Занимательная игра

Динь-дон монеты в моём кармане, нож в кулаке, месяц в тумане, любишь меня? Пока я хорош. Выкрасишь, выбросишь, лучше найдёшь.
Erwin

На стене тикают часы: пластиковая лиса качает головой, вертит хвостом в такт секундам, ловит часовым сачком минутную рыбу. Глаза у лисы круглые, с устремлённым в бесконечную даль взглядом.
Я сижу на полу, прислонившись спиной к дивану и ни о чём не думаю. Это очень притягательно и очень страшно – ни о чём не думать. Просто сидеть, смотреть в стену, слушать тиканье часов, бульканье фильтра в аквариуме, шаги соседей за стенкой... И вроде бы ты никуда не делся – но тебя нет.
Я – это слова. Слова, которые я думаю, которые я пишу, которые я слышу... слова, которыми меня описывают. И когда слов нет ни внутри, ни вокруг – меня нет.
Закрываю глаза. Можно представить что угодно – любое чувство, любую... правду. Представить, облечь в слова, заполнить пустоту там, где была я... поверить. Такая занимательная игра!
Я представляю себе, что я влюблена – в коллегу по работе. Вспоминаю его внешность, его движения, манеру держаться, и представляю, как я могла бы его – именно такого, как есть – любить. Мне-которая-есть нет дела до него, но пустоте все равно, что заполнит ее. Я люблю его: нервного, с вечной щетиной и привычкой устало тереть ладонями лицо. Люблю целую дюжину ударов сердца.
А потом отбрасываю это чувство.
Я представляю, что я калека, что ноги мои лежат бесполезным грузом. Ноги будто наливаются свинцом, немеют. Ноющая боль поселяется в суставе бедра, а когда я на руках приподнимаюсь над полом, вползая на сиденье дивана, ноги волочатся следом как мертвые змеи.
А потом я встаю и иду.
Я представляю что способна на убийство.
Я представляю, что у меня за спиной – крылья.
Я представляю, что я счастлива.

Иногда мне кажется, что у меня над головой, словно воздушные шары, наполненные гелием, парят два моих мира, два мира, что я создала. Почему нет? Если я могу быть сгустком чужих слов, почему сгустки моих слов не могут стать настоящими мирами?..
Они парят, они следуют за мной, мои детища, мои стражи. Я даю им жизнь, а они дают жизнь мне. И еще третий мир наклевывается меж них – самый странный, самый красивый. Мир зыбких границ, изменчивости и непреходящего чуда. Он уже почти совсем мой, почти пророс – из зернышка, которое было мне подарено. Необыкновенной щедрости дар.
Миры плодятся и множатся. Их рождают, их рассказывают, их дарят и получают в дар. И кажется мне, что еще не так давно я была где-то в другом месте. Я смотрю вокруг, и вижу лишь отголоски того, прежнего. Отголоски, от которых сжимается в груди и перехватывает дыхание, и хочется схватить эти следы прошедшего – или, быть может, несбывшегося? – схватить, словно кончик путеводной нити, вернуться туда, сбежать... Но это невозможно. Осколки разбитого витража копятся, покрываются пылью в запасниках памяти. Чем бы ни был этот мир, тот, в котором мы живем и плодим своих химер, в нем чего-то не хватает. Чего-то незаметного, невыразимого, но очень важного, того, без чего осколки витража так и останутся просто кусками крашеного стекла.

В доме редкие минуты тишины. Где-то далеко, за окном, в сотнях вселенных отсюда, шумит город. В комнате тихо, только пощелкивает тиками-таками лупоглазая лиса на часах. Я открываю глаза и некоторое время бессмысленно смотрю на свои руки, пытаясь вспомнить, что это, и зачем оно мне. Когда в груди начинает жечь, спохватываюсь и делаю вдох.
Голова вновь наполняется словами – я возвращаюсь к существованию. Кривятся в усмешке губы – что за чуши я напридумывала? Миры, слова, несбывшееся, ушедшее... Хочется пить. Тяжело вставая, я на миг прикрываю глаза, проверяя: качаются над затылком два сформировавшихся мира, третий бултыхается где-то между расплывчатым облаком. Потерянное несуществовавшее прошлое смотрит в щель мира пронзительной чистоты облаком в проеме окна. Мои дети, мои сотворенные смотрят мне в спину, кто хмурясь, кто улыбаясь. Где-то меж них мелькают зелень глаз вездесущего Лофта, мягкая улыбка многоликой Смерти и помятые крылья моего хранителя, которого я вечно забываю поблагодарить.
Все на месте. Всё на месте.
– Господи, – бурчу я, роясь на тесной кухне. – Да где в этом доме хоть одна чистая кружка?!
Пластиковая лиса рассеянно качает головой, глядя в вечность.