Аэродром на рынке
Рассказ
В начале августа центральный рынок, некогда заштатного уездного городка, пестрел обилием фруктов и овощей.
Были они завезены со всех четырёх известных сторон и из самых отдалённых, и весьма оживлённых окрестностей кавказского направления.
На том направлении жители весьма трудолюбивы и издавна умеют получать богатые урожаи.
Аналогичных даров местного подворья было не так много, по сравнению с привезённым буйством красок перед глазами.
Местные фрукты и овощи были представлены ещё не в полном ассортименте, хотя и пользовались не меньшим спросом.
Они вполне мирно уживались на торговых рядах друг с другом и, в это тёплое, комфортное для проживания россиян время, весьма удачно дополняли друг друга, предоставляя широкий выбор для посетителей.
Давнишний знакомый по имени Гусейн и его односельчанка Адиля из неблизкого, горного и солнечного Дагестана, не покладая рук обслуживали покупателей, дорожа каждой минутой. По случаю моего прихода они захотели передохнуть.
- Э, э…Анжи, Махачкала.
Эти слова давно стали весёлым приветствием давних знакомых.
- Анжи, анжи…
- Как дела, как торговля?
- Спасибо Аллаху, всё хорошо.
- Всё проигрывают, никак у них не наладится игра. Всё по мячу не научатся бить ногами как следует, бежать куда надо, куда тренер сказал.
- Э, э… правильные слова говорите, за такие деньги и то не могут. Как так можно, вы мне скажите?
- Одними деньгами не возьмёшь, не перебегаешь, это было бы слишком просто. Надо ещё многое уметь и желание иметь, играть в большой футбол…
- И это правильно, будем надеяться, что Аллах услышит наши пожелания и будет с нами строг, но справедлив…
- А что нам остаётся делать, спасибо на добром слове…
Для загорелого, улыбчивого Гусейна, всегда на что-то хорошее надеяться, составляло одну из основных черт его беспокойного характера.
Надеялся он всегда на это самое, неприменно лучшее, хотя готовился по привычке, всегда к худшему.
Чтобы такая вероятность была минимальной, его рабочий день начинался в четыре утра, а заканчивался в восемь вечера.
И так каждый божий день, без выходных, праздничных…
- Уже много лет подряд, слава Аллаху, здоровье позволяло…
Его никто не заставлял так много работать, вероятнее всего, именно поэтому он так много и работал.
Если бы против его воли, как против шерсти… трудно себе представить, чтобы из такой затеи получилось.
Хотя может-быть, что-нибудь и получилось бы, когда-нибудь, а может-быть и нет, оказалось бы совсем бесполезным занятием.
Ему всегда было так спокойнее, на работе, наедине с самим собой, со своими чувствами и настроениями.
Только работая, как он считал для себя возможным, чувствовал себя уверенно в этом городе, который постепенно становился своим, на этом рынке, где знал всех и его все знали.
Впрочем, так было всегда. Так было в его родном горном селении.
Как бы то ни было, пусть со стороны кому то и казалось виднее, что нет, он всегда считал, что ему с работой повезло.
Целый день с людьми, а от них он не уставал, а, наоборот, общение придавало силы и желание работать дальше и лучше для этих людей.
- Немного, тысяча, максимум полторы заработанных своим трудом российских рублей в день.
Пусть и не так уж для кого-то много, но он рад и этому, прежде всего потому, что это был стабильный заработок. Как он считал честный и справедливый.
Разумеется, всегда хочется заработать больше, но у него не получалось по самым разным, очень редко от него зависящих, обстоятельств.
На эту тему распространяться он не любил, даже со своими немногочисленными знакомыми, которым хотя и доверял, но не хотел их терять и разочаровываться по этому поводу.
С незнакомыми, рот всегда держал на замке, кто знает, как они к нему будут относиться в дальнейшем.
Невысокий, крепкий, подвижный, на вид около тридцати лет, он выделялся среди других продавцов своей кепкой - аэродромом, которую никогда не снимал.
В ней он выглядел хоть и картинным, но всё же весьма креативным кавказцем.
Достойным представителем далёких, неприступных гор, бурных рек и трудолюбивых людей с самыми разными характерами и взрывным темпераментом.
Как-то вместо него торговал паренёк лет шестнадцати, не по годам шустрый и весёлый, совсем плохо говорил на русском, который, между прочим, сказал, что он сын Гусейна.
Когда я об этом его спросил, тот заметно засмущался и оставил мой вопрос без ответа.
Было видно невооружённым взглядом, что у него весьма своеобразные отношения со своей односельчанкой.
О Адиле, несмотря на многолетнее знакомство, никогда не позволял говорить ничего, из того, что могло бы хоть как-то прояснить их отношения, хотя бы в общих чертах.
Иногда казалось, что он сам не знал этого.
Деловые, ровные отношения… Это на взгляд постороннего, местного человека. С другими взглядами, другой культурой…
Всегда можно было лишь предположить, что у них своеобразная гамма невысказанных чувств, которые томились у каждого, сами по себе и к которым, тем более, не было доступа постороннему.
- Какие бы намерения тот, по этому поводу, не имел и как бы по доброму к ним обоим не относился.
Гораздо охотнее Гусейн разговаривал на темы связанные с его торговлей.
- Читал в интернете, повсюду теребят рынки. Вон как в столице. Всех строят. Руки в гору и вперёд, проверки и всякое такое.
В такие минуты он становился серьёзным, улыбка исчезала с загорелого лица.
- И чего тем самым добиваются? Кто-то, кого-то ударил. Надо разбираться, не просто же так, само по себе.
- И вдруг все мы виноваты? Так нельзя.
- Я все силы, что у меня есть, отдаю тому, чтобы жители города покупали хорошие фрукты и овощи.
- Разве это плохо?
- Да нет, я у тебя несколько лет покупаю и, сам знаешь, что кроме слов благодарности, других слов нет…
Дальше продолжать бессмысленный разговор с непонятными претензиями, непонятно к кому, было бы, по меньшей мере, некорректно.
Интересно он реагировал на шутливое замечание при расчёте за его товар, когда я, стараясь сделать общение более интересным, говорил.
- Гусейн, у меня есть товарищ, литовец, он в подобных ситуациях всегда повторяет литовскую прибаутку, по поводу расчёта копейки в копеечку.
- Живём как братья, рассчитываемся как евреи.
- Как и я с тобой.
Через некоторое время он мне стал повторять услышанную прибаутку при других покупателях, а я с ним всегда соглашаться.
Мне почему-то стало казаться, что это он её придумал, так он был убедителен.
- Адиля, как-то сказала, что они оба совсем не учились в школе, что повергло меня в шок и уныние, я плохо понимал, как это может быть.
- Очень просто, мы из бедных семей, всегда надо было где-то работать, а в школе только числились.
Как-то, придя на рынок, увидел, что каждый из них торгует за своим прилавком.
На мои робкие вопросы ответа не последовало. Адиля была бледной и с заплаканными глазами.
У Гусейна был вид человека, подавленного какими-то неприятностями.
Так случилось, что через несколько дней я неожиданно попал в больницу и пришлось согласиться на операцию.
Через некоторое время готовясь к выписке узнал, что ко мне пришли посетители.
Гусейн, в своей неизменной кепке-аэродроме и Адиля, в брючном костюме с национальной вышивкой.
Как они узнали о моём местонахождении не знаю до сих пор, а спрашивать было не совсем удобно.
Мы в больничном коридоре, просто, как обычно на рынке, поговорили о самых неприметных делах.
Адиля была в хорошем расположении духа, Гусейн старался его поддерживать, а мне, со стороны, было очень приятно за ними наблюдать.
Перед их уходом, не знаю почему, я им сказал.
- Если надумаете стать мужем и женой обязательно сообщите.
Моя просьба подвергла обоих в большое смущение, но было оно, как мне показалось, более для них ожидаемым, чем когда-либо за всё время нашего знакомства.
г.Иваново 3 августа 2013года
Свидетельство о публикации №213080301092