, но я не могу придумать как. Потом все же еще раз беру покойницу на руки и переношу в какую-то темную кладовку. Там я ее сажаю среди хлама, и она сидит в темноте совсем одна. И в этой жуткой кладовой я ее оставила, в общем...
Удивительно, что во сне было две меня. Одна мертвая, а вторая с осознанием себя. И вот что странно: будучи живой, я нормально воспринимала наличие себя мертвой.
Знаешь, все-таки эта мертвая я была какой-то поддельной что ли. Но я все равно полдня провела с ощущением жути. Почему ты молчишь?
Женщина встает из-за стойки и нетвердыми шагами идет в глубину комнаты. Шлейф от платья волочится за ней, цепляясь за ножки стульев.
В темноте едва различим силуэт мужчины. Он сидит в расслабленной позе, на столике перед ним наполненный чем-то стакан. Женщина берет этот стакан и выпивает содержимое. Потом она проводит пальцами по лицу мужчины и возвращается к стойке.
От рассветных лучей светлеет. Они играют нежно-розовыми бликами на камнях, которые украшают ожерелье и браслеты женщины, подчеркивают синеву ее платья, озаряют осунувшееся лицо.
- А я так думаю, что это должно было случиться, - продолжает говорить женщина, - а что? Вполне логичный конец. Земля устала носить нас на себе. А все мы давно устали друг от друга.
Знаешь, я ненавидела собираться на работу: каждый день заставляла себя вставать в семь утра, накладывать макияж, делать прическу. А вечерами, борясь с усталостью, смывала все это и заставляла себя ложиться спать, зная, что утром все повториться. Какой-то замкнутый круг, не находишь? Мы все были обречены. Мы убивали себя, кто-то быстро, а кто-то медленно. Наши ценности давно стали никчемными, а мысли - уродливыми. Мы накапливали состояния, только отбирая что-то у других. Разменивали свободу на отдых в экзотических местах - две недели из трехсот шестидесяти пяти дней. Ради чего, не знаешь? Я вот тоже не знаю. Мы покупали безделушки, а зачем? Зачем мне теперь все это?
Женщина срывает с себя украшения и швыряет в окно. Не почувствовав преграды стекла, камни летят вниз. Слышно, как они ударяются внизу обо что-то, позже гулко плещет волной. Шум воды тем временем раздается повсюду, кажется, что вода бежит даже по стенам.
- Это невыносимо! - Кричит женщина, - почему, ну почему я? Отчего не ты? - обращается она к мужчине, но тот не отвечает ей.
Женщина закрывает руками уши и становится на колени перед открытым ящиком комода. Там она ищет что-то, выбрасывая на пол ненужные предметы. Потом в руках ее оказывается маленький кассетный магнитофон. Судорожно проверив, на месте ли батарейки, она включает его. После серии скрипов комнату наполняют густые аккорды концерта Рахманинова.
Встает солнце. Оно освещает умерший город. Улицы залиты грязными потоками, спины мостов почти скрыты ими. Здания сильно разрушены, в окнах чернеют закопченные осколки стекол. Разбитый бетон обнажает ржавые решетки арматуры, нижние этажи уже полностью под водой.
Из полуразваленного высотного дома доносится музыка. Там, на двенадцатом этаже, в проеме разломанной стены виден силуэт женщины. На ней длинное синее платье. Она танцует.