Ему психиатр не нужен

                ЕМУ ПСИХИАТР НЕ НУЖЕН

   Дежурные медицинские сестры стали отмечать странную неугомонность больных в  четвертой палате.
- До поздней ночи не спят, - жаловались они Мехелис, заведующей отделением, - все  обсуждают чего-то и обсуждают. Постоянно ругают кого-то…
- А заводила – Нечаев, - подливает масло на сковородку сестра-хозяйка Юнусова, невысокая полная женщина с круглым лицом и сварливым характером. - Это он, Светлана Петровна, баламутит палату.
  Юнусова крайне была недовольна, что Нечаев сразу повел себя вызывающе – потребовал заменить лежавший на его кровати матрас, сказал, что он  дурно пахнет, и показал на разводы от чьей-то мочи.
- Сколько людей пролечилось на этом матрасе, и ни от кого притензиев не было, а этот!.. Подумаешь, принц! Худющий, черный, как трубочист, руки, как клешни, а все туда же! Подавай ему новенькое!..
  Юнусова довольно правдиво обрисовала облик Нечаева: действительно - худощавый, действительно - смуглый, и кисти рук у него, действительно, развиты – труженик, потомственный плотник.
- Санитарка ему объясняет, - продолжала она, - что других матрасов сейчас не имеется. А он – ни в какую: на этот не лягу! Пригрозил позвонить в телевидение.
- О, господи! – всполошилась Светлана Петровна. – Этих сорок здесь еще не хватало!.. Ну, и?!..
- Я услышала шум и пришла. А он стоит разъяренный, клешней своей машет… Пришлось взять матрас из платной палаты, из-под бабули, которая со склерозом лежит: ей уж без разницы на котором мочиться.

  По большому счету, Юнусовой наплевать и на внешность Нечаева, и на его отношение к режиму, но он, сам не подозревая того, вторгся в ее устоявшийся бизнес, а вот этого она  допустить не могла.
  Пришедшие в негодность матрасы подлежали замене на новые, списанию и сдаче в утиль. Но Юнусова ухитрялась их не сдавать, а сберегала и вновь предъявляла к списанию. Полученные же взамен, она  не торопилась стелить под больных: все равно, по ее словам, обоссут, а использовала с выгодой по своему усмотрению. Она не гнушалась и другими подобного рода проделками, но матрасная карусель была у нее самой отлаженной и доходной.
  О делишках луноликой плутовки многие знали в больнице, но языки держали  на привязи: каждый здесь был по-своему грешен: кто-то «химичил» с лекарствами, кто-то с продуктами… И все прикрывались словами: на то, что нам платят, иначе прожить невозможно.
   На ладонях заведующей тоже красовался  пушок, он засветился на них после первых дней ее практики приема больных и распределения их по палатам. Поэтому Светлана Петровна испугалась огласки: из мухи, умеючи, можно сделать слона или козла отпущения, а журналисты - мастера на подобные фокусы.
- Вы уж, Марина Ивановна,- сказала она старшей сестре, - возьмите эту палату под личный контроль.

  Светлана Петровна не уточнила, что имелось в виду под  понятием «личный контроль», но с этого дня все лечебные назначения: уколы, таблетки, клизмы и капельницы начинались с четвертой палаты, а вечерами дежурившая сестра сама выключала здесь свет и телевизор, принесенный кем-то из родственников. Особенно строго следила за соблюдением режима медсестра с фамилией Кроликова.
  Но как бы кто ни старался, пресечь раздражавшие медиков вечеринки не удавалось, и они продолжались.

   Юнусова, кстати сказать, очень верно подметила, что ведущая роль в неурочных дискуссиях принадлежала Нечаеву. Этот, согласно диагнозу, гипертоник, неврастеник и язвенник был к тому же отчаянным правдоискателем. Он болезненно реагировал на любую, даже малейшую несправедливость, пытался докопаться до причин ее появления, привлекать к ним внимание и возводить на них обобщения. Это у него иногда получалось коряво: все-таки - плотник, а не политик и не оратор, но он не смущался, дескать, истина важнее всего, для ее постижения не особенно нужно сладкоречие.

   Поводы для раздражения и возмущения ему встречались, как говорится, на каждом шагу, они как будто охотились за Нечаевым, он их  видел везде,  даже там, где их другие не замечали. Не замечали не потому, что их не было, а потому что они примелькались, потому что с ними смирились, потому что считали, что «так уже нам суждено, и нам ничего уже не исправить». Нечаев так не считал.
   Он был возмущен, и говорил громогласно о том, что одна, абсолютно не лучшая, часть населения страны пользуется всеми благами, а другая, имея права на такие же блага, лишена этих благ и существует на жалких подачках. «А ведь все мы недавно находились в равнозначных условиях!»  И он призывал к восстановлению справедливых условий для всех.
   Его возмущали депутаты всех уровней, и, в первую очередь, – Государственной Думы. «По статусу, депутаты – это слуги народа, а по факту?!.. По факту, они служат только себе!.. Оклады у них запредельные!. На работу они являются по желанию: на заседаниях Думы видны только пустые места и курьеры, снующие между пультами голосования. Законы, которые они годами высиживают, или безнаказанно не соблюдаются, или совсем не нужны!» И Нечаев прямо ставил вопрос: таких безответственных и беззастенчивых слуг народ содержать не обязан.
   Он не оставлял без внимания и своих комментариев рост коммунальных тарифов, повышение цен на проезд в общественном транспорте, на моторное топливо, на лекарства, на хлеб, на все, на что только появлялась возможность повысить.
  Опираясь на эти и другие реальности, Нечаев приходил к заключению, что «… страна покатилась назад, в дореволюционную муть, что поезд, на который пассажиры купили билет, в надежде достигнуть благополучия, по дурости управленцев чешет, теряя вагоны, в непонятную сторону.  Пассажиры в нем обездолены и ограблены, впереди их ждет неизвестность».
   Таким петушино-задиристым Нечаев был везде и всегда, невзирая на обстоятельства, и он, случалось, до хрипоты спорил с теми, кто считал, что вокруг все нормально, что все устоялось, успокоилось, улежалось, устаканилось, споилось и спелось, что нарушать  тишь да гладь, хотя она и болотная, неразумно и вредно.
   В четвертой палате такой категории не было, здесь на слуху были только негативные речи.
   Вот и сегодня… Вечер. Работает телевизор, больные слушают последние новости.
- И снова коррупция! – восклицает Нечаев, реагируя на свежие данные о воровстве государственных средств подручными Сердюкова в бытность его министром обороны страны. - За кого они нас там принимают? За идиотов?.. Как будто нам не понятно, что это он тех мокрохвостых девчонок подставил, что сами они,  без ведома и наводки министра,  не сумели похитить бы миллиарды рублей!..  А всю вину теперь валят на них!
  Нечаев излагал свое отношение к действиям российской Фемиды в оценке и развороте громкого криминального дела: в «Оборонсервисе», органе, подчиненном министерству обороны, вскрыты  вопиющие факты воровства и мошенничества, но дело обставляется так, что виновными в хищениях фантастически крупных государственных средств считаются только молодые смазливые женщины. Их кто-то (ясно, что не обошлось без министра) неизвестно за какие заслуги назначил на руководящие должности, они проворовались (что не удивительно и даже логично), а теперь их выставляют режиссерами и дирижерами преступлений.
  Именно этот нюанс не давал покоя Нечаеву.
- Кто вручит власть человеку, вредоносному для государства, - разгоряченно декламировал он, - тот будет виновен во вредоносных его поступках! Так говорили еще древние люди. Если же он докажет, что был обманут или его принудили, то и тогда он не оставался без наказания… Так говорили и поступали в древности, а сейчас?!.. Налицо гнусный умысел. Гнусный он оттого, что тот, кто назначал неглубоких умом вертихвосток на такие высокие должности, уже заранее предвидел исход. Предвидел, что они не воспротивятся казнокрадству и что они будут в нем обвинены.
- А если  подставили и его самого?..- спрашивает мужичок с перевязанным горлом. -  Он и сам ни по каким показателям не тянет на министра обороны страны!.. Кто-то повыше его произвел такой хитроумный расчет. Деньги в минобороны качают немерено!
- Не исключено. И вот это пугает… Об этом даже не хочется думать…

 Коррупция в разных своих проявлениях коснулась и касается  каждого. Она не дремала и здесь, в этой захолустной больнице: приложишь, например, к направлению соразмерную «сопроводиловку», тебя положат в приличной палате, не приложишь, предъявишь только одно направление – окажешься в такой, как и эта норе: в тесноте, на матрасе с селедочным запахом, да и то не сразу окажешься, а через маяту ожидания.
  Местные факты коррупции больные, не игнорировали,  но они обсуждали охотнее то, что вскрывалось в верхах: они понимали и видели, что коррупция здесь – это лишь производное, что местные мздоимцы это, скорее, – мартышки, которые по причине, заложенной в людях и обезьянах природой, подражают  поведению верхов.  Понимали, что коррупционная нечисть распространяется сверху.
   И это пробуждало двоякое чувство. С одной стороны, показ громких разоблачений  свидетельствует, что власти с коррупцией все-таки борются, а с другой – недоумение: почему же она все растет и растет. Страна стала похожа на червивое яблоко. Снаружи вроде бы – нормальное яблоко, а внутри – только гниль и испражнения паразитов. Выходит: не теми методами борются?..
   В этом непонимании каждый, в меру своих знаний и интеллекта,  старается разобраться, вспоминает случаи, когда он сам напрямую столкнулся с коррупцией: кто при устройстве ребенка в детский садик, кто при сдаче экзаменов, кто при похоронах родственника…  И в палате начинается то, что медицинские сестры называли странной неугомонностью.

   В дверях  появляется Кроликова: она сегодня дежурная.
- Все! Гасим свет, телевизор и ложимся в постели!.. – дает она указание и  тайком опускает в карман халата, висящего на вешалке, включенный диктофон. Выходит она, уверенная, что диктофон  обнаружен не будет: халат затрапезный, больничный, никто из больных его ни разу не надевал, надеется она и на то, что команда ее прекратить разговоры не будет исполнена. И точно…
- Почему сейчас добром вспоминается советское время? - задает Нечаев после ее удаления вопрос и сам же на него отвечает. - Потому, что влияла общественность! Земля горела под казнокрадами, когда за них принималась общественность! Разбор персональных дел в трудовых коллективах, товарищеские суды… Эти меры воздействия были для них страшнее суда уголовного! Позор следовал за такими по пяткам и накрывал их с головой и надолго!
- Ты к чему это, дядя? – не понял течение мысли Нечаева кто-то из молодых.
- К тому!.. Сейчас на всех уровнях только трезвонят: коррупция, коррупция, коррупция! Называют ее национальной трагедией, а как с ней бороться – не знают!.. Разоблачения?!.. Да, только это, порой, – сведение счетов, средство борьбы с неугодными лицами. Надо сместить человека – ищи его шкуродерные действия. И – найдешь! Берут все! И чем выше должность, тем – больше берет! Хапает!..
   Нечаева, как было заметно, переполняли эмоции, и он свои мысли выражал довольно сумбурно.
 - Разве не видите вы, что дела до смешного доходят: махровым взяточникам повышают до неба оклады под предлогом, что у них пробудится совесть! А у кого-нибудь она пробудилась?!.. Да нечему там пробуждаться! Нет у них совести!.. Воровать чемоданами стали!.. Другими способами надо выжигать это зло!..
- Ты-то чего предлагаешь?.. Ругать и критиковать все мы умеем. Где выход?.. Его не видят даже наши правители…
- Так я же об этом и говорю!.. Поднять необходимо общественность!.. Начать с клеймения позором всех взяточников!.. Сейчас вот вернулись к присвоению званий Героев для достойных людей. И это отлично. Достойных надо славить и почитать. А тех, кто нагло ворует, кто разграбляет страну, тоже надо крепко пометить!.. Если они в своем воровстве так обнаглели, что это стало национальной трагедией, национальной бедой, то чем они не враги народа и государства!.. Конечно – враги!.. Вот и надо их так называть! Со всеми последствиями!..
  Палата притихла - предложение было дерзким и неожиданным.
- Надо уравновесить чашу моральных весов,- детализировал его Нечаев.- Ввели звание Героя, значит, надо вернуться и к понятию «Враг народа», поскольку кроме героев появились зловредные паразиты. Плотоядные, плодовитые паразиты!.. Враг народа России – самое для них подходящее звание. И первую очередь его присуждать надо именитым прохвостам. Тем, кто при власти…  Мелкие твари и паразиты сами сразу свернутся.
   Больные на койках беспокойно ворочались, кто-то задумчиво хмыкал, кто-то угрюмо сопел…
-  Вместе с присвоением такого позорного звания,- повысил голос Нечаев,- их нужно карать материально: конфисковать все имущество! Движимое, недвижимое, вклады, наличные деньги, ценности! Здесь, за границей!.. Все подчистую!.. Надо дать им понять всю бессмысленность их затей! Чтобы каждый взяточник знал: то, что он нажил преступным путем, у него будет непременно изъято! Притом изъято с позором! Пятно позора ляжет и на их родственников: надо же – родственник врага народа!
   В целом, идея понравилась, стали обсуждать и развивать заложенное в неё содержание. Все были согласны с обязательной конфискацией имущества коррупционеров.
- И у родственников! – добавляет какой-то больной. – Сейчас многие ловкачи уворованное стараются записать на родню…
- И у родственников! – согласился Нечаев.- Конфисковать надо все! Именно все!.. Пощадить только тех, кто отрекся публично от такого позорного  родича и вернул государству украденное.
- А как поступать с конфискованным?..
  Чувствовалось, что палатная аудитория предложенное уже представляет реальностью. Вопросы задаются деловые, практические, связанные с реализацией предложения.
- Выставлять на аукционы! Продавать!- отвечает Нечаев. - А деньги направлять на социальные нужды!.. В первую очередь – на бесплатную медицину! А то, чего получается: по Конституции, медицина бесплатна, а на деле?..   По телевизору почти каждый день кто-нибудь клянчит деньги: ребенку нужна операция! Помогите, кто, сколько может! Перечислите деньги на такой-то счет!..
- А если не купят?..- сомневается старичок-диабетик. - Себе эти ворюги такие дворцы понастроили, что и не снились честному человеку. На что он их может купить?..
-  А если не купят,- объясняет Нечаев, - опять же – отдать. Детям под садики, ясли…
   Такой вариант конфискации был тут же одобрен.
   Был рассмотрен вопрос и об изоляции новоиспеченных врагов: если их сажать за решетку, тоже много затрат - кормить, одевать, охранять… А при сегодняшней обстановке посадить надо тысячи.
- А их и не надо сажать!- подсказал мужичок с перевязанным горлом. -  Им с таким позорным клеймом будет жутко находиться среди честного народа!.. Нет, сажать их не следует! Пусть поживут как другие…
- А как их узнаешь?.. Орден человек прикрепляет на грудь, на видное место, а у этих – какое отличие?..
    К ответу на этот вопрос подключился Нечаев:
- Для них можно будет ввести паспорта другого формата или расцветки. Скажем, коричневые…  Или их сделать квадратными… С таким отличительным паспортом не больно-то скроешь нутро…
   Увлечение конструктивными предложениями, которых, к удивлению, оказалось в избытке, породило желание оформить их в виде петиции в Кремль.

   Утром, после раскладки таблеток по тумбочкам, Кроликова вынесла халат из палаты и в ординаторской прослушала запись. Она не могла по голосам определить, кто  чего говорил и чего предлагал, и поэтому авторство приписала Нечаеву. В итоге он выглядел злостным зачинщиком и организатором очередной неурядицы.
   В этот же день о бурном собрании в четвертой палате стало известно заведующей отделением, а от нее – главному врачу больницы: Мехелис имела обыкновение в вопросах, где пахнет политикой, заручаться советами старших.
- Может быть, к нему пригласить психиатра?.. – осторожно спросила Светлана Петровна. – Мне кажется - это их пациент...
   Главный врач, уравновешенный пожилой человек, возразил:
- Я, говоря откровенно, не нахожу ничего не нормального в том, что гражданин возмущен разгулом коррупции и предлагает свой способ ее обуздания… Те меры, которые предпринимает правительство, не дают желаемых результатов, не так ли?..
   Светлана Петровна несколько потупила взор.
- В том, что этот человек предлагает, есть, разумеется, странное…
- Вот, вот! – подхватила Мехелис. – И я вам о том говорю…
- Но первоначально все нестандартное выглядит странным… А там нередко встречается ценное, порой, гениальное… И ведь может случиться, что так и поступят: введут позорное звание. Пусть не точно такое, как он предлагает, здесь важен принцип: назвать недостойное недостойным… Введут, и это оздоровит ситуацию…  А мы с вами потенциального гения – психиатрам?!..
- Но не только он один видит, что происходит вокруг. Все же молчат…
- Вот таким молчунам и необходим психиатр. Прививать им потребность в нормальной общественной жизни, ответственность за ее состояние, к чему, собственно, и призывает наш подопечный… Поэтому, голуба моя, не будем мы никого к нему приглашать: ему психиатр не нужен…

Август 2013 г.