Неокомсомольцы 1 часть

Неокомсомольцы 1 часть

Вот и пришел октябрь. Что днем, что ночью дождь льет как из ведра, пожелтевшие листья засыпали безлюдные тротуары, сырость  пронимает до мозга костей, не перестающее угрюмое  настроение, да еще, ко всему, окончательно порвались кроссовки. Я сидел при выключенном свете на подоконнике в своей миниатюрной комнатке хрущевки, ни больше не меньше, ровно шесть метров, курил в форточку и смотрел на бегающих под дождем запоздавших прохожих. Осень, не для одного меня, самый депрессивный сезон года, в первую очередь конечно из за праздника первого сентября, и хотя школа навсегда осталась позади, но, тем не менее,  мною лучше осень  восприниматься  не стала. Единственное что радовало - этой осенью брат завел себе какую то пассию в институте, и часто оставался ночевать вне дома, или приходил под утро, и  я стал практически  в одиночку пользоваться   нашими  шести квадратными апартаментами. Правда радости  от этого надо сказать было не много, так как помещением, как хотелось бы на широкую ногу, не попользуешься, за стенкой родители.
Я не хотел подпадать под депрессивное настроение осени и предался ностальгическим воспоминаниям о приятных моментах, произошедших в моем недавнем пошлом. Первое и самое главное - я закончил школу, и теперь мне не надо было просыпаться рано утром и переться на уроки или придумывать для мамы всякие отмазки, типа учитель заболел и первых двух уроков не будет и т.д. Наконец то у меня началась долгожданная полноценная взрослая самостоятельная жизнь. В школу я пошел в шесть, закончил в шестнадцать, учиться дальше не желал, работать не собирался, и родители дали мне год, на то чтобы я  готовился к поступлению в институт. Если взять в расчет как я учился и закончил школу, эта идея покажется  полнейшим бредом. Но у нас в семье, как минимум за последних лет сто, еще не было ни единого представителя без высшего, и родители даже и не думали на мне прервать замечательную  семейную традицию. Не знаю, что они себе думали и как собирались меня куда то пристраивать,  но я лично трезво осознавал, что даже железобетонный блат мне вряд ли посодействует в этом благородном деле. Я никогда не любил перечить старикам и во время частых семейных разговоров на тему: «где бы я хотел учиться?», я отвечал что то не внятное и на их предложения «а как насчет исторического или может филологического?»,  просто кивал головой, понятия не имея как расшифровывается это заимствованное слово.
Докурив сигарету, я недолго посидел в тишине и пошел в коридор за пачкой. Мой взгляд остановился на порванных кроссовках. Я взял один в руки: «десятки раз приклеенная подошва, латки, заштопки уже им не помогут. Не это не настоящий Адидас, не больше трех месяцев и все гаплык.  Видно уже научились в Азии делать кроссы, которые выглядели как стопроцентные настоящие, а сделаны были из полнейшего дерьма»: подытожил я. А погода начнет налаживаться как минимум через полгода.
Я в свой «Маяк» вставил кассету «Кино» и закурил новую сигарету, их жизнеутверждающая песня «пачка сигарет» меня чуть ли не довела до суицида. Я порылся в ящике и  вытащил кассету, на которой было корявым подчерком подписано: «техно-рэп». Меньше чем через минуту мой старенький «Маяк» зажевал кассету и вырубился, я попытался прокрутить кассету с помощью карандаша, после хаотично понажимал на все кнопки, но все было тщетно, как я догадывался, мой «Маяк» замолк навсегда. Я действительно расстроился, для меня это был не просто магнитофон, зачастую он использовался как шумовой фон, чтобы не дать родителям прислушиваться к моим телефонным разговором, и также, чтобы уберегать меня от их разговоров, которые прекрасно прослушивались через стенку, даже когда они говорили шепотом. Я никогда не подслушивал разговоры родителей, а слушать их специально тем более не хотел, а теперь придется. Я решительно настроился отремонтировать маг, из кухни принес отвертку, что то раскрутил, постучал по нему, прикрутил все обратно и включил в сеть. Красная лампочка, которая всегда горела, перестала гореть. Печальная догадка подтвердилась, он сдох.  Резко захотелось выбросить его в окно. Только из жалости к людишкам, которые и так мучились под проливным дожем, я не стал этого делать. 
После этого неприятного инцидента, я опять вынужден был остаться наедине со своими невеселыми мыслями. Чтобы не зацикливаться на грустном,  я  предался воспоминаниям про проведенное лето.
После окончания школы в моей жизни ровным счетом ничего не поменялось. Я с Губой до поздней ночи тынялись по району, часто посещали Крещатик, практически ежедневно ходили на пляж, знакомились с девчонками, безбожно курили драп и не упускали ни единой возможности заработать на него капусты. Мы отработали самый  прогрессивный метод добычи денег на план – брали у знакомых плеер, игровую приставку, картежи к приставкам и тотчас  парили их кому-то другому. В этом деле понадобились обширные связи Губы среди мажоров и полумажоров, и в основном он все предпринимал сам. Я был лишь его прикрытием в дальнейшем, когда самые дотошные мажоры уж слишком докучали его  просьбами и требованиями вернуть взятое  обратно. Правда к июлю мажоры начали интенсивно разъезжаться по Ялтам и Алуштам, и количество знакомых, у кого можно было взять  послушать плеер или поиграть на денёк приставку, катастрофически уменьшалось.  Губа не унывал, и пошел по второму кругу, и у тех, кому пару дней назад что то напарил, под надуманным предлогом выдуривал приставку или плеер обратно на часик, и тотчас продавал третьим. В результате такой активной  деятельности, меньше чем за неделю, у нас уже не было возможности не только у кого-то что то взять, и даже трудно было найти желающего у нас что то приобрести, даже в десять раз дешевле рыночной цены. Надо было срочно придумывать другие методы заработка на карманные расходы. А нам требовалось не так уж много на день:  пачка сигарет на двоих, желательно с фильтром, косяк, можно на троих, бутылка сладкой воды, не жаловались, если было на шипучку, которую  разводили в  2 литровой пластмассовой бутылке и на день с головой хватало, а когда не удавалось покурить, так и на следующий день оставалось не меньше полбутылки. И это уже была вообще  роскошь - раздобыть деньжат на входной билет на «Жабу» - пожалуй единственную оставшуюся в городе дискотеку, так скажем, для малоимущих или социально незащищенных слоев населения. Расплодившиеся как грибы после дождя ночные клубы для нас были закрыты со всех сторон.  Даже если бы мы и нашли 10 баксов заплатить за вход, нас бы вряд ли  впустили туда в нашем прикиде, а ели даже и пустили, пить пиво по пять долларов за бокал, или еще лучше, какой- то коктейль с иностранным названием за двадцатку, да еще и замолаживать девок, идущих по таксе от 50 долларов за час – и это с одного! Да пропади они пропадом эти тупые буржуйские приколы! Обладая такими ресурсами, мы спокойно могли бы залечь на недельку в притоне на Куреневке, и отвисать там с размахом арабских шейхов.
Время стремительно менялось, и гоп-стоп потихоньку уходил в прошлое.  Среди тинэйджеров более практичными видами деятельности уже считались всякие аферы-выдуривания, и силу кулаков вытесняла находчивость и сообразительность в организации всяческих разводов. Тем более, если ты день у день накуренный, как то и бить кого то не особо по тяге, да потом еще и убегать с награбленным, а бегать под кайфом это я вам скажу откровенное самоистязание. Да к тому же гоп стоп - это все-таки более зимний вид промысла: меховая шапка, кожанка, а если повезет дубленка самые ходовые трофеи, а летом что мутузить запоздавшего бедолагу за пляжные тапочки, полпачки сигарет и пару рублей.  Ко всему, это был самый открытый криминал с довольно жесткими уголовными наказаниями и немного повзрослев и прикинув что к чему, нам вовсе не хотелось заработать семерик за пачку сигарет, пару рублей или растоптанные кроссовки.
И так  в июле напиться водки или накурится, у нас с Губой получалось частенько  за счет товарищей с района или ситуативных знакомых, которых мы встречали на пляже или в центре. Но водка уже полностью утеряла свои лидерские позиции в приличном обществе, и все больше считалась признаком дурного вкуса или точнее сказать - откровенным бычеством.
Когда мы бродили взад вперед по улицам района, без денег и вариантов где их достать, Губа ни на секунду не терял надежды убиться, или хотя бы сделать парочку напасов. У него был наметан глаз на планокуров, и он, со стопроцентной точностью, мог высмотреть их в толпе, мало того, он мог с поразительной точностью определить у кого есть хотя бы пяточка. Дружбу с ними он заводил нагловато, по-простецки. Он подходил к таким пацанам  и весело здоровался: «Привет пацаны! Как дела!» После нес набор общих фраз, и дойдя  до рукопожатия,  делал кислую мину на лице, и взявшись обеими руками за голову, произносил мягким голосом: «пацаны не угостите планом, а то сука  с утра голова раскалывается!» И частенько это срабатывало.  А вообще что он вытворял на пляже - это надо было видеть. В основном мы посещали городской пляж на Трухановом острове. Мы находили себе уютное местечко, где и бросали кости, после, он  как натренированная овчарка, вынюхивал запах травы в воздухе, и учуяв что то похожее, с озабоченной  рожей шел на запах. А там в кустах и зарослях острова, особенно в выходные дни,  было кого поискать, и не только по этому направлению. И так найдя парочку планокуров, он пристраивался к ним, и частенько даже договаривался за меня. После, в хорошем расположении духа и с довольной рожей, он ненадолго полностью растворялся в водно-солнечных процедурах. Проделывал небольшой заплыв и подсушиваясь на солнце, он не торопясь выкуривал сигарету. Насмотревшись на разбросанные вдоль речки полуобнаженные женские тела, он вспоминал про основной инстинкт, или, точнее сказать, становился заложником этого самого инстинкта. Высмотрев парочку девчонок без сопровождения, он доставал их кармана свою потрепанную колоду карт с фотографиями голых девок и шел в заданном направлении. Тасуя карты и безостановочно идиотически улыбаясь, он приставал к этим девкам с предложением сыграть партейку. Если в течении двух-трех минут его с криками  не прогоняли, я тоже к ним присоединялся. А прогоняли его частенько, так как он с девками был очень откровенен, и его изысканные комплименты типа: «какие у тебя классные сиськи, давай знакомиться!», мало кто воспринимал на ура. И так раззнакомившись, мы играя в дурака, говорили обо всем и ни о чем. Как правило, ничего серьезного у нас с пляжницами не получалось, и всему виной был несдержанный характер Губы. Уже где-то через часик после знакомства, он кому-то из девушек начинал ненавязчиво предлагать прогуляться с ним в парке, а точнее - в кустах. Понятное дело, такая прямота далеко не всех заводила, и, как правило, девки отказывались. Ближе к вечеру, когда истории и анекдоты иссякали, он только то и делал, что настаивал сходить с ним недалеко на минутку, или требовал начинать играть на раздевание. Их выгоду от такой игры он объяснял очень просто: «Чего боитесь? У меня лишь плавки, а у вас еще и лифчик!». Когда Губа уж слишком становился навязчивым, нормальные девки нас посылали, и, свернув покрывало, быстрыми шагами сваливали. Одну простодушную девчонку из периферии ему все же удалось заманить в кусты, но буквально через минуту, она с раскрасневшимся лицом выбежала оттуда, и набросилась на него с кулаками, выкрикивая на весь пляж: «идиот, кретин, извращенец!»
 Таким поведением она привлекла к нам внимание всех отдыхающих, которые приступили осуждающими взглядами пялиться в нашу сторону. Я никогда не был сторонником жесткого обращения с  девушками, и на провокации Губы не только отмораживался, но частенько бывало и приходилось успокаивать своего легковозбудимого друга. И так на пляже знакомые девки нам рады не были, и при встрече, ни то что не здоровались, а часто завидев нас еще издалека, собирались и переходили в другое место. Я часто объяснял Губе, что он тупо делает, для начала, надо провести их домой, прогуляется одним вечерком, и все само наладиться. И не обязательно девушкам говорить в глаза все, что ты думаешь о них. После десятка провалов, он вреде бы как  со мной   согласился, но на следующий же день, подсев к новым девкам, он как будто все забыл, и снова продолжил отвратно себя вести и форсировать события. Он и мне хорошо подламывал, и я его жестко ругал за это, но когда начинало темнеть, он похоже полностью терял контроль над собой, и даже не боялся получить от меня в челюсть, а бывало и до этого доходило.
На этой банальщине лето не закончилось, и довольно неожиданно, весомое разнообразие в мои каникулы внес родной брат. От кого от кого, но от него я точно ничего путного не ожидал. В июле, когда мы с Губой, от безденежья и однообразия бытия, уже были практически доведены до отчаянья, мой брат, продолжающий пребывать в молодежном патриотическом движении, предложил мне поехать с ним в другой город, поучаствовать в выборах. Когда он мне это предложил,  я, надо сказать, резко отказался, ровным счетом ни чем не заинтересовавшись. Также меня удивляло это предложение от родного брата, с которым я жил в одной комнате, и который, как никто иной,  имел возможность ежедневно лицезреть мою аполитичность,  которая рука об руку шла с моральным разложением. Да и было странновато, кем он меня мог видеть в избирательной кампании.
 «Как хочешь пять долларов в день, и на всем  готовом!»: закончил он свое предложение.
     Да, я видно многое пропустил в свое время вырвавшись из политдвижла, когда я участвовал в партейных  делишках, даже было как то не ловко на душе,  когда я приходил в штаб и осознавал, что за прошедшую недельку не сделал чего то полезного для родины, но сейчас все как будто перевернулось вверх дном, и еще за участие в спасении родины платят такие деньги. Интересный ход событий.
«А что делать надо?»: переспросил я его более заинтересовано.
«Да то же самое что и делал:  агитировать людей, клеить листовки, махать флагом, участвовать в митингах!»
      Последние три роли мне были вообще не к лицу, а вот агитация даже рассмешила. Я реально мог оценить обстановку, и понимал кто я, и имел массу примеров, как меня воспринимает широкая общественность. Тогда я стригся только под насадку - почти наголо, носил исключительно спортивный гардероб, мои глаза чаще всего были стеклянными от накурки,  формировать мысль без фени и матерных слов, я уже физически не мог. И проанализировав все это, я  осмысленно отказался.
       На следующий день, я, между прочим, рассказал про это Губе. «Агитировать провинциальных быков!»:  насмешливо выкрикивал, и долго, держась за живот, взахлеб смеялся Губа.
«А чему ты их будешь учить: как жить и не работать, или как по столичному забивать папиросы!»: не переставал остроумничать Губа.
«Прикинь, за эту хренату по пять баксов в день платят!»: дополнил я. 
       После этих слов смех резко затих, лицо Губы из беззаботного превратилось в задумчивое.
«Что серьезно?»: выдержав минутную паузу, неуверенным голосом переспросил он.
«Да что брат будет что ли разводить, так и есть я уверен!»
       У Губы сильно вытянулась вперед нижняя губа, как обычно бывало, когда он погружался в серьезные размышления,  и он приступил меня допытывать. «На сколько дней?»
«Две-три недели!»
 «Как минимум 70 баксов! Ого!»: быстро подчитал он.