Сирень, черёмуха и белый голубок. Глава 12

       Вторые поминки начались около двух. За столом ораторствующих было больше, чем на погосте. И речи были чуть длиннее. Когда поток желающих высказаться иссяк и все ещё со скорбными лицами продолжали наливать, пить и закусывать, в пахнущую прощальной грустью тишину неожиданно ворвался звук лопнувшего стекла. Одна из женщин в испуге уронила тарелку с холодцом на колени, а все бабушки, в том числе Аглая и Устя, перекрестились. Машка, сидевшая у окошка, тут же отцепила от часов, которые показывали сейчас ровно половину третьего, запутавшийся тюль и передвинула его по карнизу в сторону. Дарья машинально посмотрела на стрелки – не сломались ли, – затем подбежала к окну и распахнула его. Перевесившись через подоконник, глянула вниз. На клумбе среди ярко-кровавых бархатцев лежал белый голубь.
       Женщина турманом выметнулась из дома. Оказавшись в палисаде, Золотарёва осторожно взяла птицу на руки. Голубок не сопротивлялся. Он только жалобно открывал и закрывал клюв.
       Дарья принесла пичугу в дом и показала присутствующим.
       Одна из поминавших, отхлёбнув из гранёного стакана киселя, жалостливо заколыхалась на стуле:
       – Это нехороший знак, кто-то ещё должен помереть... – Отхватив ядрёными зубами кусок ватрушки, посоветовала: – Выброси от греха подальше. Коты подберут.
       Живо представив себе, как противные кошаки рвут на части нежное голубиное тельце, Машка заплакала.
       – Ишь ты, выброси, – осадила бессердечную бабушка Устя.
       – Да разве можно так с живым существом-то? – укоризненно покачала головой и бабушка Аглая. Их поддержали остальные старушки.
       Колька не спеша положил на краешек тарелки недоеденную печенинку:
       – Тетя Даша...
       – Да, Коленька? – повернулась Дарья на робкий голосочек.
       – Тётя Даша, – повторил мальчик и вытер глазёнки рукавом старенькой рубашки, – а ты посади его в коробочку и зёрнышек насыпь.
       Дородный представитель из района, усмехнувшись, протянул за спиной у бабушки Аглаи руку и потрепал Кольку по плечу:
       – Лучше зажарь его на костре и съешь. Говорят, мясо у них вкусное. Зачем добром-то раскидываться.
       Мальчуган, упрятав в худенькие ладошки щёки, зарыдал. Лёшка Замёткин, сидящий по другую сторону от Кольки, потемнел лицом. Он притянул паренька к себе и погладил его жёсткие вихры взыгравшей мускулами рукой:
       – Не плачь, Колька, дядя пошутил... Тебя бы, идиота, закоптить на огне. Вот только людоедов здесь нет. А жаль... – Лёшка желчно, с зубовным скрежетом усмехнулся последним не высказанным вслух своим мыслям и вяло продолжил трапезу.
       Машка, ни слова не говоря, рванула из комнаты. Было слышно, как под её упругими ногами заскрипела лестница, ведущая на чердак. Вскоре девочка возвратилась с картонкой. Дарья открыла нижнюю дверку серванта и достала оттуда лоскут фланели. Заботливо постелила его внутрь коробки. Затем бережно взяла из рук Машки птицу и опустила на дно. Голубок не сопротивлялся. То ли сил у него не было, то ли понял, что мать с дочерью не сделают ему ничего плохого.
       Ближе к вечеру люд начал рассасываться. Друзья мужа, попрощавшись со всеми и ещё раз принеся слова соболезнования, укатили на стареньком жигулёнке. Следом отбыло и районное начальство, с достоинством утопив нижнюю часть тела в мягком кресле новёхонькой «Тойоты». Нинка же, бабушки Аглая и Устя помогли Золотарёвым перемыть посуду, накормить скот, уложить малышей спать и только потом ушли домой.
        У Машки сегодня появилось странное желание – спать в той комнате, где стоял гроб. Пожав плечами, Дарья постелила ей на диване. Сама же отправилась на сеновал, туда, где витал духмяный флёр летнего разнотравья. Но сейчас женщине было не до луговых ароматов. Сняв чёрное ситцевое платье, вяло переоделась в ночнушку. Затем так же не спеша накинула на тюфяк простынку и, свернувшись калачиком, легла. Укрываться пледом не стала.
       Сон не шёл. И слёзы куда-то пропали. Да и мыслей никаких не было, словно кто-то усердно прошёлся метёлкой по её истомлённому мозгу. Во всём теле чувствовалась сильная усталость.
       Дарья нащупала под подушкой снотворное. Приняла две горошины. Через некоторое время тело её обмякло и начало медленно погружаться в тёплые волны умиротворения и покоя.
       Неожиданно сквозь ватное одеяло дремоты вдова – скорее, подсознанием, нежели слухом – уловила скрип лестницы. Приподнявшись, она с ужасом глянула в сторону чердачной двери, которая через пару секунд распахнулась. К великому изумлению Дарьи, наверх, словно ошпаренная, взвилась... Машка. Особо не церемонясь, девочка нырнула под бочок к матери:
       – Можно я с тобой лягу?
       – Уже и так легла, – вымученно улыбнулась Золотарёва, укрывая дочку пледом.
       Машка, поджав ноги едва ли не до подбородка, присмирела. Но вскоре она беспокойно заворочалась и завздыхала. Наконец, приподнявшись на локотке, внимательно посмотрела на мать:
       – Мам?..
       – Что? – вяло отозвалась Дарья.
       – А ты снова пила... из той бутылочки...
       Женщина вздрогнула.
       – Сама же сокрушалась, что у тебя после голова кружится.
       – Кружится, Машенька, кружится... Но не сильно.
       – Так может больше не надо?
       – Может, и не надо... Да жаль выбрасывать. Витаминов-то сколько там... – уклончиво ответила мать. – Потрепав дочку по плечику, виновато спросила: – А ты зачем пришла?
       – Я сначала подумала, что я смелая. А сама забоялась вдруг.
       – Кого? – Дарья погладила Машку по голове.
       – Привидений... – Всхлипнув, девочка ещё ближе подвинулась к матери и тихо шепнула ей в ухо: – Ведь папка тоже стал призраком? Да?
       Вдова осторожно выпутала пальцы из взъерошенных Машкиных волос и жалостливо прижала дочурку к себе. Немного погодя, Машка уснула.
       К Дарье же сон опять не шёл. Обрывки мыслей, будто липкая паутина, снова начали медленно и тягуче опутывать её мозг.
       А ведь Сашка ночует сегодня один... И не где-нибудь, а за усадьбой. Молодой, здоровый, непьющий... Это сколько ж можно было ещё прожить?.. Эх, Золотарёв, Золотарёв...
       Дарья понимала: никто не будет наказан. В больнице дело, очевидно, замяли. У неё же нет денег даже на самую простенькую экспертизу, не говоря уже о суде. Да и занять-то негде. Все кругом нищие... И что страшнее всего: порой такие же нищие стараются силой или обманом вырвать у своего же собрата иногда действительно последнее. Вспомнив вчерашнюю унизительную торговлю за мужнино тело, женщина заплакала. Стараясь не разбудить Машку, села, обхватив колени руками.
      А когда-то она чуть было не развелась с Золотарёвым. По-чёрному запил её благоверный. Мама советовала, пока Сашка не опомнится, пожить с внучкой у ней. Но Дарья медлила. Ей думалось, что муж с этим, в общем-то непривычным для него делом, скоро завяжет. Но Сашка, словно закоренелый алкоголик, не торопился возвращаться в прежнее состояние. Оброс щетиной, стал неопрятен в одежде, даже баню позабыл. На работе же его видели всё реже и реже – и тогда он по воле администрации ООО «Колоски» превратился из главного инженера в рядового механика.   
       Сколько стыда пришлось хлебнуть ей за супруга, наверное, ни одной мерой не измеришь. Да что там говорить... Её благоверный дошёл-таки и до крайнего предела. Несколько дней пропьянствовал у Вальки, опустившейся сорокапятилетней вдовицы-алкоголички. Рассказывали, будто бы в грязные без занавесок Валькины окна было видно, как алкаш и алкашка, словно два голубка, сидели за уставленным бутылками столом и, отхлёбывая из гранёных стаканов, умильно посматривали друг на дружку. И якобы даже несколько раз выключали свет. Последнего Дарья простить супругу не смогла. Она немедленно подала заявление в загс с просьбой о расторжении брака. В загсе им отвели целый месяц на обдумывание.
       «Мужик у тебя неплохой, а самое главное – добрый и бескорыстный. Ну а Валька... Валька  с его стороны просто недоразумение. Подумаешь, встретились за бутылкой. И всего-то. Пойми же – на что сдалась ему эта пьянь. И где ты сейчас найдёшь таких, как твой Сашка? Надо, Дашенька, всеми силами попытаться помочь ему», – день ото дня взывала к её совести Жданова.
       И за неделю до развода, посадив Ангелину Ивановну в няньки, Дарья повезла Сашку в город. На кодировку.
       С тех пор Золотарёв перестал заглядывать в гости к Зелёному Змию. Даже по праздникам. И что удивительно, у него уже больше никогда не возникало желания осушить рюмку-другую в кругу друзей, бывших собутыльников, сейчас глядевших на него или с непониманием, или с конфузом, или откровенно насмешливо. И про Вальку супруг напрочь забыл. Да и действительно, вряд ли у него что-то было с этой Валькой. На Валентину как на женщину в последнее время перестали смотреть даже хронические алконавты. Местные же ребятишки, завидев опухшую тётку, в страхе обегают её за версту.
       Слава богу, закодировали Сашку успешно... Вроде бы живи теперь да радуйся... Но тоска и замкнутость по-прежнему не желали уходить из Сашкиной души. Ехать к психологу муж отказался, посчитав себя совершенно здоровым. На откровенный разговор не шёл. Дарья пребывала в отчаянии. И неизвестно, чем бы всё это закончилось, если бы однажды подруга не сообщила ей, что причина странного Сашкиного поведения кроется... в его ревности. Дарья опешила: она не изменяла мужу. И тогда Жданова пояснила, что супруг ревнует её... к новорождённой дочери. Сведения она, Нинка, почерпнула, мол, из одного медицинского журнала.
       И как она, Дарья, сама не догадалась об этом? Ведь обделённому родительской любовью Сашке после появления в их доме ребёнка стало казаться, что жене он больше не нужен. А иначе почему при каждом удобном случае его на ночь выпроваживают в другую комнату. Да ещё и с глухой дверью. И невдомёк ему, глупенькому, было знать, что Дарья таким образом жалела его, взваливая заботы о дочери на себя. Гиперактивная Машка требовала постоянного внимания, и чтобы хоть капельку отдохнуть, жена приспособилась класть дочурку себе под бочок. Припав к груди, егоза задрёмывала. Но стоило лишь переложить её в коляску или кроватку, как дом сразу же оглашался отчаянными воплями. Никакие укачивания уже не помогали. И Дарья, осторожно взяв принцессу на руки, снова водружала её рядом с собой. 
       В общем, пришлось во всём признаться мужу. И, к удивлению Дарьи, львиную долю забот по уходу за ребёнком Сашка взял на себя. После работы и по выходным он, морщась, стирал пелёнки, улыбаясь, готовил смеси, в любую погоду, кроме проливного дождя и лютого мороза, блаженно возил Машку в коляске. Счастливый папаша приучил кроху даже спать отдельно. Так что примерно через месяц Машуня уже без капризов мирно посапывала в кроватке.
       А вскоре Сашке возвратили и прежнюю должность. Узнав об этом, прежнее расположение духа тут же не замедлило вернуться к своему законному владельцу...
       Кто-то зашелестел под тесинами крыши и шлёпнулся в углу. От ужаса Дарьино сердце встрепенулось и тут же скукожилось в плотный комок. Наконец она сообразила, что это летучие мыши. Их в окрестностях пруд пруди. И словно в подтверждение этого где-то под крышей опять затрепетало и в проём чердачного лаза, не закрытого Машкой, метнулась небольшая тень...
       А внизу, в стойле, охала и мягко пережёвывала пищу корова. В закутке скорбно постукивали копытцами овцы. На шестке тихо перекликались куры. В загородке изредка подавал голос поросёнок.
       Что-то обеспокоилась сегодня живность? Видно, тоже почувствовала устоявшийся в доме запах смерти.
       Зато у изголовья в коробочке сладко подрёмывал спасённый Дарьей и Машкой беленький голубок.
               


Рецензии