Жизнь и приключения Вари Коклюшкиной ПовестьНачало

                Глава 1. Как Варя договорилась с дождиком.

      Варя только начала собирать на даче малину, когда безоблачное до того небо вдруг резко нахмурилось. Варя тоже нахмурилась: малина переспевает, она специально приехала на дачу ее собрать, короче: дождик сейчас, ну совсем неуместен.  Но у дождя были, похоже, свои планы и соображения на этот счет. Небо еще больше сгустилось, потемнело, сморщилось, и первые крупные, как поспевшая малина, капли шлепнулись на сухую землю и траву. Земля  с травой наверняка им обрадовались. Варя нет. То есть она в принципе ничего не имеет против летнего освежающего дождя и даже ливня. Но не сейчас. Сейчас дождь ей помеха. Она взглянула на часы. Шестнадцать тридцать. Варя строго посмотрела в небо, громко сказала вверх: «Дождь, давай так с тобою договоримся:  после девятнадцати часов можно лить. Раньше нет. И даже так: сразу после девятнадцати ты обязательно начинайся, чтобы мне не поливать грядки. Но ни в коем случае раньше. Малину же собрать надо. Как сам думаешь? Я специально с работы раньше отпросилась, а ты что же? Вредничать? Тебе не все ли равно когда идти, а мне вот совсем не все равно. Сам знаешь, как у нас, у людей, все не по-человечески, в смысле, по-человечески: каждая минута расписана, все по графику и никакой свободы.  Короче: после девятнадцати сразу и иди, а сейчас, будь добренький, отдыхай пока. Хорошо?»
     Дождь как-то притих, видно задумался. Потом черное небо стало светлеть. Чернота съежилась до небольшой тучки, тучка уплыла.
     Варя собирала малину и пела не к месту детскую песенку: «Дождь идет, стучит и барабанит и не хочет перестать. Он старается даром, даром солнце выглянет опять». Потом подумал: а ведь песня и впрямь не к месту и запела другую:  «Я люблю тебя, жизнь, и надеюсь, что это взаимно!» Жизнь Варя и впрямь любит, и очень надеется, что это взаимно.
      Когда шла к остановке через лесок вся груженная, вспомнила, как коллега и подруга Ирка Васильева рассказывала о ней в отделе: «Еду вчера из гостей, вижу – Варька ползет, явно с дачи:  в каждой руке по здоровенному пакетищу почти до земли, за спиной рюкзачище, на груди еще один, сзади привязанная тележка волочится, в зубах зажат то ли букет, то ли пук петрушки какой, впереди мешок то ли с огурцами, то ли еще с чем пинает. Варь, совет хочу дать на будущее: можно еще и на голове чего ни того носить, на манер восточных баб. Чего зря голова пропадает без дела?» Ирке хорошо зубоскалить, у нее дачи нет. А тут смех смехом, а куда денешься с подводной лодки. Так и понесешь, не бросишь выращенный урожай.
     Села в маршрутку, пристроила на полу пакеты, расслаблено отвалилась на спинку. Вполуха слушала «авторадио», что врубил водитель, новости. «Герцогиня Кембриджская родила сегодня наследника. Вес мальчика три восемьсот. Британцы широко празднуют это радостное событие. Правда, некоторые считают, что королевская семья слишком дорого обходится английским налогоплательщикам. Например, содержание и трехразовое питание Кэйт Миддлтон в больнице святой Марии стоит в сутки десять тысяч фунтов стерлингов». Варя усмехнулась: все же скряги эти практичные англичане. Радоваться-то радуются и тут же свои денежки считают. Много ли съест эта хрупкая Миддлтон? Нет у британцев русского размаха. У нас, россиян, душа широкая. Подумаешь, трехразовое питание в больнице. Ха. У нас министр может наворовать вместе со своей любовницей десятки миллиардов рублей из государственной казны. Вину докажут абсолютно, вся страна от последнего бомжа до президента будет знать об этом, а министру хоть бы что. Ну в должности немного понизят, ну пальчиком строго погрозят: ай-яй, нехорошо! И все. Что значит российская щедрость и широта.
     Дождь заколотил по крыше, по стеклам. Варя взглянула на часы: девятнадцать часов ноль одна минута. Как договаривались.
             Хотите - верьте, хотите - нет.




                Глава 2. Как Варя целых двадцать минут была вип-персоной.

              Иногда, довольно редко, Варя заглядывает в кафетерий, что расположен в левом углу нулевого этажа торгового дома «Москва», что находится недалеко от ее дома.  Торговый дом построили несколько лет назад. Назвали почему-то «Москва», хотя Варя живет вовсе не в Москве, а в семистах  километрах от столицы нашей Родины. Хотя, удивляться тут нечему. Назвали же магазины в их городе «Мадагаскар», «Лас Вегас», «Питер»  и так далее.
              Так вот, изредка Варя заглядывает в «Москву» купить то, сё. Нет, она бы с большим удовольствием заходила и чаще, но без денег что там делать? А Варя не относится к той категории людей, которые обожают бесцельно болтаться по магазинам, даже не имея в кошельке или кармане ни рубля.  В общем, в «Москве» она бывает не часто, к сожалению. Еще реже она бывает в кафетерии, хотя обожает кофе с молоком и с пирожным «картошка». Деньги жалеет. Нет, Варя вовсе не жадина, вроде тех же англичан. Но что делать, если их, денег, все время почему-то катастрофически не хватает.
             Но сегодня Варя решила зайти в кафетерий. Один раз живем. Зашла, выстояла крошечную очередь в два человека, заказала: «Кофе со сливками и пирожное «картошка», пожалуйста». Кофе со сливками - это, конечно, громко сказано. Всего лишь пакетик растворимого порошка кофейного вкуса, перемешанного с сахаром и порошком растительных сливок. Гадость, вредная для здоровья, короче говоря. В магазине стоит пять – пять пятьдесят. Здесь – восемнадцать рублей, потому как кипятком разведено, в разовый стаканчик налито.  Но Варе и такая бурда годится для поднятия тонуса.
             И вдруг, кассирша, пробив чек, улыбнулась ей искреннее, от души: «А вы у нас юбилейная клиентка – стотысячная! Поздравляю! – Подала ей пластиковый коричневый стаканчик с горячим кофе и бумажную тарелочку, на которой красовалась ее обожаемая «картошка», - Все бесплатно, за счет заведения, мадам. Приходите к нам еще». Варя радостно улыбнулась в ответ, все приняла, села в уголок за пустой столик.
             Она долго там сидела, минут двадцать. Смаковала. Наслаждалась, не столько кофе и пирожным, а больше своим особым, привилегированным положением.  Все платили, а она одна нет. «За счет заведения, мадам!» Мадам! Просто белый человек. Приятное и непривычное состояние. Такое с ней было только однажды, в уже далеких девяностых. Странное тогда было время: абсолютно пустые прилавки магазинов, карточки на продукты (как в войну!), танки на улицах Москвы (практически гражданская война), рубль мог упасть несколько раз в течение суток, зарплату выдавали три-четыре раза в году. Однажды она решила махнуть рукой на всю эту разруху и пойти в кино. Да, вот так вот – все побоку, и в кино! Как любил говорить ее коллега, бывший военный: «Война войною, а обед по расписанию». Зашла в пустой кинотеатр, купила у скучающей кассирши билет. Вошла в пустой зал. То есть абсолютно пустой!   К ней подошла та же кассирша, которая, как оказалась, была по совместительству и кинооператором и уборщицей, и вдруг спросила: «Какой фильм желаете посмотреть?» и произнесла названия нескольких фильмов. Было так неожиданно. Варя растерялась и назвала первый попавшийся из предложенных: «Киллер». Вот так вот для нее лично был показан фильм, выбранный по ее желанию.
              Она сидела одна в середине зала, смотрела кино с Жаном Рено и Натали Портман, тогда еще девочкой-подростком, и чувствовала себя хозяином этой жизни. Кино закончилось, она вышла на улицу, и опять стала как все смертные, но то ощущение особенности и избранности еще долго было в ней.
              Варя допила последние капли кофе, промокнула губы красивой салфеткой. Встала и вышла из кафетерия. Снова как все остальные. Долго, наверное, придется ждать следующего случая вновь оказаться в положении особо привилегированной. Вип-персоной. Ну, да ничего. Быть равной с остальными тоже хорошо. А если честно, то быть равной с остальными гораздо уютнее.



                Глава 3.  Варины переживания.

               У Вари довольно редкое имя, хотя и обычное – Варвара. Согласны? Лично ей оно нравится. Варя, Варенька, Варюша – так ласково, так уютно звучит, по-домашнему, как «кошка Мурка» или «варежки». Но вот Варвара… Грубо. Некрасиво. Какая-то ассоциация со словами «врать, рвать, вар…» Фи.  А тут еще ей пришло в голову такое: Варвара – это жена варвара или даже варвар женского рода. О, боже мой! Она – варвар, в смысле, варвариха, то есть Варвара. М-да… Может, имя поменять? Но Варенька – так мило, так по-домашнему. Что же делать, а?
               Она долго думала. А потом решила положиться на судьбу: взяла две одинаковые бумажки, на одной написала «Варя», на другой «другое имя», завернула бумажки в трубочку, перемешала, закрыла глаза и выбрала одну из них, а другую порвала и выбросила. Развернула, прочла, улыбнулась. Хорошо, что имя менять не придется. Улыбнулась. Рассмеялась. Сделал из бумажки крошечный самолетик и выпустила его в форточку. Самолетик с надписью «другое имя» взмыл вверх.
А однажды Варя прочла, что в каждом человеке живет около трех килограммов разных микробов, и вирусов. Бр-р-р… Гадость какая. Получается, что она – скопище всякой дряни и паразитов. Думать так  о себе было, мягко говоря, весьма неприятно. Хотелось считать себя высокодуховным высшим существом, созданным божественной силой по образу и подобию того, кто является созданием Вселенной и всего существующего в этом мире. А тут, понимаешь ли, микробы, кишащие в тебе.
              Ее сомнения разрешила подруга Наташка, врач-педиатр с многолетним стажем, так удачно позвонившая ей в разгар ее переживаний. «Дура, - категорично сказала ей она, - без этой, как ты сказала «дряни», мы бы и жить не смогли. Пища бы не переваривалась, кишечник не работал, раны не заживали. И так далее. Короче, ты дура, а микроорганизмы кстати».
              Ну ладно, раз такое дело. Пусть будут и микробы. Высокодуховному содержанию они, пожалуй, не помешают. 



                Глава 4. У Вари плохое настроение.

                Да, у нее в последние дни неважное настроение. И тому есть причина: к ней едет ревизор. К ней лично. Очередной, коих в этом году было уже то ли четыре, то ли пять, а может даже шесть. Ей их даже пересчитывать не хочется. Когда являются проверяющие и начинают проверять ее работу, то Варя чувствует себя в роли преступника, виновного в разных страшных преступлениях. Ей представляется зал суда, которые она видела только в фильмах и передачах про преступников. Она, разумеется, сидит за решеткой на скамье подсудимых, такой  жесткой, деревянной, не струганной, грубо сколоченной. Судья, он же прокурор – это проверяющий, задача которого Варю во что бы то ни стало засудить, срок ей припаять, да огромный такой, чтобы без права помилования и в тюрьме строгого режима с ужасными условиями, где злостные рецидивисты отсиживают. Ее адвокат – ее начальник, пытающийся по мере сил защитить Варю. И ей надо во что бы то ни стало доказать, что она вовсе не виновата ни в чем. Хотя, если честно, то в чем-то и виновата, конечно. Там  не доделала, там не сделала или сделал, но не так, или так, но не совсем правильно. Но если разобраться, то в чем ее вина? Людей понасокращали так, что хоть живи на работе, не уходя домой совсем, и не отвлекаясь ни на что, и то все не сделать, как должно быть. Потому что, во-первых, не успеешь все равно, а во-вторых, собственно говоря, и не известно до конца как «должно быть». В рекомендательных письмах и указаниях из главного управления пишут: «Действовать в соответствии с инструкцией (такой-то)» или «… согласно методическим указаниям (таким-то)», а ни инструкций, ни указаний не шлют. Пишешь запрос: «вышлите, пожалуйста, инструкцию (такую-то) и методические указания (такие-то)». Отвечаю: «У нас нет, обратитесь (туда-то)». «Там-то» тоже отвечают: а у нас тоже нет, пишите запрос в Министерство. Министерство пишет: а вы теперь не в нашем ведомстве, вы – ОАО, стало быть, вышли из подчинения нашего министерства и находитесь в свободном плавании, мы не обязаны вас снабжать инструкциями.   
                Вообще, трудно стало работать на заводе, намного труднее, чем раньше. Всем сейчас трудно. Однажды она сидела в приемной главного инженера, ждала, когда у него совещание закончится, надо было подписать срочно – кровь из носу - у него акт. Слышала, как страшно ругается главный инженер: мат - перемат трехэтажный и выше. Ей стало так его жалко, нервничает человек, потому что ничего не успевает сам и его подчиненные тоже не успевают. Заглянула в щелку, увидела как сидят, опустив голову, главный механик, главный энергетик и другие главные специалисты, просто как набедокурившие мальчишки – ничего не успевают толком. Ее начальник ездит по территории завода на велосипеде, чтобы везде успеть. И все равно не успевает. Варя на велосипеде ездить не умеет. Она бегает. Папку под мышку, ноги в руки и побежала.  Хотя, если ноги взять в руки, то какой там бег. В таком скрюченном положении, пожалуй, и поплестись не получится. Нет, она просто папку под мышку и побежала.
               Итак, очередной проверяющий, да еще на целую неделю. Ой-ей…
Ну, ничего. Будем стоять насмерть. Где наша не пропадала? Наша везде уже пропадала. Так и будем говорить судье-прокурору-проверяющему:  «Не виноватая я! Ни в чем! Ну, может быть, кое в чем. Так, по мелочи. Ну, не успела. Не доделала. Так я же исправлюсь. Я же не из злых побуждений, не специально. Не враг нашего народа. Не безнадежна. Дайте мне шанс. Пожалуйста!»
               И все же настроение неважное.
               Варя ехала домой после работы, в автобусе. Напротив нее сидел мужчина. У мужчины закатаны рукава рубахи, пуговицы расстегнуты до пупа - жарко. На волосатой груди синяя наколка: «Не забуду мать родную!». Варя его сразу зауважала: сразу видно - хороший человек, маму свою любит, не забудет. Она улыбнулась мужчине тепло, с чувством. У нее сразу поднялось настроение. Так всегда бывает, когда встретишь хорошего человека. Хорошо, что наш мир состоит не только из проверяющих.




                Глава 5. Варя и муж.

               Варин муж всегда хмурый, всем недовольный. Правда, это бывает только в ее присутствии, с остальными он сама любезность. Почему так, Варя не знает. Нет, бывают периоды, когда Валентин (так зовут мужа) всегда весел и общителен, это когда он уходит в запои. Но Варя лучше будет терпеть его хмурого, но трезвого. Поэтому и терпит его недовольство. Но, как известно, наше терпение провоцирует ухудшение к нам отношения. Муж становится не только все хмурее при Варе, он ее уже явно начинает ненавидеть. Странно. Ведь Варя – хорошая хозяйка и заботливая мать их двоих сыновей. И со всеми родственниками у нее прекрасные отношения – и со своей стороны, и со стороны мужа. И на работе ее уважают. И соседи тоже с ней приветливы, как и она с ними. А вот дома так неладно.
                Глядя на отца, и сыночки становятся с Варей как-то грубее. Это ее очень расстраивает. Ее родной дом, ее семейное гнездышко становится все холоднее. По ночам Варя иногда плачет от этого и не знает что делать, чтобы исправить ситуацию. Скандалами тут не поможешь, а терпение только все усугубляет. Пробовала она поговорить по душам с мужем и каждым сыном в отдельности – пустое. Никто ее не слышит и слушать не хочет, только раздражаются от этих попыток. Ей остается только терпеть дальше, а стало быть, способствовать ухудшению ситуации. Просто замкнутый круг.
               Вечером она шла в магазин. Навстречу ей алкогольная парочка – он и она. Оба опухшие, грязные, пропитые, перегарные до тошноты. Наверняка бомжи.  Она просила его о чем-то тихим спотыкающимся голосом. Он громко орал: «А с какого перепугу я должен это делать?! Не буду! Не желаю! Не хочу! Не сделаю!» И тут она сказала ему: «Сделай это ради меня». Варя сама услышала эти слова, как раз парочка близко к ей подошла. И он сразу заткнулся, замолчал, сдулся как шарик, из которого воздух струей выпустили. Крыть ему было нечем, потому что она привела железный довод: «ради нее». Варя поняла, что бомж сделает то, о чем просила его бомжиха. 
               Варя шла и плакала. Ради нее муж ничего не сделает, даже самой малости. Пожалуй, даже наоборот, с удовольствием сделает что-нибудь напротив, ей в пику. Получается, что эта пропитая бомжиха гораздо ценнее Вари как женщина.
               Было очень обидно. Просто до слез.




                Глава 6. Как Варя довела до белого каления заместителя ректора.

              Старший Варин сын Андрей год назад сразу после окончания школы поступил учиться в университет. Вот такое замечательное событие. Выбрал он престижный факультет и одну из самых престижных и популярных специальностей «Финансы и кредиты. Банковское дело». Только радоваться: у сына твердая установка на стабильное будущее. Молодец. Варя и радуется.
                Только одно «но»: за учебу надо платить сумасшедшие деньги. Настолько сумасшедшие, что у Вари даже язык не поворачивается озвучить эту сумму. Практически ее чистый годовой доход. Но ведь не скажешь сыну: не учись. Как же матери своими руками закрыть сыну стабильное будущее? Есть, правда, на факультете и бюджетные места, но там или элита из золотых медалистов (и то далеко не все туда попали) или золотая элита из детей продвинутых родителей. Понятно, что Варин сын далек от тех и тем более от других. Первый курс Варя кое-как оплатила, а вот что делать дальше – вопрос из вопросов. Ходила она и в деканат, и к заведующей по учебной части, и к декану факультета – бесполезно. И ее справки о зарплате ее и зарплате мужа и о наличии в семье еще одного сына школьника, и ксерокопия зачетной книжки сына с одними «отлично» - все бесполезно. Ей все так прямо и сказали: бесполезно. А на ее  вопрос «Что делать?» декан прямо ответил: «Не можете платить - переходите на другой факультет. Вон у экологов недабор, с вашими «отлично» вас там с руками и ногами на бюджет возьмут». Но сын и слышать не хотел про экологов, он хотел исключительно в банкиры.
                Варя еще походила по университетским кабинетам, пошепталась там кое с кем и поняла: ей может помочь только сам ректор, больше никто. Ну, разве что президент России или министр образования. Но президент с министром далеко, а ректор рядом. И Варя пошла к ректору. Наивная. Как будто если ректор рядом, то к нему попасть легче, чем к президенту или министру. Это ей быстро объяснили. Все же она сумела записаться на прием к ректору. А принимал он по личным вопросам один раз в две недели, да и то по записи. Ну да ничего, долго что ли записаться? Варя записалась и ждала восемь дней. В назначенный день пришла на прием и ее приняли. Только не сам ректор, а его заместитель – довольно молодой еще дядечка с хорошо поставленным голосом и холодными, прямо рыбьими, глазами. Звали заместителя Анатолий Дмитриевич. Анатолий Дмитриевич прервал Варин взволнованный эмоциональный диалог вопросом, произнесенным хорошо поставленным голосом: «И что вы хотите от нас? Если ваш сын не смог по своим показателям поступить на бюджетное обучение, то пусть или учится платно или, если это не по вашим средствам, идет учиться куда-нибудь бесплатно. Например, в профтехучилище. Стране нужны каменщики и маляры. Страна переполнена специалистами в области банковского дела. Все хотят в банкиры! А работать никто не желает!»  Варя спросила Анатолия Дмитриевича: «А где учится ваш сын?». Анатолий Дмитриевич ответил: «Это к делу не относится!». Но это напрямую относилось к делу, потому что Варя точно знала, что сын Анатолия Дмитриевича учится бесплатно по специальности «Финансы и кредиты. Банковское дело».
                Варя вышла от заместителя ни с чем. Единственное только, что она смогла – это сдать свое заявление с просьбой о переводе сына на бюджетное обучение с приложенными к нему справками и ксерокопией зачетки. Анатолий Дмитриевич принял их с неохотой и демонстративно положил вниз огромной стопки таких же документов, давая понять, что если очередь когда и дойдет, то это будет не раньше, чем в двадцать втором веке.
                Варя, конечно, расстроилась. Это естественно. Но была и есть у Вари одна особенность организма – трудности ее не только расстраивают, они ее еще мобилизуют. А куда деваться? Или так или пропасть совсем. В России живем. Варя немного подумала, поразмышляла и так и эдак, и приняла твердое решение. Для начала она взяла на заводе отпуск на две недели, тем более, что как раз по графику он и подошел. Она временно махнула рукой на грядки в огороде, на порядок в доме. Она нашла на антресолях запылившийся от невостребованности термос, там же отыскала большую белую панаму, дождевик. Приготовила парочку любовных романов карманного формата, позаимствовала у подруги театральный бинокль, несмотря на солнечную погоду достала зонт.
               Она шла к университету. В большой пляжной сумке термос с чаем, бутерброды, книжки, панама, дождевик, зонт. Она села на скамейку в крошечном скверике перед входом в административное здание. Взглянула на часы: восемь двадцать. Где-то от восьми-тридцати до девяти обычно приезжает на черном «мерседесе» ректор. За рулем – его заместитель, он же кто-то вроде телохранителя Анатолий Дмитриевич. Обедает ректор в своем кабинете, ему приносят обед из университетской столовой. Уезжает обычно где-то в 18-19 часов на том же «мерседесе» с тем же Анатолием Дмитриевичем. Конечно, время от времени ректор выезжает то на совещания, то в какие-то учреждения и так далее. Коробка хороших конфет вахтеру – источник достоверной информации. Чрез три недели ректор уезжает по путевке в Испанию на отдых, так что времени у нее совсем мало.
              Черный «мерседес» приехал без десяти девять. Варя, оставив сумку на скамье, кинулась к машине. Сначала из нее вышел Анатолий Дмитриевич, узнал Варю, нахмурился:
              - Вам чего?
               Варя вежливо ответила:
              - Я ко Льву Пантелеймоновичу.
              - Мы с вами обо всем поговорила вчера. Всего хорошего, - Анатолий Дмитриевич бесцеремонно оттеснил Варю плечом, открыл дверь с другой стороны, помог выйти из машины пожилому ректору, сопроводил его до двери, пропустил, зашел сам, перед этим так грозно зыркнув на Варю, что любой другой на ее месте стушевался бы. Но не Варя. Она показала закрытой двери язык, вернулась к скамейке, села на нее, натянула на голову панаму, достала книжку, открыта и принялась читать. Уехал ректор в восемнадцать семнадцать. Один раз выезжал днем на два часа пятнадцать минут. Каждый раз увидев ректора Варя кидалась к машине со словами «Лев Пантелеймонович, выслушайте меня, пожалуйста! Я – мама вашего студента, меня зовут Варя Коклюшкина!» И каждый раз натыкалась на рыбьи глаза Анатолия Дмитриевича, героически прикрывающего собою ректора от Вари, словно она была снайпером.
              На следующий день все повторилась с точностью. Единственное различие: один раз к ней вышел Анатолий Дмитриевич, подошел и сказал своим актерским голосом: «Вы что себе позволяете, гражданка? Хулиганете?»
              - Я? – искренне удивилась Варя, - Я просто здесь сижу, жду, когда Лев Пантелеймонович освободится для коротенького разговора со мною. Просто жду.
              - Если вы немедленно – слышите: немедленно! – не уйдете отсюда, то я вызову полицию. А вашего сына за вашу наглость могут отчислить из университета. Вам ясно?
              - Нет. Мне совершенно не ясно за что меня может арестовать полиция и в чем заключается, как вы говорите, мое хулиганство и наглость. И тем более в чем вы видите наглость с моей стороны. Я просто здесь сижу. Где, в каком законе написано, что я не имею на это право? Покажите мне этот закон. Я ПРОСТО ЗДЕСЬ СИЖУ. Ясно вам, Анатолий Дмитриевич?
              - Мне ясно. Мне все ясно! Ты – хамка. Хабалка. Плебейка. Быдло. Пошла вон отсюда! – его глаза были не просто рыбьи, они стали похожими на глаза мертвой замороженной рыбы.
               Варя мысленно сосчитала до десяти. Медленно встала, ее глаза сощурились, выражение лица было как у человека, решившего бросится на амбразуру.
              - Знаете что. Анатолий Дмитриевич. - Произнесла  она тихо, четко отделяя одно слово от другого, - Я. Вот здесь. Сидела. Сижу. И буду сидеть. И мне. Глубоко плевать. Что. Вы. Думаете. По этому. Поводу. И еще. Мне очень жаль вашу мать. Большое горе иметь такого сына, как вы.
             Варя села обратно на скамью и демонстративно уткнулась в книгу, давая понять, что будет сидеть здесь столько, сколько посчитает нужным, может быть даже всю оставшуюся жизнь. Нравится это Анатолию Дмитриевичу или нет. А то, что это ему не нравится, только придавало ей сил и решимости. Приятно, когда наши враги бесятся.
             Так она и сидела на той скамье десять дней, даже в выходные, потому что ректор и в выходные приезжал на работу. Домой она уходила только на ночь, спать. Анатолий Дмитриевич к ней больше не подходил. Ректор приветливо махал рукой ей каждый раз, когда она ему кричала издали: «Здравствуйте, Лев Пантелеймонович! Я мама Вашего студента, Варя Коклюшкина. Нам бы поговорить, а?»
             А на десятый день ректор, увидев ее, вдруг крикнул ей: «Коклюшкина, иди сюда!»
             ...Они сидели вдвоем в его кабинете, перед ними дымились чашки с чаем. Варя все говорила и говорила. Она рассказывала Льву Пантелеймоновичу всю свою жизнь, от и до. Она то плакала, то смеялась. Видимо, сказывалось напряжение последних дней. Ректор слушал, не перебивая. Молча посмотрел принесенные заместителем Варины документы, ксерокопию зачетки с одними «отлично». 
              - Ну что, Варя Коклюшкина, молодец. Так и надо биться в этой жизни за своих - не на жизнь, а на смерть, - улыбнулся на прощание ректор и тут же позвонил Анатолию Дмитриевичу, - Готовьте документы на перевод Андрея Коклюшкина на бюджетное обучение.
              Когда счастливая Варя уходила, на вахте ее перехватил Анатолий Дмитриевич.
             - Ну чё, добилась таки своего, дура? Довела ректора до белого каления и довольна, да? – его лицо аж перекосилось, и голос дребезжал от злости, никакой артистичности в нем не осталось и следа.
             - Довольна, - улыбнулась Варя, - я и правда очень довольна. А до белого каления я довела не ректора, а тебя. Чао, бамбино, сорри!
              И ушла.


                Глава 7.  Как Варя с пчелой спорила.

              Опять Варя на даче. Опять собирает малину. А куда деваться, если эта зараза – малина – спеет и спеет. И не нужна больше – все наелись, варенья наварены – а не запретишь зреть. А если уж созрела, то грех не собрать, дать пропасть урожаю. Вот и собирает в очередной раз.
              Ну, да что ворчать-то. Разве плохое дело – собирать свежую пахучую крупную малину. Ам. М-м-м-м… Вкуснотища. И дождика сегодня не намечается. И вообще – жить хорошо. «Я люблю тебя жизнь и надеюсь, что это взаимно!»
             - Ж-ж-ж-ж,  - зажужжал кто-то над ухом. Хотя гадать тут нечего, кто еще кроме пчелы так жужжит. Варя внимания не обратила. У нее свои дела, у пчелы свои. Каждый занят своим делом. «Я люблю тебя, жжжжизнь…» «Ж-ж-ж-ж».  Почти дуэт. Просто идиллия.
              И вдруг : «Ж-Ж-Ж-Ж!»  Агрессивно так, угрожающе.
               - Эй, ты чего, а? – удивилась вслух Варя, - Я к тебе не лезу. Так что, подруга, не напрягайся и меня не напрягай. Ез?
       Но пчела в ответ еще более грозно: «ЖЖЖЖЖЖЖЖ!» И все в Варины волосы норовит забраться. Дура.
      - Дурища ты, - объяснила пчеле Варя, - Балда. Думаешь, я на твою территорию забралась? Это еще большой вопрос. Я, например, имею официальный документ на право собственности этого участка, а, стало быть, и этой малины. Тем более, я ее самолично сажала, осенью и весною ее обрабатываю, поливаю, обрезаю. Так что – моя малина. Имею полное право. А ты здесь на птичьих правах, в смысле, на пчелиных, то есть никаких прав у тебя и нет.
       - А это как посмотреть, - ответила пчела, - если бы я эту малину не опыляла, то фиг ты сейчас чего бы собирала. И вообще, плевала я на твои бумажки о праве собственности. Вечно у вас все какие-то условности. Напридумывали, развели всякие глупые бумажки, а теперь машете ими, как знаменами. А нам, пчелам, плевать на них. Так что иди-ка ты лучше отсюда. Что-то ты мне не нравишься. Пахнет от тебя чем-то… непонятным. Неестественным.
        - Очень даже понятным. Антиперспирантом. «Леди спид-стик».
        - Вот и тикай со своим спид-стиком подальше. Раздражаете меня – и ты, и спид твой.
        - А вот не уйду!
        - Ах так! Ж-ж-ж!!!
        - Ах так!!...
        А потом Варя подумала и ушла в домик. Чего ей с пчелой спорить. Из двух спорящих умнее тот, кто первый перестанет спорить. А Варя, конечно, умнее. Тут и сравнивать смешно – кто такая пчела и кто такая Варя. У пчелы головка малюсенькая, крошечная, много ли там мозгов может поместиться? А у Вари вон какая большая. Мозгов там – ого-го! - сколько. Да и просто Варя пчелу пожалела. Если она Варю бы ужалила, то сразу бы и погибла. Варя, конечно, тоже бы пострадала, пчелиный укус довольно болезненный. Но разве сравнишь укус насекомого со смертью?
               Пусть живет.


                Глава 8. Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.

               Звонок этот для Вари оказался совершенной неожиданностью. Да тут кто угодно удивился бы, если бы вдруг ему позвонил бывший однокурсник, с которым не общались двадцать лет. Звонил Вовка Покровский, звонил по делу: приглашал вечером в гости к Наташке Макаровой. Повод: день рождения Наташки. Хм. Варя, конечно, очень обрадовалась этому звонку, но и удивилась тоже. Все же странно – двадцать лет молчания и вдруг это приглашение на день рождения.
              Варя купила большую коробку конфет, красивую открытку, орхидею в горшке и пошла. Наташка, как оказалась, жила не далеко – в двадцати минутах ходьбы. Она шла не спеша, вспоминала свою студенческую веселую пору. Вспомнила, как отчаянно Покровский был влюблен в Наташку, жаль, что не сложилось у них, жизнь развела. Думала о том, что ждет ее в гостях. Как сказал Вовка, там должны быть Надежда, староста их группы, Танька, Толян Турковский, сам Вовка, Виолетта и сама Наташка, разумеется. Интересно, как у каждого из них все сложилось? Она в курсе только про Покровского: из талантливого студента физмата, которому пророчили блестящую карьеру ученого, он стал солидным директором художественного училища. Вот такая неожиданная трансформация. Виолеттка, первая красавица их курса, наверняка удачно выскочила замуж, вся такая, наверное, расфуфыренная. Надька с ее фантастической целеустремленностью и деловитостью, должно быть, стала бизнес-леди. Пижон Турковский, скорее всего, стал солидным отцом семейства и каким-нибудь руководителем средней руки или даже главой фирмы. Наташка, наверное, живет обычной жизнью среднестатистической российской женщины. Хитрюга Танька с ее оборотистостью и изворотливостью не могла не устроиться удачно в этой жизни. А вот ей, Варе, похвастать нечем. Даже неудобно перед бывшими сокурсниками. Она остановилась: может не ходить, не расстраивать себя? Но все же пошла дальше.
             Все уже были на месте. Варя пришла последней. Все уже были за столом, даже успели пропустить по рюмке. Варя села на отведенное ей место и сразу как-то мигом окунулась в эту атмосферу веселой, дружеской бесшабашности.  Ели, пили, весело вспоминали прошлое, душевно пели под гитару, которую принес с собою Турковский.  «Изгиб гитары желтой мы обнимали нежно, струна осколком эха пронзит тугую высь. Качнется купол неба, большой и звездно-снежный. Как здорово, тот все мы здесь сегодня собрались!». И так было хорошо. Так замечательно. Так тепло. И никто почти не изменился, чего опасалась в душе Варя. Вот только Виолетта как-то слиняла, поникла ее красота, вместо яркой надменной девушки сидела перед Варей усталая, иссохшаяся тетенька, выглядевшая гораздо старше своих лет. «Муж пьет, сама на двух работах колотится, дочек-близняшек поднимает» - шепнула ей на ушко Надя. Сама Надя в разводе, но в целом в порядке: живет в прекрасной квартире, преподает в институте, сын учится в Москве на дипломата. Турковский какой-то затурканный. Надя и на его счет просветила Варю: у младшего сына синдром Дауна, тут не до радостей жизни. Танька сама о себе всем рассказала: «Закончила потом еще бухгалтерские курсы, теперь работаю частным порядком в нескольких фирмах бухгалтером, дочь-старшеклассница, муж ушел к другой, а в целом все нормально». Хозяйка дома, Наталья, в меру располневшая, но такой приятной полнотой, вся светилась радостью: такие гости дорогие собрались. Она хлопотала, все что-то носила на стол, много смеялась и без конца повторяла: «Молодец, Володька, что сумел всех наших собрать. Вот это подарок, так подарок!». Про нее Варя узнала, что у нее взрослые дочери, сейчас обе в Москве, работают, одна вышла замуж за москвича. А муж пропал без вести много лет назад, уехал на заработки в ту же Москву и пропал.
                Варя смотрела на своих бывших сокурсников, смеялась вместе с ними, поднимала тосты, а внутри поднималась огромная невыразимая грусть. Как быстро пролетели эти двадцать лет. Просто мгновенно. И почему так случилось, что эти совсем недавно красивые молодые яркие такие веселые и подающие большие надежды  люди, теперь такие, по сути, не очень состоявшиеся, не совсем счастливые и уже далеко не молодые. Ну почему так? Не справедливо. Не правильно. Ах, как грустно. И она пела громче и веселее, чтобы заглушить эту боль: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!»
              Уходила Варя из гостей тоже первой. А то муж опять будет ворчать, что она где-то шляется. Проводить ее вышел Покровский.
             - Спасибо, Вовка, что вспомнил, разыскал, пригласил. Я так рада была вас всех увидеть. Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались! А давайте хотя бы через год снова увидимся? На следующее Наташкино день рождение? А?
              Вовка грустно покачал головой. Глаза у него стали тоскливыми, как у брошенной собаки.
              - Нет, Варька. Не получится на следующее Наташкино день рождения. Ты одна не в курсе. Я чего всех собрать решил. Ради Наташки. Ты не смотри, что у именинницы такой цветущий вид. У нее четвертая стадия. Не операбельна. Счет идет уже не на недели – на дни…


                Глава 9. Варя слушает новости.

             Руки по локоть в муке. Варя печет пиццу. Все же молодцы итальянцы. Большие молодцы хотя бы потому, что изобрели такое замечательное блюдо, как пицца. Быстро, дешево, сердито, празднично. Замесил тесто, раскатал в лепешку, смазал майонезом, кинул сверху в нарезанном виде то, что в холодильнике осталось, сунул в духовку и через сорок минут – пожалуйста: красавица пицца готова. Варя считает, что русская пицца гораздо пиццатее итальянской. Видела в одной передаче, как итальянский повар готовил классическую итальянскую пиццу: на тонюсенькой лепешечке мазнул чуток майонеза, уложил сверху три помидорных кружочка, несколько брусочков ветчины сырокопченой, струганул через терку сыра моцареллы – и все.
             То ли дело наша российская пицца! Во весь противень на толстом слое дрожжевого теста, да так щедро украшена ломтями колбасы, кружками помидоров и яиц, грибами, кольцами лука, и еще бог знает чем, что и теста не видать. Майонез стекает по бокам, в нем не менее горсти надавленного чеснока. Сверху пицца желтая от натертого сыра. На ней красуются яркие пятна кетчупа. Одним куском будешь сыт целый день. А калориев-то, калориев! Держись талия, это тебе не Италия!
              Вот такую настоящую российскую пиццу и мастерила Варя. А чтобы не было скучно, слушала параллельно радио. Новости. Как всегда сплошные страшилки – аварии и террористы. Сноуден все сидит в Шереметьево. Вот балда, только свою молодую жизнь сам себе подпортил, бегай теперь, скрывайся. Подумаешь, Америку он открыл: спецслужбы США прослушивают своих и не своих граждан. А как он хотел? Можно подумать, что наши спецслужбы так не делают, равно как и все спецслужбы всех стран. И чего раздули сенсацию на пустом месте, спрашивается? Держат людей за идиотов, типа, люди и так не догадываются, что все мы под колпаком у властьимущих. Варя хмыкнула. Но следующая новость ее заинтересовала. Она даже на время тесто мять перестала, заслушалась. Дикторша рассказывала, что сегодня в Москве была погоня за неким взяткоимцем, который, как точно было известно, получил вот только что нехилую взятку в несколько миллионов рубликов. Так этот господин, поняв, что от погони не скрыться, не будь дураком, решил избавиться от вещественных доказательств и весь компромат (несколько миллионов рублей!) стал выбрасывать через опущенное окно автомобиля. По ветру летели тучи банкнот, рассыпаясь по дороге, как кленовые листья осенью! Зрелище, достойное кисти Тициана и Рафаэля! Судя по тому, что из всей суммы удалось собрать чуть больше половины, свидетели этого явления, коим посчастливилось оказаться в нужное время в нужном месте, немало поживились. А говорят еще «и сто рублей на дороге не валяются». Вот вам и сто рублей… Иногда и миллионы на дороге валяются.
             Эх, жаль, Вари там не было. Уж она бы не растерялась. Бегает она быстро, реакция у нее отличная.  Взяточнические деньги и прихватить не грех.
             Варя немножко помечтала, чего бы она купила на эти деньги, потом тяжко вздохнула. Как все же полезно иной раз оказаться в нужное время в нужном месте. Она еще раз вздохнула и вновь принялась за пиццу.




                Глава 10. Варя ищет в себе таланты.

              Однажды в одной умной книге Варя прочла, что каждому человеку Бог дал какой-нибудь талант, и каждый человек должен отыскать в себе этот талант, не дать ему пропасть, развить его, реализовать и подарить миру результаты своего таланта. Иначе, человек проживет свою жизнь напрасно, бездарно и на том свете придется отвечать за зарытый в землю талант.
               Так вот, Варя не хочет зарыть свой талант в землю и отвечать потом за этот грех после смерти. Только проблема в том, что она не знает в чем ее талант. Да, вот так получилось, что дожила до сорока трех лет и не знает в чем заключается ее талант. Это что же получается? Каждому человеку в мире Бог дал какой-нибудь талант, а ей одной нет? Этого быть не может! Не может так быть, чтобы именно она стала таким неприятным исключением. Поразмыслив, Варя пришла к мнению, что такое исключено. Есть у нее талант! Должен быть! Обязательно!
              И Варя стала усиленно искать в себе свой талант. Какие человеческие таланты самые известные? Пение, умение танцевать, рисовать, сочинять стихи, писать романы, талант артиста. Но это первое, что приходит в голову. А вообще можно быть талантливым юристом, врачом, учителем, бухгалтером, токарем, дворником наконец. Можно талантливо шить одежду, вышивать крестиком, фотографировать, выращивать цветы и морковку, печь торты и пироги, лечить животных. Наконец, можно талантливо любить. Да, настоящая любовь – божий дар и великий талант. Наверное, это самый важный, самый главный и необходимый талант в мире – любовь в самом широком и высоком смысле. Любовь к другому человеку, к людям вообще, к Богу, к своему делу, ко всему существующему.
             И какой же талант живет в Варе? Какой? Она усиленно искала, прислушивалась, примеривала к себе то одно, то другое.  И не находила. Она не умеет петь, то есть совсем. То есть умеет, конечно, но у нее нет ни слуха ни голоса, и она поет тогда, когда ее никто не услышит. Она не танцует. Не вышивает, не шьет, не пишет картины и стихов. Она хороший работник, но далеко не талантливый. Работает она по совести, но исключительно ради зарплаты и стажа, чтобы получать по старости пенсию. А если бы она была обеспеченной женщиной, то не стала бы работать, а лучше бы отправилась путешествовать по миру. Так, может, в ней пропал талант путешественника? Это вряд ли. Ведь путешествовать она хочет просто так, ради новых ощущений, мир посмотреть, а потом вернуться домой. Великая любовь в ее жизни тоже не случилась. Нет, она очень любит своих мальчиков, любит своих родителей, младшую сестру, племянников, она любит вообще людей. Но так любят все нормальные люди, и вряд ли она выделяется среди них.  А вдруг она талантливая домохозяйка, или очень талантливая мать? Ну, как сказать… Пироги и пиццу она печет, борщи варит, котлеты жарит, но надо признать, что до совершенства той же Юлии Высоцкой ей далековато. И мать она очень заботливая, но все же такая, как миллионы других заботливых матерей.
             Варя очень расстроилась. У нее, как оказалось, не оказалось никакого таланта. То есть совершенно никакого. Серая посредственность, обиженная Богом. Пустоцвет. Недочеловек. Какой-то обрубок. Чурка. Она сидела и плакала. За что ее так наказали? Обидели. Обделили.
             Она долго плакала. А потом перестала, вытерла свои слезы. Еще подумала. Ведь она нужна своим подругам, родным, своим родителям и детям. И даже мужу Валентину тоже нужна, только он сам об этом не догадывается. В конце концов, она нужна сама себе. Наверное, у нее просто талант быть обыкновенным хорошим человеком. А то, что она хороший человек, Варя не сомневалась. А что, далеко не последний и не худший талант ей достался. Варя улыбнулась. Сказала вслух с чувством: «Спасибо!»
            Хорошо быть хорошим человеком. Ей нравится.



                (Продолжение следует)