35 Олимпий ходит по коридорам

35 Олимпий ходит по коридорам

Про Олимпия забыли в ту самую минуту, когда Технеций понял, что от этого гения в коротких штанишках ничего существенного больше не возьмешь.
Олимпий бродил по коридорам, облаченный, как и все, в скафандр – и никто на него не обращал внимания. Мимо него проходили то роботы, то люди – и одних нельзя было отличить от других.
«Что это за мир?» - впервые задумался Олимпий, заглядывая в разные кабинеты. Было такое чувство, что он попал в далекое будущее. В мире, где он родился и  жил, люди никогда не говорили про эту сверхцивилизацию, хотя она была совсем  рядом. Почему? Это тайна человеческого сознания. Может быть, есть и Бог, - думал Олимпий. – Но если человек не побывал в его Божественных владениях – то он тоже мало верит в их реальность. Фантасты иногда писали о сверхмире, о Технеции – и мало кто читал эти выдумки. А теперь вот эти железные коридоры – разве не абсолютная реальность? Разве это сон? Может, в чем-то и прав профессор? Может, есть какой-то еще высший мир? Неужели  люди дошли до такого состояния, что эту гигантскую бочку в скафандре, прозванную Технецием, считают самым высшим существом. И нет никого выше его?»
Олимпий свободно дошел до кабинета  Туза и приоткрыл дверь. Технический бог сидел за компьютерным столом и играл в карты. На мониторе стола появлялись тузы, короли, шестерки. Своим жирным пальцем он тыкал в стол, указывая каждой карте свое место.
На Технеция смотреть было трудно. Серебристый скафандр его блестел, точно в него были вставлены лампочки дневного света.
Конечно, эта туча, облаченная в скафандр, могла перетасовать своих карточных людишек, как ему вздумается. Он был могущественен, но Технеций не все мог. Сделать Олимпия рабом сверхмира – было не в его власти, так же как и скупить мертвые земли. Он даже не знал, кто устанавливает правила игр на этой Земле. Он властелин сверхмира. Но мертвый мир подчинялся непостижимым законам темного бытия. Ни один его философ не мог толком объяснить – кто правит миром мертвых?
 В приемной Туза люди в серебристо-серых скафандрах занимались своей повседневной работой. Уставившись в мониторы компьютеров, они перерабатывали какую-ту бесконечно мелькавшую информацию. Никто на Олимпия не поднял даже глаз, словно он стал невидимым.
Олимпий ходил по коридорам, заглядывал во все двери, какие попадались ему на пути. В комнатах  сидели  живые люди. Там они не были такие смиренно-исполнительные как в приемной Технеция. В своих комнатах  они ели, пили, почти все были без скафандров – любили женщин, играли в азартные игры, что-то доказывали друг другу, плакали, кричали, разочаровывались. И видя всюду  за дверями коридоров  живую жизнь, Олимпий чувствовал, как оживает его душа.
Он ходил по коридорам и думал:
 «Я был молод. Я допустил грубую ошибку. Мне хотелось быстрее прославиться. Я опубликовал свою научную статью. Старый мир этого не заметил. Ему все равно. А от Технеция эта статья не ускользнула. Он все уловил. Слава Богу, что это была только идея. Это был только первый ключик к человеческому сознанию. Но чтобы докопаться до сути – нужно еще много лет упорного труда. Тысячи и тысячи книг по философии, информации и электронному сознанию. Люди - зомби информации. Но никто не знал, почему она на одних действует, а у других – ноль реакции. «Информатор» улавливает высшие, неземные импульсы. Лаборатория, которая влияет на наше сознание, находится где-то в космосе. Реклама – это нечто вроде туманной дымки, которая мешает небу наставлять людей.  Кто-то смотрит в прошлое, кто-то в будущее.  То, что творилось в душе моей, была реальность  – моя реальность, происходившая со мной. Я видел мир науки ясно, чисто: он жил в моей душе, и уже никакие треволнения не могли погасить его.  Это было чудесное состояние – с ним можно было жить и умереть.  Мне казалось, что я видел что-то яркое – все и всех сразу. В каких лабиринтах блуждали люди, что они хотели сделать? Что душе их доставляло радость? Разве это все делалось не для этого разумного мира?  Неужели кто-то для себя хотел страданий… боли… Нет, люди не  знали, как их избежать. Самое невыносимое – это пустое состояние души. Человек не может в нем находиться. И тут начинается действие: он берется за все – лишь бы душа сладко волновалась.  Я волновал свою душу, мечтая о великих открытиях. Это было самое сладкое неспокойствие. Мне  казалось, что в моей душе уже все сотворилось, все свершилось».