Касательно налогов наше желание - уменьшить их

«КАСАТЕЛЬНО НАЛОГОВ: НАШЕ ЖЕЛАНИЕ — УМЕНЬШИТЬ ИХ»
Петер БЛИКЛЕ

Art: "30. Физиономии разных народов. 1809. Рисовал и гравировал Е. Корнеев. Офорт. Раскраска акварелью авторская." Н. Н. Гончарова. "Е. М. КОРНЕЕВ Из истории русской графики начала 19 века" М., «ИСКУССТВО» 1987.

                * * *   *   * * *
Значение налогообложения для Крестьянской войны 1525 года
«Вначале... касательно налогов, которые обременяли нас до сих пор, наша смиренная просьба и желание — уменьшить их, дать послабления и уменьшить нашу нужду» (1) — писали в 1525 году крестьяне деревни Мартинсцелль из округа Альгёй своему господину, князю-епископу Кемптенскому.
Шварцвальдские крестьяне за год до этого утверждали, «что они не обязаны платить своим господам... ни налогов, ни контрибуций, ни сборов, если только они не взимаются по праву»(2).
Они аргументировали в отличие от жителей Альгёй — не нуждой, а правом.
Подданные князя-архиепископа Аугсбургского также критиковали неравное налогообложение: «Обычный поземельный налог... обязаны платить как духовные, так и светские» (3).

Здесь в сжатой форме выдвигается требование отменить освобождение духовенства от уплаты налогов, то же требование, которое с подробными объяснениями на Верхнем Рейне крестьяне княжества Рейнфельден выставили командору Тевтонского ордена в Бойгене: «Для нас, жителей земли, известно, что все мы... обязаны платить обычный налог. Рядом же с нами находится командор... со своими неисчислимыми поместьями, владениями, лесами, полями, низинами и лугами и прочим имуществом, больше и богаче трех или четырех деревень, и ни одним грошем не помогает уменьшить наши налоги и тяготы, так чтобы мы почувствовали их облегчение и сокращение, и мы не только не имеем от него помощи, но наши тяготы еще больше увеличиваются. Мы считаем, что было бы справедливым: тот, кто пользуется благами, обязан платить обычный налог, и поэтому желаем, чтобы он по числу своих владений оказал нам помощь в уплате годового налога» (4).

То, что налоговое бремя чересчур велико или распределяется несправедливо, — это постоянно повторяющийся мотив всех жалоб и требований подданных в ходе Крестьянской войны 1525 года.
Но последняя, вне всякого сомнения, не была «налоговым бунтом».
Это находит свое выражение уже в том, что в революционном манифесте «Двенадцать статей верхнеешвабских крестьян», который всего за три месяца выдержал 25 сенсационных изданий, налоги даже не упоминаются.
Налоговый бунт в Германии — это событие конца XVI столетия (5).
Он — суть французских крестьянских восстаний XVII века (6).
Наконец, в XVIII веке данное явление распространяется на Англию (7).

Сама ссылка на растущую волну налоговых бунтов в Европе начиная с XVI столетия, позволяет назвать истинную причину их возникновения: это — современное государство, темпы становления и формирования которого заметно ускорялись уже на начальном этапе новой истории.
Существенным признаком современного государства является финансирование его расходов через налоги.
В эпоху средневековья дело обстояло по-другому.
Решение государственных задач король или земельный князь финансировал за счет собственных доходов, которые тот получал от своих подданных в виде натуральных или денежных повинностей или же в форме пошлин, используя свое суверенное право на регалии.
По мере того как расширялся круг государственных задач и государство в своей деятельности переходило от исполнения исконных функций обеспечения мира и соблюдения прав к реализации экономической и социальной политики, быстро росло количество административных задач и, следовательно, все ощутимее становилась нехватка традиционных княжеских доходов, шедших на покрытие непрерывно увеличивавшихся расходов на решение таких задач.

К началу XVI века крестьяне и бюргеры стали ощущать на себе действие начавшегося процесса формирования современного государства.
Основы этого процесса, материализовавшиеся в жалобах и требованиях, были неотъемлемой составной частью Крестьянской войны (8).
Уже в годы позднего средневековья непомерно высокие налоговые требования в ряде случаев становились причиной происходивших волнений.
Так было в епископстве Зальцбургском в 1462 году и в герцогстве Вюртембергском в 1514 году (9).
Впрочем, все эти жалобы были тесно связаны с налогом вообще или с его непомерной величиной и дополнялись другими прошениями.
Правда, в первой статье письменной частной жалобы подданных князя-епископа Кемптенского говорилось: «Сначала мы желали бы подать жалобу на налог.
Из монастырского письма следует... господин и епископ Кемптенский настоящим посланием подтверждает, что все для нас остается по-прежнему и налог не будет повышен.
Теперь же епископ, наш милостивый господин... не оставляет нам этого налога, а повышает его без нашего ведома» (10).
Намного больше места в данном тексте занимают, однако, стенания по поводу крепостной зависимости.
Очевидно, налог временами играл роль пресловутой капли, переполнявшей чашу терпения.
Становится понятным, что даже в радикальных проповедях перед началом Крестьянской войны налог выступал олицетворением всей совокупности феодальных тягот, иными словами, существующей системы как таковой.
Вот, например, в 1476 году дударь из Никласхаузена проповедовал о том, что «впредь не должно быть ни князей, ни императора, ни прочих духовных и светских владык, с ними будет покончено; все должны стать друг другу братьями, каждому следует зарабатывать хлеб свой трудом рук своих и никто не должен иметь больше другого.
Все чинши, оброки... пошлины, налоги, подати, десятины и другие поборы нужно отменить навсегда» (11).

Для того чтобы оценить место налога как средства обложения крестьян податями в общем комплексе причин возникновения Крестьянской войны, очень важно предварительно охарактеризовать само восстание (12).
Крестьянская война, несомненно, была самым крупным до Великой французской революции выступлением народных масс в Европе и, более того, восстанием с далеко идущими политическими последствиями.
Восставшие хотели установления нового общественного и политического строя. «Господские сословия» — дворянство и высшее духовенство, бывшие до того носителями господства и власти, — должны были уступить свои привилегированные экономические, социальные и политические позиции.
Это неизбежно потребовало бы создания новой государственной организации, базировавшейся на двух принципах: общины должны были стать основой политического строя, а политические должности надлежало распределять путем выборов.
Именно так, а не иначе надеялись приумножить «всеобщее благо», как назывался один из программных лозунгов Крестьянской войны.

Восставшие получили мощный импульс от начавшегося в то же самое время широкого народного движения Реформации, которая в принципе стремилась к тому, чтобы возвратить общественному и политическому строю христианское лицо.
От нее крестьяне переняли понятие «братской любви», которое нужно было воплотить в реальность.
Шварцвальдские крестьяне в 1525 году призывали города примкнуть к их союзу «с тем, чтобы возродить, воссоздать и приумножить общее христианское благо и братскую любовь» (13).
Бюргеры и крестьяне Тироля требовали введения новых земельных порядков с тем, чтобы «поддержать братскую любовь и приумножить всеобщее благо» (14).

Всеобщее благо и христианская, братская любовь были этическими нормами нового строя, которые крестьяне заимствовали из евангелия.
«Евангелие без человеческих дополнений», «чистое евангелие», о котором так много проповедовали реформаторы Мартин Лютер, Ульрих Цвингли, Мартин Бутцер, дало в руки крестьян категории, используя которые, они сопоставляли и критиковали существовавшие отношения (15).
Располагая ими, можно было выступать против непомерного, по мнению крестьян, бремени, которое лежало на их хозяйствах.
«Нам тяжело от лежащего на нас бремени, и тот, кто имеет хозяйство, видит, что эти хозяйства не в состоянии вынести оброка. Вот отчего крестьяне нищают и гибнут... Пусть же господа... устанавливают оброки по справедливости, с тем чтобы крестьянин трудился не напрасно, а каждый поденщик получал достойную плату за свой труд», — говорится в одной из распространявшихся письменных частных жалоб.

С помощью евангелия можно было выступать против барщины. «Самые большие наши тяготы — это барщинные повинности, число которых растет изо дня в день и бремя которых непрерывно увеличивается. Мы страстно желаем уделить этому немного внимания и не заставлять нас столь тяжело работать, а милостиво возлагать на нас труд... по смыслу слова божьего».
В таком наборе аргументов можно было также встретить и решительные выступления против крепостного права: «Так повелось, что нас считают крепостными людьми, которые должны вызывать жалость. Это недостойно, так как Христос заплатил своей кровью и спас всех, простого пастуха и высокого господина, всех без исключения. Поэтому следует из Писания, что мы свободны и хотим быть свободными».

Если свести эту обширную программу равенства и справедливости, искавшую свое оправдание в понятой по-новому христианской идее, к ее исходным экономическим условиям, то окажется, что налогам в числе причин, вызвавших восстание, принадлежит не последнее место.
Они приходили в противоречие как с принципом равенства, поскольку господские сословия — дворянство и духовенство — были освобождены от них, так и с принципом справедливости, ибо они возлагали на плечи крестьян, помимо натуральных и денежных повинностей в пользу помещиков, дополнительные тяготы, выходящие за рамки справедливости.

В конце XV и начале XVI столетия налоги, если не считать налогов на предметы потребления, которыми в основной своей части облагались напитки (16), воспринимались как налоги в пользу императора и империи, или же, в более общем смысле, для обеспечения внешнего мира, с одной стороны, и как княжеские налоги земель - с другой.

Налоги для военных целей империи или ее соответствующих органов — это ландскнехтовые налоги.
Итак, само это наименование показывает их происхождение как военных налогов. Ландскнехт (*), или вооруженный пехотинец — это наемник XVI века, получавший вознаграждение за свои услуги.
Он как воин вытесняет рыцаря и участвует в военных походах в основном за деньги.
Угроза существованию империи, нависшая со стороны турок, и внутренние войны в Германии привели к тому, что в конце XV столетия сословия империи: князья, епископы и прелаты, столкнувшись с новыми обязанностями и тяготами, вначале попытались переложить их на своих подданных.
Поскольку ландскнехтовые налоги не представляли собой ничего иного, как компенсацию за невыполнение обязательства личного участия в военных походах, с правовой точки зрения было бы справедливо покрывать расходы на них за счет доходов власть имущих.

    Рис. Внесение натуральной подати в «погребе». «Управляющий погребом» вначале был хранителем запасов княжеского двора. Позднее оно стало понятием, которое использовалось для обозначения должности в системе управления финансами. В некоторых местностях оно встречалось вплоть до XIX века.

По-видимому, правовые проблемы были понятны как владыкам, так и крестьянам.
В монастыре Рот в 1488 году возникли волнения из-за ландскнехтового налога, в связи с чем зачинщики были арестованы, а крестьян решением третейского суда вынудили платить налоги (17).
Вероятно, для того чтобы избежать в будущем подобных происшествий, настоятель монастыря Рот в 1497 году добился получения от императора Максимилиана I привилегии, которая позволяла ему перекладывать имперские налоги на плечи своих подданных (18).
Это является, несомненно, еще одним довольно бесспорным свидетельством ненадежности правового положения монастыря.
Вместе с тем крестьяне также считали несправедливым распределение этого налога. Крепостные поместья Вайнгартен придерживались того мнения, что их оброчные и чиншевые платежи обязывают помещика защищать, а не облагать их дополнительными налогами (19).
Здесь ощущается воздействие более древних правовых представлений, а именно тех, которые были сформулированы в «Швабском зеркале»: «Мы должны служить хозяевам потому, что они нас защищают».
Правовая проблематика становится понятнее при рассмотрении тех компромиссов, которых добивались в XVI столетии между помещиками и их подданными.
В соответствии с компромиссами в Оксенхаузене, Кемптене, Ротенфельзе и провинции Швабии владельцев поместий обязали выплачивать одну треть или одну четверть ландскнехтового налога (20).

Восстания, подобные волнениям в Роте и Оксенхаузене и порожденные взиманием такого рода военных налогов, происходили не только потому, что с их помощью желали добиться удовлетворения не столь значительных с экономической точки зрения претензий.
Конечно, трудно получить конкретное представление о величине налогового бремени, ложившегося на крестьянское хозяйство.
По оценкам, ландскнехтовый налог, приходившийся в 1519 году на один крестьянский двор, составлял примерно 0,5 гульдена в месяц.
Разумеется, такие налоги взимались нерегулярно, тем не менее они представляли собой исключительные тяготы.
Документально подтверждено, что в монастыре Рот ландскнехтовые налоги взимались на основе соответствующих решений рейхстага 1507, 1510, 1522 и 1524 годов.
По весьма осторожным оценкам, следует считать величину налогового бремени при взимании простого налога этого типа, приходящуюся на один средний крестьянский двор, равную одному гульдену в месяц.
В том случае, если ведение таких хозяйств находилось на грани рентабельности, этот налог мог стать ощутимой дополнительной тяготой.
Против этого бремени ожесточенно боролись также и потому, что налог до конца XV века, вне всякого сомнения, не рассматривался как обычный.
Более того, правовая основа его взимания была крайне ограниченной (21).

Неприятие дополнительного экономического обременения в форме регулярного имперского налога, даже в тех случаях, когда он означал появление лишь небольших тягот для отдельных лиц, проявилось в 1495 году, когда император Максимилиан I с довольно нерешительного согласия рейхстага попытался ввести так называемый «всеобщий пфенниг» (22).
«Всеобщий пфенниг», название которого отражает способ его взимания (к сбору налоговых средств надлежало привлекать на равных основаниях всех жителей империи — как князей, так и простолюдинов), просуществовал недолго.
Он поступал всего с нескольких территорий.
По этой причине пришлось вернуться к так называемому «римскому месяцу».
От случая к случаю рейхстаг давал разрешение на взимание этого налога, который почти не затрагивал князей и всей своей тяжестью ложился на города.
Его большое достоинство заключалось в том, что он находился под контролем княжеской власти, поскольку подлежал одобрению со стороны рейхстага.
Если «всеобщий пфенниг» был связан с принадлежностью каждого к Священной Римской империи германской нации и тем самым хотя бы в принципе содействовал общей тенденций к равенству, то «римский месяц», наоборот, подчеркивал наличие имперской сословной иерархии.
Основное правило гласило: чем выше социальный статус в империи, тем тяжелее финансовое бремя, невзирая на фактические имущественные отношения.
Правда, как раз курфюрсты располагали наилучшими правовыми возможностями и властью, позволявшими им перекладывать эти налоги на подданных, в силу чего о реальном бремени подданных конкретного сказать нечего.
Косвенным свидетельством может служить тот факт, что в обладавшем княжескими правами графстве Тироль в период с 1490 по 1545 год было собрано военных налогов на сумму 354 тысячи гульденов, иными словами, 70% налогов пошли на военные цели.

Однако коренное улучшение процесса поступления имперских доходов оказалось неудачным также и по причине правовой неуверенности.
Следует иметь в виду, что не только подданные оспаривали правомерность налогообложения.
Самой империи и ее органам приходилось так или иначе лавировать в море сложной материи. В 1510 году император Максимилиан I через рейхстаг объявил о введении налога.
В обращении, в частности, говорилось: «Там, где казна мала, а провинция богата, с князя следует взимать меньше, а с провинции больше, а в другом случае — наоборот».

Максимилиан I, которому была известна существовавшая тогда практика перекладывания имперских налогов на подданных, видимо, хотел, таким путем воспрепятствовать одностороннему обременению простых людей.
Но ни в этот раз, ни в одном из решений рейхстага XVI столетия не было проведено четкого распределения обязанностей.
В 1543 году привлечение подданных к уплате имперского налога обосновывалось тем, что доходов князей от их поместий и от использования суверенных прав, как правило, не хватало для того, чтобы собрать запланированную сумму налога.
Тем самым в принципе все еще признавалось, что имперские налоги в первую очередь обязаны вносить власть имущие за счет своих регулярных доходов.
И лишь после окончания Тридцатилетней войны неясное с правовой точки зрения положение было окончательно отрегулировано.
С этого времени по положениям имперского права для целей обороны не делалось больше никаких исключений: добился признания принцип налогообложения всех подданных империи.

Тяжесть обложения сельского населения имперскими налогами трудно определить, поскольку налоги взимались не каждый год и на различных территориях по-разному перекладывались на плечи подданных.
Можно получить более точные представления об объеме и величине земельных княжеских налогов, хотя и здесь в зависимости от региона существовали индивидуальные различия и практически невозможно провести какие-либо обобщения.
И все же с уверенностью можно сказать, что по мере модернизации той или иной территории увеличивались и налоговые тяготы населения.
В XIV веке система государственного финансирования изнуряла себя также тем, что она помимо получения обычных доходов путем залоговых операций занималась коммерциализацией суверенных прав.
В следующем столетии ситуация заметно изменилась благодаря тому, что во все возрастающей степени в качестве средств государственного финансирования стали использоваться налоги. Земельные сословные собрания, предшественники современных парламентов, которым надлежало одобрять налоги, стремились, естественно, к тому, чтобы удержать налогообложение своей земли на возможно более низком уровне.
При этом, однако, учитывая возникавшую нередко угрозу государственного банкротства, они оказывались вынужденными предоставлять в распоряжение своего земельного князя громадные суммы, наивно полагая, что это поможет выкупить отданные в залог княжеские доходы, погасить государственные долги и тем самым укрепить в длительной перспективе свое финансовое положение.

Там, где удается получить поверхностное или более глубокое представление о финансовой системе территории — в Зальцбурге и в Курпфальце, в Тироле и Вюртемберге, — становится ясным значение налога.
О величине налогообложения крестьян могут дать конкретные представления примеры из Франконии (23).
В период до 1525 года поземельный налог на движимое имущество достигал 5-10%.
Размер сборов по случаю рукоположения в епископский сан, не имевших регулярного характера и в монастыре Бамберг взимавшихся в 1501, 1503, 1505 и 1522 годах, составлял на монастырских землях 10% стоимости всего имущества, а в поместьях, не находившихся в непосредственном владении епископа, доходил до 10 гульденов.
К сказанному следует добавить косвенные налоги на вино и пиво, частично также на мясо и муку, что означало повышение цен на 10-20%.
Вместе с ландскнехтовыми налогами, подлежавшими уплате в 1519, 1523 и 1524 годах, это представляло собой исключительно тяжелое бремя.
В конечном счете налоги и чинши поглощали до половины годового дохода.

Разумеется, имея перед глазами такие примеры, многие правители и власти более мелких территорий также не отказывались от попыток увеличить свои доходы за счет налогов.
Это происходило в таких городах-государствах, как Базель, и таких княжествах-епископствах, как Кемптен, где ставка налогов находилась на уровне 1,5% стоимости имущества.

Жалобы на взимание налогов не только встречаются, но и порой занимают значительное место в каталогах требований восставших.
Не в последнюю очередь это объясняется тем обстоятельством, что по своей тяжести налогообложение подданных, вероятно, достигало своей предельной черты.
Если существовало намерение блюсти честь своего сословия, а для этого нужно было иметь обеспеченный доход, превышавший чистую стоимость воспроизводства, к тому же предстояло также устраивать свадьбы, похороны, крестины, то нельзя было просто-напросто мириться с растущими требованиями со стороны власть предержащих.
Ориентировочные расчеты базируются на том, что на долю повинностей в пользу землевладельца и десятин приходилась примерно одна треть годового валового дохода крестьянского двора (24).
Дополнительные налоги воспринимались поэтому как особенно жестокая необходимость, поскольку существование обычных сборов и повинностей нельзя было подвергать сомнению в силу их возрастных преимуществ.
Поэтому не удивительно, что такие более широкие программы Крестьянской войны, как, например, проект имперской реформы Фридриха Вайгандта, предусматривают, что «следует отменить все пошлины, сборы, налоги и повинности, которые до сих пор повсеместно взимаются, за исключением того, что признается необходимым, с тем чтобы корысть не повредила общему благу» (25).

И все же это были голоса умеренных лиц, настроенных на проведение реформы.
Сумма сборов и повинностей, дополненная жесткой практикой их взимания, в конечном счете стала восприниматься как настоящее тиранство.
Именно так следует понимать резкие и гневные выражения в радикальных программных прокламациях 1525 года.
«Пришло время, — говорится в проекте Шварцвальдской конституции, — и Господь не желает больше терпеть, как светские владыки мучают, дерут шкуру, терзают, забивают палками, надевают колодки и проявляют другие формы тиранства. Они поступают с бедняками так, как Ирод с невинными младенцами» (26). И громогласно выразил свое мнение Томас Мюнцер, теолог революции с Севера: «Смотри, источник ростовщичества, воровства и грабежей — вот кто такие наши баре и князья, они забирают всякую тварь живую в свою собственность... И после того пускают ходить в среде бедняков божью заповедь и провозглашают: бог повелел, ты не должен красть... Паны сами виноваты в том, что холоп стал их врагом. Причин многочисленных бунтов они не хотят устранять, как же положение может улучшиться» (27).

Антипатия и отвращение к налоговой системе нигде не выражены столь четко, как в написанных примерно в 1525 году утопических произведениях — в «Земском устройстве» Михаэля Гайсмайра (28) из Тироля или в «Новых переменах христианской жизни» Ханса Хергота (29).
Утопия дает общие наброски райского государства равноправных людей на основе общины и на принципе выборности политических должностей.
Она имеет под собой твердую почву в виде традиционного сельскохозяйственного и ремесленного производства, которое развилось в эпоху позднего средневековья в процессе разделения труда, и освобождает общество от его многочисленных тягот, возлагаемых на его плечи помещиками, князьями, церковью, императорами и империей.
Все это в принципе не отвергало налогов, однако они должны соответствовать этической норме «общего блага» и не должны служить обогащению небольшой верхней прослойки.
Налог в перспективе Крестьянской войны функционально увязан с необходимыми задачами скромной государственной организации, но он не стоит больше на службе роскоши и представительства правящей верхушки дворянства и высшего духовенства.

Революция 1525 года была подавлена военными средствами и как таковая потерпела полное фиаско.
Впрочем, победоносное шествие налога, происходившее по мере формирования государства, нельзя было остановить ни в Германии, ни в остальных странах Европы.
Налог, который в XV и в начале XVI века взимался как нерегулярный взнос в исключительных случаях, а именно императором и империей для обеспечения военной неуязвимости империи, а духовными земельными князьями для покрытия чрезвычайных расходов вроде перечисления крупных сборов в Рим по случаю папской инвеституры (**), постепенно — к XVII столетию — превратился в регулярно осуществляемое налогообложение с явно выраженной тенденцией к росту.

Наличие постоянной военной угрозы империи со стороны Турок в XVI и XVII веках и военные авантюры дома Габсбургов, поставлявшего королей и императоров, привели к тому, что имперский налог в форме «римских месяцев» стал взиматься чаще и во все более значительных размерах и фактически приобретать характер взимаемого более или менее регулярного налога, который до конца существования старой империи в границах 1806 года все более отягощал сельское и городское население.
Еще более тяжелым было бремя земельных налогов, поскольку непрерывно росли расходы на управление, представительство и, наконец, на содержание постоянной армии.
В Тироле среднегодовое налогообложение земли увеличилось с 10 тысяч гульденов в XVI столетии до 40 тысяч гульденов в XVII и, наконец, до 70 тысяч гульденов в XVIII столетии.
В Вюртемберге налоговое бремя в расчете на каждый крестьянский двор с начала и до конца XVII века возросло в четыре раза, а курфюрст Бранденбургский за тот же период удесятерил свои годовые доходы.
Старые поборы, связанные с владением землей, становились все несущественнее для государственного бюджета, на передний план однозначно вышли налоги.
Современное государство победило.
                * * *   *   * * *
БИБЛИОГРАФИЯ И ПРИМЕЧАНИЯ
*. Название налогов и наемника на немецком языке соответственно Reissteuern и Reislaufer связано с понятием Reise, в переводе на русский язык означающим службу в наемных войсках. — Прим. ред.
**. Инвеститура — в средние века в Западной Европе юридический акт введения вассала во владение феодом. Инвеститура духовных лиц, кроме светской инвеституры, включала также утверждение епископа, аббата в духовном сане. — Прим. ред.
1. G. Franz (Hrsg.). “Quellen zur Geschichte des Bauernkrieges. (Ausgewahlte Quellen zur deutschen Geschichte der Neuzeit. Freiherr vom Stein-Gedachtnisausgabe 2)”, 1963, S. 133.
2. Ibid., S. 96.
3. Ibid., S. 164.
4. Ibid., S. 224 f.
5. W. Schulze. “Oberdeutsche Untertanenrevolten zwischen 1580 und 1620. Reichssteuer und bauerlicher Widerstand”. —  “Bauer, Reich und Reformation. Festschrift zum 80. Geburtstag von Gunther Franz”, 1982, S. 120-145.
6. H. Neveux. “Die ideologische Dimension der franzosischen Bauemaufstande im 17. Jahrhundert”. — Historische Zeitschrift, 1984, № 238, S. 265-285.
7. M. Beloff. “Public Order und Popular Disturbance 1660-1714”, 1963.
8. Peter Blickle. “Die Revolution Von 1525”, 1981, S. 68 ff., 126 ff.
9. G. Franz. Op. tit., S. 25.
10. Ibid., S. 63.
11. Ibid.
12. В общей характеристике я придерживаюсь своей собственной интерпретации.
13. G. Franz. Op. cit., S. 235.
14. H. Wopfner (Hrsg.). “Quellen zur Geschichte des Bauemkrieges in Deutschtirol 1525”, I. Teil (“Acta Tirolensis 3”), 1908, S. 50 (Neudruck 1973).
15. G. Franz. Op. cit., S. 177 ff.
16. U. Dirlmeier. “Stadt und Burgertum. Zur Steuerproblematik und zum Stadt-Land-Verhaltnis”. — H. Buszello u. a. (Hrsg.). “Der deutsche Bauernkrieg”, 1984, S. 254-280.
17. “Hauptstaatsarchiv Stuttgart, B. 488, Buschel 207”.
18. “Hauptstaatsarchiv Stuttgart, B. 486, Urkunde 821”.
19. D. Sabean. “Landbesitz und Gesellschaft am Vorabend des Bauernkriegs. Eine Studie der sozialen Verhaltnisse im sudlichen Oberschwaben in den Jahren vor 1525” (Quellen und Forschungen zur Agrargeschichte 26), 1972, S. 55.
20. Peter Blickle. “Landschaften im Alten Reich. Die staatliche Funktion des gemeinen Mannes in Oberdeutschland”, 1973.
21. Ibid.
22. E. Gothein. “Der Gemeine Pfennig”, 1877.
23. R. Endres. “Der Bauernkrieg in Franken”. — Blatter fur deutsche Landesgeschichte, 1971, № 109, S. 41 ff.
24. W. Abel. “Geschichte der deutschen Landwirtschaft vom fruhen Mittelalter bis zum 19. Jahrhundert” (Deutsche Agrargeschichte 2), 1978, S. 200.
25. G. Franz. Op cit., S. 378.
26. Ibid., S. 232.
27. G. Franz (Hrsg.). “Thomas Muntzer. Schriften und Briefe” (Quellen und Forschungen zur Reformationsgeschichte 33), 1968.
28. G. Franz. Op. cit., S. 285-290.
29. A. Laube, H.-W. Seiffert. “Flugschriften der Bauemkriegszeit”, 1975, S. 547-557.
                * * *   * * *   * * *
MIT DEM ZEHNTEN FING ES AN
Eine Kulturgeschichte der Steuer
Herausgegeben von Uwe SCHULTZ

VERLAG C. H. BECK MUNCHEN
                * *   *   * *
ВСЕ НАЧИНАЛОСЬ С ДЕСЯТИНЫ:
/Все начиналось с десятины
этот многоликий налоговый мир/
                * *   *   * *
Munchen, 1956
М.: Прогресс, 1992.
                * * *   * * *   * * *