Скейтер

Асфальт мягко шуршал под резиновыми колёсами. Доска из клёна слушалась каждого малейшего движения ног, поворачивала, подпрыгивала, крутилась. Сэм на своём скейтборде умело лавировал между прохожими, преграждавшими путь, перескакивал бордюры и нёсся вперёд по ровному тротуару. Поверхность для катания была идеальной, а покрытие новеньким, как будто его только что постелили, оно успело молниеносно застыть, а водитель асфальтоукладчика уже курил, отдыхая, где-нибудь за углом.

Парень нисколько не был напряжён, его тело застыло неподвижно, а ступни словно приросли к двадцатидюймовому куску дерева под ними, но в нужный момент, когда впереди оказалась пара ступенек, он присел, согнув колени, раздался щелчок, доска наклонилась назад, правая нога тут же автоматически среагировала, провела по чёрному шершавому борду и юноша как по волшебству подлетел вверх вместе со своим оригинальным средством передвижения. На его лице не дрогнул ни один мускул. Время замерло, словно в кино, пешеходы с переживанием следили за тем, что будет дальше. Но дальше ничего не произошло. Ничего такого, о чём они могли бы ещё долго вспоминать. Сэм легко приземлился, преодолев пару метров по воздуху, и умчался вдаль от их любопытных взглядов.

Вскоре он добрался до пункта назначения, куда направлялся, преодолевая все эти препятствия и очень спеша. Замедлил ход и притормозил. Оставалось чуть-чуть. Перед ним находилась старая часть города, справа был въезд в парк, где Сэма ожидали друзья, к которым он заметно опаздывал, а слева — кафе, где они вместе часто отдыхали после тренировок, после многочасовых катаний на своих досках.

Доска у Сэма была не такая, как у всех остальных. Она была полностью белая с одной стороны: белое днище, белые подвески, на которых крепились белые колёсики, и только с другой стороны — полностью чёрной. Получалось словно кофе с молоком. Вот только Сэм не любил кофе. Такая расцветка, конечно, являлась очень непрактичной, но зато сразу выделялась по сравнению с другими, когда скейтборд несли в руке. Это случалось частенько, так как не везде можно было нормально проехать. Если не выходит развить высокую скорость, а дорога покрыта ямами и выбоинами, то проще не портить себе нервы и идти пешком.
Вдруг из кафе вышла девушка.

Она спускалась по лестнице, ступенька, ещё ступенька, а Сэм узнавал её лучше и лучше. В конце концов, он понял, что это его знакомая официантка. Не то чтобы совсем знакомая, но он с ней пару раз даже разговаривал обо всём. Долго. Наедине.

Вот она подошла и проронила:
– Привет.
– Привет, Ирэн. Как ты? – ответил Сэм и вроде как немного покраснел (пожалуй, так отсвечивало солнце). Официантка ему нравилась, она явно была старше. Её волосы развевались на ветру, как морские волны. Хотя другие, более значимые, волны обтягивались её синей кофточкой.
– Только что закончилась моя смена. Устала сильно, направляюсь домой. А ты?
– А я тебя люблю, – внезапно произнесли губы парня. Произнесли так, будто он не мог их контролировать.
– Чтооо? – удивлённо и смущённо переспросила Ирэн, растянувшись в скромной улыбке. – Мне послышалось, что ты только что озвучил довольно странные в мерках наших отношений слова, – добавила она.

Сэм уже не был способен прекратить. Что-то внутри него взяло вверх над разумом и логикой. Это что-то явно не собиралось останавливаться. Оно рвалось наружу с каждым вздохом. Оно пылало, прожигая себе путь на свободу. Победить, обуздать или подчинить его не казалось возможным. Не вызывало ни капли сомнений, что   так и должно было быть.

Вы могли подумать, что этим "чем-то" являлись чистые и искренние романтические чувства, но нет, преобладало лишь желание совершить необычный, почти сумасшедший поступок. Желание из разряда "начать танцевать прямо посреди улицы", "бросить камень в витрину и скрыться", "угнать автомобиль". Желание на грани противозаконности и абсурда. В пределах современного общества подобная фраза как раз причислялась к таковым. Даже больше. Украсть чужую вещь было легче, чем признаться, что украли твоё сердце. Причём признаться так, чтобы это оказалось правдой, а не пустыми колебаниями воздуха и голосовых связок.
К сожалению, именно это признание относилось к первому виду. Сэм игрался, играл и не представлял, для чего творит показной театр, где актёрами были он и она. Вот только она не подозревала, что принимает участие в импровизированной постановке.

Любви не было. То есть, теоретически она могла существовать, но её не было у Сэма, хотя он не отрицал, что, возможно, она когда-нибудь появится и пронзит его организм необычайными переживаниями.

– Да. Это случилось недавно, я чётко осознал, что так и есть, – продолжил разговор скейтер, – Я не могу без тебя, как бы глупо это не казалось.
– Но ведь ты меня почти не знаешь. И я тебя почти не знаю. В чём дело? Ты шутишь? – мягко шептала блондинка, которая могла бы просто посмеяться над бедным парнем и, развернувшись, удалиться, будь в ней чуть больше хамства и чуть меньше доброты. Её красота легко позволяла стать бессердечной сукой. Другая на ее месте так бы и поступила, но не Ирэн.
– Я знаю лишь то, что это правда, и просто хочу, чтобы мы были вместе. Поэтому и говорю эту нелогичную ерунду. Потому, что переживаю, как ты отреагируешь.

Освещение в павильоне погасло, съёмки фильма прекратились, и раздался громкий раздражённый голос режиссёра: «Сэмми, ну кто так играет? Где искренность? Перебор, парень, перебор. Давайте сначала, ещё один дубль. И протрите кто-нибудь уже эту грёбаную доску. Она плохо блестит».

Пара минут и снова: свет, камера, мотор. Поехали!

Но любви не было всё равно.