Соколовка, или птицы Божии

                История сия понятна
                любому доброму человеку.
                Л. Андреев
На самой вершине Соколовой горы находится Духосошественский собор с голубыми куполами да с золочёными крестами. Храм сей примечателен своей изысканной чистотой: ни тебе окурочка, ни тебе ползунов, не говоря уже о прыгунах и прочей твари. На деревах, окружающих храм, жили богоугодные трудолюбивые птицы - соколы, которые славились тем, что заменяли собой звонарей, а именно: слетались дружной семьёй на колоколню, и ну наяривать! К заутренней, к обедне, да и к вечерне прихватят. Вцепятся когтиками своими в верёвочки колокольные и раскачивают громадные колокола. Звон был таким громким и чистым, что слышался и в других губерниях. Протоиерей батюшка Михаил да игуменья  Елена заказали местному богомазу Игорю Геннадьевичу  иконы с этих богоподобных птиц - вот как они их уважали. Но, как везде это бывает, среди многочисленных добрых людей всегда оказываются субъекты, попутанные бесом лукавым или же стервозностию своею.
 Именно такой была тощая девка Женька, видом своим походившая на ободранную кошку. Девка эта поганая шустро лазила по деревам, показывая свой всклокоченный рыжий зад. Неистово визжа, она хватала острыми зубами за крылья ангельских птиц, волокла их на землю и там терзала до исступления. Жуткий нрав девки Женьки не ограничивался только этим. Как Иуда, она продавала за копейки быстролётных птах грязным хачикам - узбекам да армянам.
- Ну, и как вам всё это? - говорил пьяный Игорь Геннадьевич богомаз батюшке Михаилу да престарелой игуменье Елене Владиславовне.
- Ну, всё, бля! - рявкнул батюшка. - Ты мне её, Ленка, шоб её вот так, живой или мёртвой привела.
- Батюська Мися, батюська Мися, я ня неё сьвоих бабусек натлявлю, они мне её хоть ня кляю земли сиссють.
- М-м-а-а, ну, так пущай сыщут, нехристеву ****орванку!
 Несколько дней шли приготовления. Вышеупомянутая игуменья собрала несколько тысяч страшных бабушек, напутствуя их следующим:
- Ви, бабуськи мои убогие, поймайте мне окаяннюю сёколёвку бесьстидницу, Женьку вонючую да стремительную.
Бабушки ответили страшным булькающим гулом. Этим было все сказано.
Соколовку поганую ловили во всех непристойных местах: в ****ильницах армянских, в  банях чувашских, в дрочильницах еврейских. И в простых частных домах.
Однажды тёмной беззвёздной ночью раздались дикие кошачьи разрывы: соколовку поймали. Тысячная толпа бабушек хотела разорвать её тут же, но игуменья Еленка остудила их благой порыв, произнеся следующее:
- Милие мои, холёсие бабуськи, да возблягодялить вас Госьподь Всемогуссий! Идите по домам своим дя молитеся Бозеньке!
Она швырнула в холщовый мешок изуродованную, но ещё живую соколовку и попёрла её к батюшке Михаилу.
Церковь была пустынна. Сам же батюшка Михаил был в задворке, где у него в благоустроенном анбаре пребывали его добрые друзья: здоровеные бурые скифские кабаны, коих было добрый десяток штук. Они всегда были голодны и свирепы, поскольку соблюдали все христианские посты. Когда игуменья Елена притащила кровоточащий мешок с  бьющейся там соколовкой, батюшка Михаил зычно расхохотался, показывая свои белоснежные крепкие зубы.
- Молодец, мать, половину фарша отдадим животным, половину сами съедим. Тащи сюда резак.
Кабаны, словно взбесившись, бросились к ограде загона.
- Сейчас, сейчас, - утешал животных батюшка, разделывая резаком тощее тело соколовки.
Игуменья Елена тем временем разливала по стаканам церковный самогон.
Верхнюю часть туловища бросили в свинарню, нижнюю же положили на дубовый стол.
- Тьфу на неё! - рявкнул отец Михаил и, набожно перекрестившись, впился зубами в свежее кровавое мясо.