Осень

Природа забилась в грациозном, жертвенном, высоком экстазе. Тихи и девственны ее нежные муки. Это время зовется осень. Могучий молот выбьет последние искры, и затихнет до новой весны. Небо – летнее, голубое, уже подернуто снежными тучами. Нет-нет, да и дунет промозглый Борей в свой увитый ракушками рог.
Одноглазый старик закончит есть хлеб в дощатой телеге и тронет вожжами. Понуро плетется двойка по пыльной дороге. А он обратит бельмо к вызвездившемуся небу, и начнет пытать мироздание байками, да тягучими песнями, обращенными в пустоту.
Под лунным серпом падают последние жнивы. Солнце – слабое, вызревшее, теряет последнюю мощь под натиском своего таниста. На перекрестках ярче запылали священные алтари Гекаты. Но и они с трудом разрывают туман, окутавший тихие тракты.
Тоскливо и мерзло идти по осенней дороге. Припозднившийся путник вздрагивает от лесных шорохов, боится злых духов-«наездников», подстерегающих беспечных путешественников. И вот он опрометью бежит навстречу слабому огоньку, предвкушая горячую еду и теплую постель таверны… Где ж ему знать, что злую шутку с ним сыграл безвинный болотный дух, танцующий над зыбкой трясиной?
Никта, видя озябшую Землю, милостливо укрыла ее своим покрывалом. Мягкосердна древняя Ночь, и чем холоднее, чем злее становится осень, тем дольше она держит мир в пурпурных объятьях.
Косматый бич хлещет нищие деревушки. Мелкие ручейки давно перемерзли, иней рвет назревшую ягоду багряным кристаллом, а хромоногий старик все ползет и ползет по пыльным дорогам… Стары, поджары его лошадки, но не оступятся они, не фыркнут. Лишь по угольку пылает в широких глазницах. А и в самом бельме, в беззубом, хохочущем рте, в оспяной роже возницы бугрится неизбывная, сатурническая мощь древних планет, и самого Времени.