Отец семейства

                Отец семейства.

                ...Вы посмотрите на моих детей.
                Моя былая свежесть в них жива,
                В них оправданье старости моей
               
                Пускай с годами стынущая кровь   
                В наследнике твоем пылает вновь!
                Шекспир. Сонет №2 
               
    День выдался тяжелый. Настоятель монастыря отец Никифор был безумно рад закату солнца, который  внезапно принес в его келью-приемную вечернюю прохладу.
    Отец Никифор устал от нескончаемой вереницы просителей и посетителей, с самого утра бравших приступом его приемную. От этого мысли, нехорошие мысли, к концу дня начали посещать его бедную голову:
     «Ничего… Господь скоро смилостивится надо мною, и я тихо ... сдохну», - думал отец Никифор. Он жутко, жутко устал от своей жизни, казавшейся ему бесконечной. Монастырь был большой, богатый, один из крупнейших монастырей Подмосковья. Дел было множество и отец Никифор уже давно забыл, зачем много лет  назад он  постригся в монахи. Ведь первоначально он искал в стенах монастыря тишины и покоя, уединения. Первоначально все так и было. Но потом, после смерти отца Никанора, его предшественника на посту настоятеля монастыря, все резко изменилось: дела, дела, дела. Да к тому же болезни мучили бедного священника в последнее время постоянно. Утешало одно: отец Никифор представлял себя отцом большой-большой монастырской семьи, которую он ведет в Царствие Небесное...
    Вроде все было хорошо, правильно. Но что-то в последнее время не давало отцу Никифору покоя. Казалось, он сделал что-то не то, что-то не так когда-то очень, очень давно…
    -Опять?! - удивленно воскликнул отец Никифор, глядя на очередного посетителя. Он знал этого посетителя многие годы и все эти годы этот самый посетитель постоянно приводил священника в полное замешательство.
    -Грешен, батюшка. Каюсь. Помогите, Христа ради, помогите. Не ради себя молю. Знаю, не видать мне Царствия Небесного. Сироту жалко. Помрет в Ташкенте то. Или того хуже: обасурманят басмачи. Ни языка родного знать не будет, ни Евангелия. Вырастет чушкой картавой…
    «Но почему??? Почему этот мерзавец так молодо и бодро выглядит, а я так страдаю от изжоги? – думал отец Никифор, - Господи! Как я страдаю! А ведь он мой сверстник! Это он, а не я должен мучаться! Потому что это он, он безобразит, а потом прибегает каяться. А я всю жизнь прожил честно…»
    Быть всю жизнь уверенным, что болезни – это наказание за грехи и так жестоко разочароваться в своей уверенности...
    «Я не посмел ответить на призыв тех черных глаз… Не посмел и убежал от них в монастырь… А он посмел! И что в результате? В результате я страдаю от болезней и одиночества, а у него, у поганца, все замечательно!»
    -Молчать! – воскликнул отец Никифор, воскликнул главным образом для того, чтобы прервать свои собственные мысли, недостойные священника, а потом добавил шепотом, - Да как ты вообще смеешь ругаться?! А с таким отцом, как ты, кем он вырастет?!
    -Да вроде ничего… Пока тяну двоих. Мои пацаны не хуже многих. Воспитанные, смышленые, надо отдать им должное. Правда, пороть иногда приходится, не без этого. Молодежь, однако…
    -Поглядите на него, самому пятидесяти нету. Тоже мне, старик нашелся. Я вот тому и удивляюсь, глядя, в какой строгости ты своих сыновей воспитываешь, а себя сдержать не можешь. В глаза людям смотреть стыдно, Вася! Ну, сколько ж можно? Совесть есть? Или как? Совсем отсохла?
    -Так ведь тяжело без бабы…
    -Можно подумать, он у нас один без бабы! Я тоже один сколько лет. Мне тоже не просто… Но ведь я же сдерживаю себя!
     -А у меня не получается...  Вот так держусь-держусь, а потом забываю обо всем и в отрыв ухожу. Главное, связываюсь с кем попало. И понеслась. И, самое обидное, сразу залетает красавица. Залетает и исчезает, как сновидение, как призрак в тумане утра. А потом письмо приходит. Так,  мол, и так, Василий Петрович, простите Христа ради, но живет там-то, там-то, в детдоме ваш сын. Уже четвертый год как живет.
    -Ну, так женись! Что ж ты мучаешь себя? Слово Божье так и говорит: лучше жениться, чем вот так вот… понимаешь… безобразить! – все более и более раздражаясь, говорил священник.
    -Так ведь женат я…
    -Так ведь она тебя уж сколько лет назад бросила!
    -Это не значит, что я теперь могу слову своему изменить. Я ведь перед Богом ей верным быть обещался…
    Отец Никифор не нашелся, что ответить и задумался. Действительно, нелепая какая-то ситуация. Не раз он обращался с этой неразрешимой проблемой к вышестоящему начальству, в Патриархию запросы писал, но так внятного ответа и не получил.
    Ответы, конечно, приходили. И в ответах этих ясно давали понять, что лучше уж жениться, чем вот так вот ..., ну, в общем…, безобразить. Проблема была в другом: уж больно как-то ответы эти были нескладны, не мог отец Никифор внушить своему прихожанину, что не прав тот, поскольку  сам особо ответам этим не верил.
    -Хорошо, - после затянувшейся паузы устало проговорил отец Никифор, - от меня-то ты что хочешь?
    -Помогите, как прежде. Как прежде… помогите. Продержите у себя пацана…
    -Не «пацана», а отрока!
    -Продержите у себя отрока, - тут же поправился посетитель, - Хоть до 1 класса школы  продержите. А я вам за то помогать буду, как помогал прежде, когда жили у вас мои старшенькие.  А то ведь работать надо. Не справлюсь я. А в школу пойдет – уже легче будет. Я уж приспособился. Опыт есть.
    -Ты меня, конечно, извини, но я, сын мой, вынужден тебе…
Самое обидное, что отказать не можешь. Самое обидное, что проситель знает, что не откажешь. Знает и пользуется этим. Негодяй!
    -Вась, но ведь это уже на шантаж смахивает. Ну, неужели не стыдно?
    -Стыдно. Конечно, стыдно…
    -Можно, конечно, тебе еще раз прочитать проповедь. Но, боюсь бесполезно... Когда за мальчишкой в Ташкент едешь, говоришь…?
    Вот так в третий раз. В третий раз приходил беспутный Вася просить продержать его мальчишку до школы в монастыре и в третий раз отец Никифор не смог ему отказать. Спустя полчаса все формальности были улажены и довольный Василий распрощался с отцом Никифором.
    Посетители, слава Богу, кончились, и отец Никифор, вслед за Василием, не без удовольствия покинул свою келью-приемную. Выйдя на монастырский двор, он задержался у крыльца,  улыбнулся  и вздохнул с явным облегчением. Во дворе, рядом со старенькой «Нивой» Василия горе-папашу ожидали двое старших сыновей: по мужицки здоровый семнадцатилетний Лешка и Санька помельче, которому недавно стукнуло  двенадцать. «Нива» Василия стояла на некотором расстоянии от крыльца, потому отец Никифор был уверен, что его никто не услышит:
    -Калека, прости меня грешного, Господи, - громко и зло, с досадой, сказал отец Никифор.
    -Не простит. То, что тебя сделали настоятелем монастыря - большая ошибка, - раздался резкий голос за спиной отца Никифора. Отец Никифор испуганно обернулся.
Позади него, несколько в стороне, на ступеньках крыльца, стоял старый монах, весь седой, весь в морщинах. Увидав его, отец Никифор успокоился и усмехнулся:
    -Все никак не можешь простить мне того, что я сегодня настоятель монастыря, а не ты?   Удивляюсь я вам, люди. Чему завидуете?
    -Дело не в зависти. Просто ты взялся за то, что тебе не по силам.
    -Это почему же?
    -Ты человек злой, Никифор, - ответил на это старый монах и сурово посмотрел на отца Никифора.
    -А ты, значит, добрый?
    -Ты людей не любишь…
    -А за что вас любить, люди? За что?! Что хорошего вы делаете? Только гадите, гадите, гадите…. Взять хотя бы того же Василия… Ну за что его, беспутного, любить?
    -Действительно, не за что, - улыбнулся старый монах и лицо его засияло, - выдумщик страшный…
    -Что значит выдумщик?! – воскликнул отец Никифор и пристально начал глядеть на старика, чуя неладное.
    Монах замешкался,  поняв вдруг, что взболтнул лишнее.
    -Я к тебе обращаюсь! Что значит «выдумщик»?!
    -Дык, я думал ты знаешь…
    -Что знаю?! – уже не на шутку рассердился отец Никифор.
    -Дык, ведь барану ясно, что не его это сыновья. Ни Лешка старшой, ни Сашка ну ни на сколечко на Василия не похожи…
    Новость не просто удивила отца Никифора. Она привела его в полное смятение.
    -И ты знал?! – спросил он старого монаха.
    -Дык, все знают…. На них вместе поглядишь и сразу ясно – не его это сыновья…
    -И ты молчал?!
    -А я и сейчас, можно сказать, ничего не говорил. Ты сам в летах…. Сам догадался. А я нет…,  не говорил я. Василий однажды при всех братьях, как бы нечаянно, Лешке старшому так и сказал: «Если кто скажет, что вы не мои сыновья – сразу бей тому промеж глаз кулаком. Не сомневайся». А Лешку он с 8 лет на бокс водит. Тот, сам видишь, каким детиной вымахал. Васька говорит, женить его будет скоро. Нет…, я ничего не говорил. Оно мне надо? А ты о себе возомнил. Думал - праведник! Нет! Увы! Праведники, они, знаешь ли, другие...
    Пелена упала с глаз и вдруг ошибки стали очевидны. Все-все вдруг стало очевидно, очевидно и объяснимо: и боль и тоска одиночества, которая мучает его, отца Никифора, а вот Василию не грозит совершенно.
    -Много лет назад Василий прочел про янычар турецких в каком-то журнале, - продолжал старый монах, -  он сам об этом братьям рассказывал. В журнале том говорилось, как турки в свое время из славянских сирот бесстрашных воинов ислама делали и, как, пользуясь этим опытом, исламисты в Средней Азии из русских сирот «шахидов-смертников» делают сегодня. Жуть, в общем. Вот и загорелась у него душа. Вот и носится он в эту самую Среднюю Азию периодически.  Все детдома переполненные русскими детишками объездил.  Найдет мальчонку более-менее смышленого и выдумывать начинает, трагедию изображать. Мол, его это сын и точка! И пока не отдадут ребенка – не успокаивается! Дай ему волю – он бы всех сирот нашенских оттуда забрал. Но доходы не позволяют. Потому пока двоих воспитывает.
    -Скоро троих воспитывать будет, - сказал отец Никифор, глядя на отъезжающую от ворот монастыря старенькую «Ниву» «горе-папаши».