Опередить смерть. Глава 3

3

— Капитан, что это вы, как жених, с розой? — недовольно буркнул полковник.
— Подарил молодой человек,— игриво произнес капитан.— Видимо, у них это принято.
— Ну да, в обмен на браслет,— желчно вставил Артур.
— Ты вернул браслет, я возвращаю розу. В целости и сохранности,— нашелся капитан.
— Да, капитан у нас человек с юмором,— улыбнулся полковник и тут же негромко сказал по-азербайджански: «Чагыр оны…»;(Позови ее...)
— Господин полковник…
— Чагыр оны!
— Слушаюсь!
— Ребята, вы свободны. Спускайтесь вниз,— распорядился полковник.
Молчаливо-мрачные сопровождающие послушно сняли свои тяжелые ладони с плеч Артура. Он испытал настоящее блаженство. Да, для счастья нужно так мало. Но тут они начали его ощупывать снизу доверху. Оружия не нашли. Наконец, исчезли.
Артур сидел на тяжелой дубовой скамье, которая тянулась вдоль всей стены чисто выбеленной комнаты. Такая же скамья была и у стены справа. На ней можно было даже спать.  Пол был покрыт большим ярким ковром. Полковник  как-то очень прихотливо расхаживал по нему, заложив руки за спину и не обращая внимания на Артура.  На мгновенье останавливался, неожиданно менял направление. Странный тип. Какой армии он полковник? Каких войск? Видно, просто кличка, пахан какой-то. Чего-то ждем. Интересно, кормить тут будут.
Резко распахнулась дверь и стремительно вошла девушка в голубом адидасовском спортивном костюме и кроссовках. На мгновенье попятилась, но тут же бросилась к Артуру.
— Что они с тобой сделали?
Это была она.
Артур молча, как и тогда в ресторане, глядел на нее.
— Как видишь, армянин твой жив и здоров, — вмешался полковник.— Правда, выяснилось, что он не только армянин. Он еще вдобавок и курд, который в свое время, чтобы не выделяться, поменял свою фамилию на армянскую. А теперь готов, видимо, проделать обратную операцию. Но мы его утешили, сказали, что нам и такой сгодится…
— Дядя, что вы задумали? Этот человек ни в чем не виноват. Мы с ним едва знакомы. Я обещаю вам доставить настоящего армянина, да кого хотите, только опустите этого глупого молодого человека. Ведь он умеет только молчать.
— Да не так уж он и глуп, если сумел оценить тебя.
— Оценить? Вы уже сторговались?
— Гюльнар, успокойся. В качестве жениха он нам не подходит. Но уж если оказался здесь, может оказать нам небольшую услугу. Мы даже выкупа за него не будем требовать, как обычно. К тому же его родители всего лишь школьные учителя. Хотя грешно ничего не заработать на армянине. Или хотя бы на его армянской фамилии.
— Вы его отпустите?
— Отпустим, если он будет вести себя благоразумно.
— Что вы имеете в виду?
— Разрешите, мой генерал, утаить от вас некоторые детали операции.
— Дядя, обещайте, что с ним ничего не случится!
— Дорогая моя, да будь я даже сам Аллах, и то я не взял бы на себя такой ответственности. С ним ничего не случится, по моей воле, если он будет честно соблюдать условия, заключенного между нами соглашения. Первым пунктом является прекращение всяких отношений между ним и тобой. Я показал его тебе, чтобы ты не беспокоилась о человеке, который напрасно ждет тебя у Девичьей башни. Да, кстати, ты встретилась с ним ровно в три часа, как и обещала, только не совсем там, где собиралась. Ты оценила?
— Дядя, вы шпионите за мной!?
— Это моя профессия, девочка. Мне платят за то, что я все знаю обо всех. А ты для меня самый дорогой и важный человек. Ради тебя я готов на все.
— У вас нет ничего святого…
— Только ты, моя последняя надежда.
— Не надо этих жалких и высокопарных слов. Я не хочу их слышать! Как счастливо жили мы с мамой, пока вы вдруг не вспомнили о нас! Вы грузите нас своими надеждами. Мы скоро просто рухнем под этим грузом. Дядя хочет этого, дядя хочет того! А главное, что мы не смеем желать того, чего сами хотим!
— Гюльнар, все твои желания для меня закон.
— Да я не Гюльнар, я всегда была Галина, Галочка!
— Но для твоего единственного старого дяди ты могла бы побыть немного и Гюльнар, если это ему так нравится. Ведь благодаря именно своему противному дяде…
— Я никогда так не говорила.
— Ну, думала
— И не думала.
— Ну, чувствовала. Не в этом суть. Благодаря ему ты учишься в Москве, он платит за твою квартиру, за твои наряды, украшения… за то, что ты не знаешь унижений бедности и всех тех бед, что несет она с собою. А взамен я требую совсем немного… Но это входит в то негласное деловое соглашение которое мы заключили. Не так ли? К тому же на мне забота и о твоей больной матери.
— Она молится на вас.
— Это лишнее, хватило бы простой, молчаливой благодарности. Но в русских слишком много театрального, желания играть какую-то яркую и волнующую роль. Мне кажется, наш разговор приобретает слишком семейный характер. Делать чужого человека свидетелем своих проблем не слишком разумно. Прекратим. Итак, дорогие мои, вы убедились, что оба живы и здоровы, недоразумение исчерпано, и теперь вам остается только попрощаться и пожелать друг другу всего наилучшего.
— Артур, прости, что так получилось! Но видит Бог, что не надо было тебе уходить с той школьницей. Все бабы стервы. Прощай!
Артур поднялся и молча протянул ей розу. Она сделала несколько шагов навстречу, осторожно взяла ее и быстро поцеловала Артура прямо в губы. Выбегая, на мгновенье задержалась в проеме дверей, уже в коридоре, вне поля зрения полковника, поцеловала розу и улыбнулась.
Небо, забранное в  массивную кованую решетку, снова было голубым и радостным.
Но Полковник смотрел не на небо, а на Артура и, вероятно, поэтому выглядел довольно мрачно. Он опять начал расхаживать по ковру, но уже как маятник, от проема двери до скамьи.
Потом выглянул в коридор и четко скомандовал.
— Шах, ко мне!
Бесшумно, словно материализовался из воздуха, возник угрюмый ротвеллер.
— Кэл отрак!; (Садись рядом!)
Пес послушно сел у ног хозяина.
— Тебя сейчас покормят, потом договорим. Ты все-таки мой гость. Хотя и не званый. Не делай лишних движений. Шах этого не любит.
Полковник вышел, но не спустился на первый этаж, как та парочка сопровождающих, а, тяжело ступая, прошел куда-то дальше по коридору.
Пес смотрел внимательно и равнодушно.
Есть уже хотелось по-настоящему. Наверное, от переживаний. Чего-то от меня хотят. Пока вполне цивилизованно. Но я не знаю, хочу ли этого я. Хотя тут никто и не собирается меня об этом спрашивать.
Легкие шаги на лестнице. Опять она?
Артур заволновался. Та же фигурка в голубом спортивном костюме и кроссовках. В руках поднос из какого-то белого металла. Серебро? Но лицо совсем другое — затаенно-лукавое, искушенно-женское. Волосы иссиня-черные, тоже длинные, только не распущенные, а заплетенные в косу. Да и немного полнее, вся налитая. Хотя и не скажешь, что она намного старше Гюльнар. Это имя мне нравится больше, чем русское Галина, которым она назвалась в Москве. Гюльнар — моя королева. Да, сегодня день первого поцелуя. Поневоле запомнится.
Черноволосая девушка боком, стараясь не задеть равнодушного пса, вошла в комнату. Глянула, куда бы поставить поднос. Потом просто протянула его Артуру  с какой-то кокетливой и загадочной улыбкой. Как будто они оба что-то задумали, но пока никому об этом не говорят. Сексуальная девочка. Для земных и телесных радостей.
— Поставь на колени,— мягко посоветовала она.— Приятного аппетита!
Русский ее был с обычным бакинским акцентом.
Бутылочка гранатового соуса «наргиз», какое-то пряное блюдо из мяса с овощами. Лаваш. Хотя, конечно, и не армянский. Бутылка боржоми. Ну, чего, жить можно. Вкусно.
Артур так увлекся, что не заметил, как пес подошел к нему и уселся напротив, все также мрачно поглядывая то на него, то на поднос. Артур дал ему кусочек. Тот мгновенно сглотнул и продолжал фиксировать каждое движение. Закончив свою трапезу, Артур поставил поднос рядом на скамью и, опершись о стенку, блаженно вытянул ноги. Соснуть бы. Он закрыл глаза. Какое-то позвякивание рядом заставило его снова открыть их. Шах старательно вылизывал блюдо, не пропуская и островки темно-красного, острого соуса. Гурман. Такое впечатление, что он и кормится тем, что вылизывает посуду. Шах-блюдолиз. По совместительству верный страж. Артур подумал, что не рискнул бы довериться такому. Выполнив свои обязанности посудомойки, пес снова занял место сторожа.
Опять легкие шаги.
Та же секс-бомба с маленьким подносом. Чашечка кофе и желтая груша.
— Спасибо, было очень вкусно!
Она улыбнулась, с тем же видом заговорщицы, и, указав глазами на грушу, произнесла:
— Это вам от одной печальной девушки.
Приятно, когда о тебе помнят. Секс-бомба забрала первый поднос и вылизанное блюдо. Да, если бы армян забрасывали такими бомбами, они были бы совсем не против. Проходя мимо пса, она легонько щелкнула его пяткой по морде. Тот только мотнул головой и облизнулся.
Чашечка прекрасно заваренного кофе взбодрила. Спать расхотелось. Но как только Артур взял грушу, она распалась на две части. В углублении между половинок оказался комочек бумажки. Записка? Он осторожно развернул ее: «Разбужу тебя ночью, не пугайся». Чего это я должен пугаться, когда меня будит девушка? Да, может, я и не засну, буду весь в ожидании.
Согласен быть в таком заточении до конца своих дней.
Прилег на дубовую скамью, вытянулся в позе трупа и, несмотря на кофе, отключился.
Да так глубоко, что когда увидел склоненную над собой усатую морду Ахмета, подумал, что все еще спит. Но парочка пощечин быстро возвратила его к реальности.
— Вперед, армян!
Неласково подталкивая на поворотах, он доставил Артура в кабинет полковника.
Тот расхаживал в белых шерстяных носках по зеленому мягкому ковру, и, приложив к уху трубку спутникового телефона, с кем-то вкрадчиво-почтительно разговаривал по-азербайджански, а может, и по-турецки. Слушал, соглашался, потом что-то опять говорил. Наконец, закончил разговор и положил трубку рядом с громоздким аппаратом универсальной связи, что стоял на отдельном, довольно изящном столике стиля «модерн». На окнах жалюзи. Внушительный письменный стол, тоже не простой. Тяжелый книжный шкаф, японский телевизор с видеомагнитофоном, несколько тяжелых стульев у стены.  Все стильное, добротное. Но только самое необходимое.
Полковник кивнул на один из стульев. Артур сел.
— Официально ты задержан по обвинению в подрывной деятельности против нашего государства. Есть еще один пункт — за участие в боевых действиях против наших войск и оккупацию наших исконных земель. Ты обвиняешься также в геноциде против нашего народа.
Артур невольно улыбнулся. Так вот живешь себе спокойно и совсем не подозреваешь, какой ты важный человек.
— Улыбаешься ты совсем напрасно. Хотя, разумеется, все это только слова. Но если понадобится, они послушно явят свой суровый смысл. Надеюсь, что до этого не дойдет. Но главное, конечно, это некий личный интерес…
— Чем же я обязан такому интересу к своей скромной персоне со стороны господина полковника?
— Должен тебя разочаровать. Интерес не столько непосредственно к тебе, но к твоей национальности и твоим корням. Чтобы тебе все стало ясно, я предложу небольшой видеоматериал. Ахмед, включи-ка нам эту штуку и поставь кассету, которую ты больше всего любишь.
— Вы все знаете, хозяин,— почтительно пробормотал усатый и тут же оживился, стал уверенно нажимать кнопки и клавиши.
По внешнему виду не скажешь, что Ахмет вообще в чем-нибудь разбирается, а уж тем более в современной электронной технике.
Вспыхнул экран телевизора, пошло изображение. Любительская съемка, камера дрожала. Какой-то старик, стоя на коленях, долго бил поклоны. Потом встал, ходил по кругу зеленой травы. Молчаливые мужчины с напряженными и бессмысленными лицами следили за его движениями. Дело как будто на каком-то холме. Куча хвороста выше человеческого роста. Тут и там кучки дров. Старик стал повторять какие-то слова. Остальные подхватывали. С каждым повтором напряжение нарастало. Впечатляло даже на пленке. А каково было видеть и слышать это в реальности? Какой-то, видимо, религиозный ритуал.
Вдруг толпа расступилась, и вышли два человека с прогибающейся жердью на плечах. К ней было что-то привязано. Что-то белое. Не успел  разглядеть. Камера только мазнула. Баран, наверное. Но вот камера остановилась на этом белом. Жердь была продета между связанными руками и ногами.  Человек висел животом вниз, подол белой нательной рубахи пригибал метелки какой-то травы.
Старик выбросил вверх руку с блеснувшим лезвием. Все замолчали. Мужчины с жердью на плечах остановились у кучи хвороста. Старик подошел справа к висевшему человеку. Схватил его свободной левой рукой за длинные курчавые волосы, заломил ему голову назад — открылся рот и глаза — и каким-то неуловимым и сильным движением полоснул того по горлу, прямо по сонной артерии. Тот успел что-то клекотнуть и сразу забулькал хлынувшей кровью.
Белая рубаха быстро темнела. Старик опять что-то торжествующе выкрикнул, не отпуская заломленную назад голову. Крикнул еще раз, громче — толпа подхватила. Люди, словно обезумев, бросились к истекающему кровью человеку, стараясь коснуться рукой его мокрой рубахи, травы под ним. Потом, выпачканными в крови руками, они мазали себе лица, одежду. Сила порыва, объединяющего их, была огромна. Грозная толпа болельщиков после футбольного матча казалась по сравнению с ними просто детским садом на прогулке.
Артур смотрел, как завороженный, испытывая почти физическое отвращение, но не в силах оторваться от этого зрелища. Мельком глянув на Ахмета, он удивился восторгу на его лице. Он был с ними, с той грозной и неукротимой толпой.
— Ахмет, достаточно!
— Господин полковник! — взмолился Ахмет так истово, что полковник с Артуром невольно переглянулись.
— Всё!
Ахмет бросил пульт  и выбежал из комнаты.
Артур поднял пульт, остановил пленку.
— Ну, как — впечатляет? А мы еще и до сожжения не дошли…
— И для чего вы мне это показали?
— Не догадываешься?
— Зачем мне угадывать то, что вы хотите сказать? Проще подождать и услышать это из ваших уст.
— Умный какой. Все вы хотите попроще. Но думаю, что все-таки догадываешься. Просто боишься угадать. Да, это касается тебя. Твоего будущего. Как ни странно, но мы наблюдаем в наше время возрождение древних и, казалось бы, полностью забытых культов. Людям нужна не столько вера сама по себе, но то ощущение единства, которое она дает.  Это, как говорится, теория, а практика в том, что спрос рождает предложение. Община верующих покупает такого барана за 100 000 баксов. В настоящее время спросом пользуются бараны армянской национальности. Если тебя не устроит мое предложение, и ты откажешься пойти мне навстречу, ты станешь одним из этих баранов. Хотя и курд.
Полковник гадко улыбнулся.
Человек с такой улыбкой способен на все.
Артур почувствовал, как у него пересохло в горле.
Скорее, оттого, что этот невзрачный, хотя и не глупый человек, говорит ему самым будничным и скучным голосом совершенно дикие, но, как оказывается, реально существующие вещи. Все это может коснуться и его, Артура, преуспевающего молодого бизнесмена, любимца женщин, баловня фортуны, единственного сына его ни в чем не повинных родителей. Именно любовь к Гюльнар поставила его лицом к лицу перед такой возможностью. Именно благодаря этой любви прервется его род. Тут есть от чего содрогнуться и о чем задуматься…
— Чего вы от меня хотите? — неожиданно севшим голосом спросил Артур.
— Буду краток,— подобрался полковник.— Мой сын Азат, немного моложе тебя, пропал без вести — не хочу его заранее хоронить,—  во время боевых действий в Нагорном Карабахе.  Никого из членов экипажа в сгоревшем танке не обнаружено. Я не могу жить в состоянии мучительной неопределенности. Я должен знать, что с ним. Если он в плену, я сделаю все, чтобы его освободить. Если он погиб, я хочу знать место, где лежат его кости…
— А чем я могу вам помочь?
— Мы запишем звуковое письмо для твоих родителей. Если им дорога жизнь единственного сына… единственного?
— Да.
— … они сделают то, что я хочу.
— Но что может сделать мой отец, простой учитель? Он уже не молод, беден. Он, конечно, не откажется. Но вправе ли я, возлагать на них этот крест?
— Достойный сын: чтобы не беспокоить папу и мамочку он выбирает судьбу жертвенного барана. Но если они увидят такой фильм с твоим участием, они что — обретут заряд бодрости и долголетия? Клянусь, Аллахом, я не поскуплюсь и доставлю им копию. Впрочем, как сейчас говорят, это ваши проблемы. Как я понимаю, ты отказываешься? Уважаю твое решение, как свидетельство характера. Но как свидетельство интеллекта, оно мне кажется весьма убогим.
— У меня есть время?
— До утра. Только без глупостей. Даже если ты выберешься из моего дома, а он не уступит лабиринту Минотавра, то любой встречный опознает в тебе инородца. Если не успеешь сдаться властям, тебя просто забьют камнями. Как говорят евреи, бьют ведь не по паспорту, а по морде. Твой шнобель не вызывает никаких сомнений. А если тебе повезет найти представителя власти, то опять окажешься у меня. Правда, уже не на положении гостя, а просто одним из заключенных спецблока «Улдуз», что в переводе значит звезда. Если, конечно, капитан не успеет тебя перехватить и продать своим людям в Арабские эмираты. Там ты — в смысле твои драгоценные органы — послужишь науке. Возможно, твоя печень или почки будут просто счастливы начать новую жизнь в теле какого-нибудь престарелого шейха. И яички твои не пропадут. Такие свежие, хорошие, с такими сильными гормонами. Девки, наверно, просто балдели. Да, избыток гормонов плохо действует на мозги. Они, видно, полностью их нейтрализовали, превратили  в дерьмо.  Поэтому их просто выбросят собакам… Молодой, красивый, сильный, не бедный. Но почему-то я, больной и старый, хотя тоже не бедный, тебе совсем не завидую. Так влипнуть из-за бабы! Конечно, она моя племянница, это немного тебя извиняет. Богатая наследница — тоже не валяются на улице. Все равно, не уважаю. Да, все пойдет в дело, не пропадет, парень ты молодой, здоровый. Вид-но, что родители растили тебя с любовью и надеждой, что ты сможешь достойно продлить их род… Но, если погиб мой сын, тоже молодой и красивый, почему должен жить ты и беззаботно радоваться жизни? Только потому, что ты какой-то курд-езид? Есть в этом несправедливость, которая может быть устранена. Так что в случае чего, дорогой мой, стотысячный, требуй, чтобы тебя доставили к полковнику Зайналову. Поучу тебя жизни, пока в силах. Такой же глупый, как и мой сын... Желаешь досмотреть жертвоприношение? Нет? Ахмет, ко мне! Проводи барана Артура! Да, Ахмет, потом можешь п-смотреть еще раз. До конца.
— Спасибо, большое спасибо, господин полковник!