Незрелое, но гнилое

По моим кедам ползала зелёная назойливая муха, наверняка пропахшая слегка подгнившими яблоками, как  весь этот августеющий сад. Яблоки были повсюду: живые  -на деревьях, мёртвые – под ногами, они тлели в своих гробах из сухой травы. Изредка отчаянные самоубийцы пытались просветить меня, подобно Ньютону, и прыгали с разных этажей яблони, целясь мне в голову.
- В общем, этот чувак – их сын, оказался марсианином, - закончила я пересказывать Лильке рассказ Бредбери, и голос у меня дрожал, и руки дрожали тоже. Очень уж трогал меня этот фантаст, в переносном смысле, конечно.
- Я больше люблю что-нибудь пореалистичнее, по типу Буковски.
- Реальность – х*йня, она есть у каждого! – сказала я. – А фантазия – рудимент, присущий немногим! Да и вообще, Буковски тебе нравится, потому что бухает! Алкаш алкаша, как говорится…. Полюбит за ног заплетающихся шарканье!
Лилька засмеялась и передала мне бутылку с вином.
- Каждый может бухать как Буковски, но не каждый может писать, как он!
- Дело говоришь! – я отхлебнула, и тепло разлилось по моей давно не бухавшей плоти, заставляя каждую клеточку выписывать эйфорические кренделя.
- Стадо только и способно вести прямую трансляцию своей жизнедеятельности: жрать, срать и трахаться в прямом эфире – без телика, демонстрируя всё случайным свидетелям. Ну а те, кто смог увековечить жизнедеятельность на бумаге, то есть сделать запись, снять документальный, мать его, фильм, вот кто достоин уважения! Тем более, что у способных взяться за перо на фоне самых низменных потребностей, обычно, проскакивают думки о вечном и прочие чувственности, ненужные стаду.
- Раз мы не пишем – мы стадо?
- Мы хотя бы понимаем, о чём пишут они, и испытываем потребность читать записи их жизнедеятельности. Это делает нас элитой в стаде! – улыбнулась я.
Лилька одобрительно кивнула. Порыв яблочного ветра заставил листья пошептаться друг с другом, и дерево, качнувшись, бросило мне под ноги ещё одного самоубийцу. Яблоко было зелёным, но с одной стороны пятно коричневой гнили усугубляло его и без того неаппетитную кончину.
- Знаешь, а ведь есть и люди такие!
- Какие?
- Ещё не созрели, зелень зеленью, а гнильца уже на пол души. Вот и прыгают.
- Куда? - спросила она.
- Вниз, куда же ещё?
У Лильки зазвонил телефон, и яблочная оса решила не терять времени даром и бухнуть, опустившись на горлышко бутылки. Я смахнула её, но она назойливо продолжала попытки халявно надраться, также непринуждённо и бесстыже, как аскающая в переходах молодёжь.
- Чё? - закричала в трубку Лилька. - Не знаю. Мы придём? – спросила она у меня.
- Куда? Хотя придём, похер.
- Хорошо. Чё купить? Ага. Ну давай, скоро будем.
Она спрятала телефон в карман, я передала ей вино.
- Рома звонил.
- Мы к нему?
- Ага.
- И тебя не смущает, что у него уже два раза не вышло? – засмеялась я.
- Блин, ну мне его жалко. Может он перепугался, или ещё чего…
- Ты не такая страшная, чтобы настолько перепугаться.
- Ну он человек вроде неплохой. Кроме того, что курит траву и переписывается в «контакте» с кучей девок.
- Ды да! Пара ерундовых недостатков.
- Ну я должна попробовать ещё раз.
- Два раза – не пидорас?
- Заткнись, мудак, - она залпом допила вино и встала. Я тоже встала, меня штормило. От одного запаха этих забродивших яблок можно было охмелеть, не говоря уже о трёх бутылках вина на двоих. Мы вышли из сада и пошли к остановке по трамвайными рельсам, чьи трамваи давно вымерли в нашем городе. Рома жил в жопе мира, в малоприятном районе, в малоприятной квартире с двумя малоприятными молодыми людьми, да и сам он был какой-то малоприятный. Несмотря на то, что Лилька видела в нём потенциального спутника жизни, ничто в нём не вызывало моей симпатии. Я видела в нём – после двух «невышедших» раз – только импотенциального спутника её жизни. Ну,  что ж, жизнь её, пусть попробует. В конце концов, каждый магнитик должен найти свой холодильник, не всем достаются самые дорогущие. Может, Рома будет каким-нибудь «Зилом», лишь бы работал. А Рома работал, на малоприятной работе, но деньги у него были.
- Чё купить надо? – спросила я.
- Бухла и что-нибудь поесть на скорую руку. Может, сосисок каких-нибудь.
- Да, сосиски там точно не будут лишними! – засмеялась я, - Бл*дь!!!! – нога зацепилась за шпалу, и моя голливудская улыбка приземлилась прямо на рельсу, птицы летали вокруг головы и срали пёстрым говном.
- Ну ты вообще! – заржала Лилька и помогла встать. – Сильно разбилась?
Я ощупала губы – вроде целы, металлический привкус во рту и… язык понял, что не хватает половины переднего зуба.
- Твою мать!!!! Я выбила зуб…
- Сейчас можно нарастить обломок, не отличишь от своего! - она взяла меня под руку и мы дальше зашагали по шпалам, десна ныла, и обломок зуба был очень чувствительным, как все эти писатели-маргиналы, обломку срочно была нужна анестезия, и мы вышли наконец-таки к гастроному.
Я, вообще, довольно давно не пью, но неделю назад у меня была днюха, и сегодня мы с Лилькой как бы это обмывали. Я подметила за собой такую вещь, что некоторые бутылки с прилавков меня зовут. Есть такие, за которые вообще взгляд не цепляется, но некоторые - мимо них просто невозможно пройти, даже если просто за хлебом в магазин пришла. Как и люди! Я не так стара, но не помню больше половины людей с пьянок прошлых лет. Просто люди мимо просвистели. А некоторых ещё не знаешь, но сразу видишь – грядут совместные приключения. Так обычно и выходит, манящие люди редко разочаровывают, а вот зовущее бухло часто оказывается полным говном. Я вот когда Лильку увидела восемь лет назад – сразу поняла - через восемь лет мы всё ещё будем тусить и стоять примерно в таком же вонючем гастрономе в поисках бухла и сосисок. Взяла бутылку зовущего бухла и пошла по рядам высматривать Лильку. Она уже стояла с пакетом сосисок, мы расплатились и вышли из гастронома.
Весёлый Рома открыл нам весёлую дверь, из  квартиры доносилась куча голосов и громкая музыка.
- Проходите! – он чмокнул Лильку, взял у нас пакет и понёс его на кухню.  В квартире было два соседа Ромы и дамочка сомнительного вида, видимо, мне были уготованы ухлёстывания одного из Роминых дружков, но мне было совершенно плевать, я знала, что чем стремнее товарищ, тем слаще будет его отшить.
- Ранние Пинк флойд… - рассуждал отвратный Ромин сосед в майке с надписью «Пиво без водки – деньги на ветер», – мне нравятся больше поздних, после ухода Уотерса, Флойды уже не те!
Внутри меня начал извергаться вулкан ярости. Как, бл*дь, может человек в майке с такой надписью рассуждать о Пинк Флойд?! Что было в его голове, когда он покупал эту майку, и как эта параша сочетается с Пинк Флойдом? И вообще, как это уёбище имеет право называть Пинк Флойд «Флойдами»?! Они ему что – братья по разуму? Разуму, способному купить подобную майку?
Лилька сразу заметила молнии моих глаз, взяла меня под руку и повела меня в другую комнату. Там сидела пухлая дамочка, чувствовавшая себя королевой вечера. Второй Ромин сосед и сам Рома постоянно пытались ей угодить, то и дело подливая ей в стакан то то, то сё. Здесь шли разговоры о литературе, и пухлая тёлка изрекала:
- Пелевина читают только пилотки! – лава начала заливать мои внутренности, - Он слишком моден сейчас, чтобы я его читала!
- То есть, ты его не читала? -  спросил Рома.
- Нет!
- Я не думаю, что он расстроен по этому поводу! – не удержалась я, а Лилька начала бесшумно ржать.
- По поводу того, что он моден? – спросила тёлка.
- Нет, по поводу того, что его не прочтёт очередная п*зда, не способная понять, о чём он пишет.
- Ооо! – обрадовался Ромин сосед. - Ситуация накаляется! Девочки, можете подраться, мы с удовольствием на это посмотрим!
- Куда мы, бл*дь, пришли? – спросила я Лильку шёпотом.
- В колыбель тупости, мещанства и праздности! Помянешь стадо – вот и оно! – закатываясь бесшумным смехом, ответила Лилька. – Да, похоже, он герой не моего романа! Точнее, Роман не моего героя, бля! – прошёптала она, вытирая смехуёчковые слёзы.
- Что ты имеешь в виду?! – до тёлки, видимо, дошло, что её оскорбили, она привстала с кресла и поставила стакан на стол, явно желая разобраться со мной. Я отхлебнула вермута, обломок зуба отозвался тупой болью, и мне в очередной раз стало жалко денег, которые мне придётся потратить на его наращивание. С балкона раздался детский плач.
- Проснулся, блин. Какого хера разорались? – сказал Рома. Мы с Лилькой удивлённо переглянулись. Антипелевинка вышла на балкон и внесла в комнату грудного ребёнка.
- Приходила бы одна, зачем ты его сюда притащила? – спросил Ромин сосед.
- Если бы вы меньше орали, он бы до сих пор спал на балконе, - ответила тёлка, пытаясь успокоить визжащего ребёнка.
- А ничего, что здесь накурено, и все надираются, и вообще, почему он был на балконе? Чтоб тебе не мешать бухать? – спросила Лилька.
- Тебя это не должно еб*ть! – ответила мамаша, достав из сумки банку сухой смеси и бутылочку с водой. – Подержи! -  она грубо передала свёрток Роме, ребёнок надрывался, что было мочи. Она навела смесь и дала малышу бутылочку. Сказать, что мы с Лилькой были в ахуе - ничего не сказать. Мы молча уставились на жадно чмокающего малыша и жутко сочувствовали ему, не дай Бог никому иметь такую мамашу.
- Вуаля, ребята! – в комнату влетел «Пиво без водки», в руке его был пакетик с белым порошком, а глаза кричали о том, что какая-то часть порошка уже в нём. Вот, что это всё значит – не только пиво без водки, но и водка без кокаина, оказывается, деньги на ветер. Он оперативно сыпанул часть порошка на поцарапанный лак стола и стал пытаться разделить его на полоски карточкой, с которой, вероятно, ежемесячно снимал в районе двенадцати тысяч восьмисот рублей, или какая там у него была зарплата на его вонючем заводе.
- Надо валить отсюда! – шепнула мне Лилька. – Но жутко интересно, чем всё это закончится! – она снова хохотнула, а  я – я вечно могла смотреть на её едва сморщенный нос и потряхивание головы, обозначающее то, что она снова беззвучно смеётся. В дверь зазвонили, и «Пиво без водки» судорожно завертелся, будто в жопу ему вставили бур и начали искать нефть.
- Мы кого-то ждём? – спросил он Рому. Тот отрицательно покачал головой, а второй сожитель изрёк:
- Полчаса назад соседи обещали вызвать ментов, если не сделаем музыку тише. Кто-нибудь убавил громкость?
- Бл*дь!!! – завертелся «Пиво без водки» ещё активнее, - Бл*дь, надо спрятать кокс!
Он схватил банку с детским питанием и стал нервно стряхивать порошок со стола в неё. Белые частицы застревали в трещинах лака стола, и палева было не избежать, тем более что смесь в банке была жёлтая, а порошок на ней отливал белым, как первый снежок на песчаном морском берегу.
- Сука, ты мне смесь запортил! – заорала антипелевинка, если он опять жрать захочет, чем я его накормлю, урод ты конченый?
Я напряглась – если это действительно полиция, то не хотелось бы попасть в переделку из-за этих ушлёпков. Рома выключил музыку, и мы услышали гневный крик соседа, который по ту сторону ада кричал нам, что если музыка не кончится, то конец придёт нам.
- Фух, бля. Пронесло! – Рома, расслабившись, упал в кресло рядом с кормящей антипелевинкой, а мы с Лилькой так и стояли напротив всего этого вертепа, изредка отхлёбывая из своих стаканов. – Ты, урод, - повернулся он к «Пиво без водки», на хера ты сразу весь порошок туда стряхнул? – Рома взял банку смеси и принялся пытаться разделить ложечкой два порошка, выкладывая предполагаемый кокаин снова на стол. Получалось плохо, порошок был светло бежевый, но это не остановило Рому, он достал из кармана полтинник и всосал носом эту детско-взрослую полоску.
- С меня хватит! – сказала Лилька. – Ты вообще, по ходу, дебил? – она плеснула ему в морду остатками бухла и вышла в прихожую. Я свой вермут допила, поставила стакан на стол и вышла за Лилькой.
- Мы забыли выпивку! – сказала я и вернулась за бутылкой – какого хрена им оставлять такую роскошь? На этот раз этикетка не обманула, вермут был хорош. В комнате раздавались отвратные «нюхи», пахло сигаретами и детским молочком, я взяла бухло, бросила взгляд на малыша. Чёрт, и угораздило же тебя вылезти из такой п*зды? Держись, чувак, чую, жизнь у тебя будет нелёгкая. Малыш спал в кресле, глазные яблоки беспокойно бегали под веками – да и какой покой может сниться в такой ситуации? Какой мир у этого малыша? Что его ждёт? Сегодня его наверняка накормят смесью из этой же банки, и всем похуй, что там остался кокаин, так же как похуй, что в кокаине комки смеси. Рука антипелевинки лежала на ширинке Ромы, который, видимо, не особо жалел, что Лилька ушла. Вермут высыхал на его лице, не причиняя ему никакого дискомфорта. Ничего, урод, у тебя и с ней не сработает. Ты обречён на переписку в «контакте» и череду первых свиданий, максимум вторых – дальше тебе придётся извиняться и играть в удивление, типа ты сам удивлён, что с ним что-то не так. Можно пожалеть тебя, только наверняка ты сам во всём виноват, слишком много бухла и наркоты, он тоже не железный, всё это терпеть.
- Ё*аный ты холодильник, с сифилитической коллекцией магнитов на дверце! – крикнула я, - Гудишь, а морозилка не работает!
- Чё? – Рома поднял свою одурманенную морду над лакированным столом, похожим на пасхальный кулич, посыпанный сахарной пудрой.
- Через плечо! – я пошла догонять Лильку.
Мы шли по августеющему вечеру, и я видела, что она расстроена, но всячески хочет показать, что она выше всей этой ситуации. Да она и была выше, на сто голов выше этого нарко-бл*до-импотентного ублюдка, жаждущего восхищения со стороны баб в «контакте».
- Я ментов вызвала! – сказала она и беззвучно хохотнула.
- Да, ребёнка надо спасать оттуда.
Обломок зуба снова заныл, но воспоминания об ужасе этой квартиры ныли ещё сильнее, было невыносимо жаль ребёнка, и Лильку, и вообще тошно. Мы молча топали, периодически опрокидывая вермут в себя, и я понимала, как ей херово оттого, что пазл опять не подошёл, и картинка светлого будущего снова не сложилась.
- Тебе стихи должны посвящать, Лиль, а не «Агушу» с кокаином на твоих глазах втрёпывать.
- Я знаю, - улыбнулась она.
- Хочешь, я почитаю тебе «Лиличке-вместо-письма»?
- Хочу!
Мы шли, и август плевался прохладой, вермут плескался в зовущей бутылке, я читала ей Маяковского, и мы знали, что впереди нас ждёт классная ночь, мы отлично потусуемся вдвоём – и никого нам не надо, а в перспективе нас ждёт прекрасная жизнь. Завтра я заберу у мамы своего маленького сына, по которому невероятно соскучилась за этот вечер, буду целовать его маленькую мордочку и вдыхать запах молочка из его рта, изнемогая от нежности, буду наводить ему смеси, с тошнотой вспоминая жёлто-белые дорожки на поцарапанном лаке стола, а потом забуду их навсегда, вместе с этой расчудесной компанией, благодаря нам, вероятно, попавшей в кутузку. А Лилька – что Лилька? Она найдёт свой холодильник, прекрасный и качественный, и она будет единственным магнитиком на его дверце,  и морозилка будет вполне рабочая. В общем, всё будет круто, потому что мы хорошие люди, мы вполне себе созревшие яблоки, и гнильцы на нас нет, и прыгать на чьи-то головы мы не собираемся – у нас свои на плечах есть.