Катя

Катя

Еще много имамъ глаголати вамъ, но не можете носити ныне(Ин 16:12)

- Ты включай диктофон, ешь и слушай, сказал Максим (1*) и начал рассказ:
******
Зимой это было...
Забыл уж, когда и приезжал последний раз на дачу. Мать с отцом ездили, а я после школы, в институт не поступил, пошёл работать, потом армия, потом... Лет шесть прошло.
И вот возвращаюсь я как-то из леса.

Люблю зимний лес, когда после оттепели, вдруг быстро похолодает, и деревья одеваются в серебристый пушок и искрятся своим нарядом красавицы березки и лиственницы на фоне высокого голубого неба, или сугробы вётел, склонившихся над прудом...Идёшь любуешься, и на душе светло становится. И тишина вокруг, лишь снег под широкими лыжами хрустит...

Так вот, иду из леса мимо соседского дома, в котором жила семья профессора-биолога из Ленинграда, - следы, свежие. Думаю: то ли сосед приехал, то ли воры забрались. Надо обойти, посмотреть. Даже если воры: я ж в разведроте десантного полка Тульской дивизии не зря два года отслужил...
Обошёл участок, смотрю, - сосед на крыльцо выходит.

- Здравствуйте, Сергей Иванович! Решили на выходных дачу проверить?
- Точно, Максим! Ведь каникулы сейчас.
Я ему в сыновья гожусь, да и с детства меня знает, так что он меня - по имени и на ты:
- А ты, я смотрю, тоже. Как ты изменился! Возмужал, заматерел!. Может зайдёшь? Чайку попьём, я уж и самовар поставил?
- Не откажусь! - Отвечаю. Действительно, в лесу немного озяб, а у себя в доме не топлено: электричества не было (снегом и ветром на линии электропередачи провода порвало), а дача - щитовой летник.

Захожу в дом, у него - деревенский пятистенок, и в сенях встречаюсь с девушкой:
- Здравствуй! - Улыбается мне чернобровая, обращаясь почему-то на «ты».
- Здравствуй, красавица! - Почему-то на «ты» отвечаю я, и кланяюсь. Не столько от галантности, сколько, чтоб о притолоку лбом не стукнуться, что часто у меня случалось в гостях у Иваныча: двери у него в доме, по русскому обычаю, невысокие, проходишь в дом, и невольно кланяешься тем, кто в нём, и иконам, что - напротив, в углу висят. О вере мы с ним не говорили, он никогда этой темы не касался, а я, комсомолец-атеист, и не интересовался. Но икона у него была - "Неопалимая купина". Старинная, почерневшая от времени, доска посередине вдоль треснула, часть красочного слоя облетела, прорисовывались лишь контуры Богоматери, да её светлый лик, да пересекающиеся восьмиконечной звездой квадраты с вытянутыми углами-лучами...

Прохожу я в дом, а сам думаю: "Да-а, Иваныч, про Вас и не подумал бы!
Жена-красавица, с детьми в Москве, а Вы, значит, с девочкой решили поразвлечься.
А ничего девочка, тоже красивая, правда черты немного грубоватые и... на вашу дочь похожа, только росточком поменьше, мне подмышку будет".
Любопытно, но спрашивать, где Ольга Викторовна (жена) и Ирина (дочь), не удобно, при девушке-то...
А хозяин сам и говорит:
- Оля с Ирой к бабе Ксене в гости пошли, скоро придут, а мы тут пока прибрались, только приехали...
- А Ваня где? - Спрашиваю его о сыне.
- Это я, - отвечает девушка.
Звона падающей на пол челюсти не было, но лицо моё явно выражало крайнюю степень изумления.
- Уже почти год как операцию по смене пола сделали, - отвечала "Ваня", - ты же помнишь, меня все «голубым» дразнили. Да и ты так, наверное, считал. Хотя не дразнил.
- Я? Нет...
- Хм,.. Да, даже в шахматы меня учил играть... Мало кто тогда из местных ребят отважился бы со мной дружить. Да и ты... Да, ладно! - улыбнулась "Ваня", - уже исправили, как могли, ошибку природы. Кто не знает, - не замечает. Сейчас другая проблема: на улице и в метро приставать стали. Спасибо Ире, а то у меня своего-то опыта, как реагировать, не было...
Поначалу мы вообще с ней везде вместе и ходили.
- А звать-то тебя сейчас как?
- Екатерина, Катя. Ты можешь звать, как привык, только не при людях, ладно?
- Конечно!
***
Ваня был на семь лет младше меня, и я всегда относился к нему покровительственно. Он был умным мальчишкой, только со странностями, любил наряжаться, играл в основном с девчонками и, в общем, вёл себя как типичная девчонка. Это сразу все заметили и начали его дразнить.
Собственно так и произошло наше первое знакомство: однажды я, приехав на каникулы в деревню, увидел его зарёванным в саду (ему было лет семь, а мне, соответственно, четырнадцать). Он сидел на лавочке за столиком и горько плакал.
Я подошёл к забору и спросил:
- Ты чего плачешь? Тебя кто-то обидел?
Он перестал хлюпать, посмотрел на меня и, ответив: "не важно!", - продолжил "разводить сырость".
- Действительно не важно, - ответил я, - было б важно, не ревел бы, а объяснил. Хоть как зовут-то тебя?
Он ещё раз посмотрел на меня зарёванными глазами и, всхлипывая, ответил:
- Ваня.
- Ты Сергея Ивановича сын?
- Да-а-а! - И опять заревел.
- Так, значит: я жутко слёз не люблю! Сейчас прекратим плакать и будем знакомиться. Макс! Твой сосед. И если кто тебя будет обижать, я тому голову откушу. Понял?
Он кивнул, но всё ещё всхлипывал.
- Ты в шахматы играешь? - спросил я.
- Нет.
- Хочешь, научу?
Он кивнул.
Хорошо, жди здесь, сейчас притащу.
Через несколько минут я уже за тем же столиком расставлял фигуры на доске:
- Вот эти самые маленькие - это пешки, как ты сейчас. Но любая пешка может стать ферзём. Если постарается.
- А что такое ферзь?
- Ну... королева. Самая сильная фигура в шахматах. Вот она!
Он взял фигуру в руку и улыбнулся.
- Слушай дальше...
***
Пришли Ольга Викторовна и Ира.

Ира. Моя "деревенская любовь". Моложе меня на два года. Все мальчишки нашей деревни были от неё без ума. Я не был исключением. Но Митяй-"Трактор", который считал её своей девушкой, всем за один намёк зубы считал. Я был исключением.
Потому как - ближайший сосед, да и потому, что единственный, кто за её брата с Генкой-"Фиксой", пришедшем из колонии, подрался.
«Фикса» решил всем показать, как с «педиками» обращаться надо. Драка не долгой была: получив ногой в пах, Генка охнул, схватившись обеими руками за ушибленное место, позеленел и начал крутиться, волчком по земле. Честно, я не на шутку испугался сам. Среди толпы были Генкины дружки: «Макар», «Кудряш», «Свищ»... Но никто не вступился за него. В ментовку, тоже, никто обращаться не стал, но Генка, как потом выяснилось, так детей и не имел...
А с Ирой мы, когда я уже в десятый перешёл, на Оке, на траве в ивняке, пока Ваня купался… Большего, чем поцелуи и ласки руками, тогда не случилось... На следующий день надо было уезжать: и ей и мне в школу. Но узнай Митяй про наш с ней петтинг... - мало бы не показалось!
Для остальных она была просто - "Венера" Тициана, - гуляли глазами.
Потом у меня были девчонки и покрасивее и всё со временем забылось...
Ира... Она покрасилась блондинкой, вернее даже в пепельно-седой цвет. И сейчас с матерью они выглядели как две сестры-подружки-ровесницы. Одной - 21, но выглядит старше, а другой не дашь и тридцати, хотя - все сорок! Не знаю, кто из них был более привлекателен в этот момент.
- Здравствуй, Макс! - с открытой улыбкой подошла Ира, протягивая руку. Я встал навстречу, протянул руку:
- Здравствуй! - она меня по-приятельски поцеловала.
- Вона как! - только и сказал Сергей Иванович, а Катя отвела глаза.
- Пап! - сказала Ира, - мы ж с Максом друзья!
- Давно тебя не было, - сказала Ольга, - пропащая душа. Как мама с папой?
- Нормально, живут, работают. (А зачем им знать, что отец в тюрьме, да не по своей вине. Долго рассказывать, да и не нужно.)
- Сколько отцу-то уже? - это – Иваныч спросил.
- Скоро 49.
- А ты-то скоро отцом будешь? - Ольга спрашивает.
- Не планирую пока, да и не женат...
- Вона как! - сказал Сергей Иванович, и все засмеялись.
***
Долго сидели, пили чай с домашним печеньем, которое сделала Ольга Викторовна (естественно, привезённого сюда), что-то булькал в телевизоре Мишка «Меченый» об "интенсификации" и "ускорении"... Вспоминали школьные каникулы, проведённые вместе, ребят, Оку, танцы в Хорошевке, ночные костры за прудом...
Катя рассказала о себе, о том, как папа нашёл клинику в Германии(2*), о поездке в Магдебург, о нескольких операциях, затем на серные воды и клинику пластической хирургии в Аахене... О местном футбольном клубе и ипподроме, о лучших европейских скакунах. Затем в Москве в институте красоты… Папка вылепил дочку заново!
Ирина о себе молчала. Но потом рассказала, что вышла замуж за Диму, что был он в Афгане, пришёл оттуда с культёй на правой и без ног... Пил по-чёрному, а год назад на 23 февраля удавился. Наступило тягостное молчание. Ира вышла в сени. За ней – Катя.
Минут пятнадцать говорил только телевизор. Потом девчата, обе зарёванные, вернулись.
Разговор дальше никак не клеился. Да и ночь наступила. Зима всё ж.
- Спасибо! Я пойду, – сказал я.
- А хочешь, оставайся у нас, вон на печку ляжешь, - сказала Ира, а мы с Катей и мамой - на кровати. Она - широкая. А то у тебя, наверно, в доме сосульки висят.
- Пожалуйста, оставайся, - поддержала Катя.
- Мне как-то неудобно...
- Да ну, брось! - ответила Ира.
Родители молчали. Я посмотрел на Иваныча. Тот утвердительно кивнул.
- Оставайся, Максим, девчонки правы, а то заболеешь ещё там, - сказала Ольга.
Я остался.
***
На утро была метель. И надо было ехать в Москву. Я поблагодарил за гостеприимство, взял лыжи и направился к своему дому.
Оставив лыжи и, положив заколевший за полутора суток костюм в сумку (в такой - переодеваться? Так же ж до Москвы дрожжи продавать буду!), открыл дверь.
На пороге стояла Катя.
- Макс, я тебя провожу?
- Если хочешь, - ответил я.
- Всю дорогу и на остановке она радостно щебетала, вспоминая наше детство.
- Катюш, простудишься, - шутил я, смотри ветер какой.
На остановке мы были одни. Народ зимой ездит редко.
- Я тебя не спросила, - чуть помолчав, сказала Катя, - как-то постеснялась... У тебя есть девушка? Только честно.
- А я тебе когда-нибудь врал? – обиделся я – Сейчас - нет. А что?
- А с Ирой всё ведь было? - не ответила она на вопрос.
- Так она тебе рассказала?
- В тот же день!
- И «Трактор» знал?
- Нет, об этом он не знал.
- Ты знаешь, с тобой можно в разведку! - ответил я, - А вообще, с Ириной было по-детски.
- Понимаю. И много было... по-взрослому?
- Было, - уклончиво ответил я.
- Значит, у тебя сейчас никого нет?
- Я же сказал! ... До армии девушка была... Обещала, что будет ждать. А потом друзья написали... через три месяца. Я ещё "духом" в учебке был. Чуть в бега в Москву не сорвался...
- Я бы дождалась, - тихо и серьёзно сказала Катя.
- Ты вообще - классный парень! Извини! Не хотел обидеть! Но действительно, таких мало, кто - дожидается…
- А потом?...
- Что потом? Были, конечно. Я ж - из мяса! Только все так... кошёлки одноразовые или "пылесосы"...
- С первыми понятно, а кто такие "пылесосы"?
- А это - стационарные ****и, любовницы, которым сколько не давай... И при этом к тебе в душу лезут. А потом страдаешь, тьфу!. Да мне сейчас и некогда: работаю, учусь. Вечерний, - сама понимаешь! А почему спрашиваешь?
- Просто...
Подошёл ПАЗик.
- Ну, пока! - сказал я и протянул руку.
Улыбка сползла с её губ:
- Пока, - грустно ответила она.
- Ладно, подруга, не грусти, ещё встретимся - сказал я и поцеловал её в щёчку.
- Постараюсь! - она улыбнулась в ответ, но глаза оставались грустными.
Я уехал.

И приехал только через год.
***
Было это аккурат под новый 1986 год. Каникулы. Взял отгулы, так как учебный отпуск на сессию ушёл.

Когда вышел из автобуса, то от неожиданности даже опешил: на остановке стояла Катя.
- Привет, Катюха! Ты что тут делаешь? - спросил я.
- В магазин ходила - ответила она, радостно улыбаясь.
- А я думал, что ты меня так на остановке целый год и прождала, - пошутил я.
- Катя покраснела и ничего не ответила.
Я подошёл к ней, поцеловал в щёку, забрал сумку с хлебом, взял её за руку и мы пошли в деревню, до которой ещё два с половиной километра, причём половина пути по открытому полю. Холодный сырой ветер заметал нас колючей порошей.
Шли молча. Каждый думал о своём. Я о том, что хорошо, когда у тебя есть друзья, уже одна встреча с которыми - настоящий подарок. О том, почему же она всё-таки родилась мальчишкой с женской душой. Этот вопрос целый год мучил меня. Я прочитал всё, что мог тогда найти о транссексуалах. И всё-таки у меня было какое-то странное чувство к ней: мужчина она все-таки или женщина? А какая разница, в конце концов! Она твой друг! Подруга! Это сильно меняет дело…
- Макс, Мне холодно, - сказала она, прервав мой внутренний диалог с самим собой.
Я снял свои и её варежки, взял её озябшие кисти в свои ладони, наклонился и начал дуть на них, а потом... поцеловал пальчики.
Она не шелохнулась. Я поднял голову и наши глаза встретились. Я как сейчас помню этот глубокий и нежный взгляд её зелёных глаз, с капельками слезинок у конопатого носа.
Я достал платок, вытер ей глаза. Покачал головой:
- Ты же знаешь, я не люблю слез. Да и не время сейчас – льдинки на лице будут.
Она кивнула, и опять в уголках глаз заблестела влага. Я вытер ещё раз.
- Ладно, пошли домой, - сказал я, одевая ей и её, и свои варежки.
Она взяла меня под руку, прижалась к левому плечу и мы потопали дальше до деревни.
- Кстати, - совсем некстати вспомнил я, - Ты тогда на остановке, пока автобус ждали, сказала что «Трактор» не знал об этом. А о чём он знал?
Катя остановилась.
- Макс! – после паузы сказала она, - о чём знал Дима, тебе скажет Ира, если захочет. Ты меня понял?
Я улыбнулся, поставил сумку на снег и обнял её:
- Какая же ты, Катюша, прелесть!
Я обхватил руками щёки её и поцеловал в губы. Долго. Я почувствовал, что сейчас она вся моя. Я стал целовать её ухо, шею, раздвинул пуховый платок…
- Хватит, Макс… Милый… Пошли…
Когда дошли до калитки её дома, она сказала:
- Ты иди к себе, включи обогреватель. Я сейчас приду.
Улыбнулась и закрыла за собой калитку.
Я кивнул и пошёл. Через десять минут она была у меня. Скинула шубку и обвила руками мою шею. Более жаркого поцелуя в моей жизни никогда ещё не было.
Мне показалось, что не ИК-излучатель, а она сама собой согрела мою комнату.

***
Неделя пролетела как один день.
Иваныч, Викторовна и Ира, конечно, всё знали. Тут и говорить не нужно было: Катя просто жила у меня, лишь забегая домой за продуктами. Снабжение «двух семей» взяла на себя Ирина. Мне даже показалось, что у неё и седины как-то меньше стало.

- Максим, я люблю тебя! Я влюбилась в тебя, когда мы ещё в детстве играли в нашем дворе... Мне не шахматы интересны были. Мне интересно было быть рядом с тобой. Рядом с тобой я себя чувствовала такой счастливой и защищённой. Я никогда не забуду как ты заступился за меня и набил рожу Генке. Я ведь всегда была девчонкой. И ты единственный, кто не дразнил меня "голубым". Я, может быть, поэтому им и не стала. А ты меня любишь, Макс?
- Не знаю, ты мне очень нравишься! - ответил я.

- Катёнок, извини, никогда не знал, дня твоего рождения… Когда ты родилась?
- В сентябре. 17 сентября 68 года.
- Так тебе ещё нет восемнадцати?
- Ну что ты так испугался, глупенький! Мои родители не против, и Иришка тоже рада за нас… Так и осталось всего несколько месяцев!

- Как ты меня чувствуешь, милый мой Катёнок! Я просто летаю! – в истоме произнёс я.
- Ещё бы! – ответила она.
- А ты общаешься с такими же как ты?
- Пробовала. Но в Питере, где травести собираются... Там все секса ищут… Я же - тебя ЛЮБЛЮ!

Она плакала.
- Я никогда не смогу иметь детей! Никогда! Понимаешь? И поэтому всем, и тебе тоже, я нужна только для этого! - Показала она резким жестом,... уткнулась в подушку и зарыдала.
Я оторвал её от подушки, повернул к себе, поцеловал, обнял, и стал гладить её по густым темно-русым волосам.
Она, уткнувшись мне в подмышку, всё ещё всхлипывая, начала успокаиваться. Потом уснула. Меня мучила совесть. Я оказался таким же кобелём...

Нет, я оказался хуже, я предал её любовь ко мне, оказавшись неспособным ответить тем же. Я опять уехал. Катя просилась поехать со мной, но я сказал:
- Нет. Ты несовершеннолетняя. Мои родители не поймут, ты же их знаешь. И вообще, я не хочу, чтобы мы жили вместе с родителями моими или твоими, - всё равно. Я что-нибудь до конца лета придумаю. Сейчас встану на очередь на кооператив…
Если б я знал!

***
Мы начали переписываться. Она из Питера писала мне каждый день, хотя и звонила тоже почти каждый день. До сих пор я храню эти письма. Самые ценные для меня бумажки… листочки из тетрадки в клеточку…
20 апреля она позвонила и сказала, что очень хочет меня видеть и готова ко мне приехать. А я как раз уезжал в командировку на полтора месяца. Тогда они с сестрой поехали на месяц к бабушке в Городню. А потом поток писем резко оборвался. Катя не отвечала на мои письма, а телефон почему-то молчал. А я так и не удосужился приехать в Питер, пока мне не позвонила Ирина и сказала, что Катя умерла 29 июля.

Прошло ещё пять лет.

Дом с участком я давно продал. И вообще не появлялся там до 1992 года.
Я тогда был начальником информационно-аналитической службы одной из бирж. Тогда был биржевой бум и изобретались тысячи способов остапизма. Вот разработкой одного из таких сравнительно честных способов отъёма денег у населения, точнее перевода безналичных денег государственных структур в отдельные частные карманы, я и был занят. Одновременно мне подчинялись вся система информационного обеспечения биржи (компьютеры и прочая лабуда, в которые я даже не влезал, оставляя это под личную ответственность одному программеру – выпускнику Бауманки, которого я сразу после института сделал начальником отдела) и служба безопасности. Туда я тоже не лез особо, опять же, понимая свою некомпетентность по сравнению с бывшим (а разве они бывшими бывают?) полковником КГБ, возглавлявшем эту службу.

В начале осени меня почему-то потянуло в деревню. Я забил на всё:
- Миша, поехали!
- Куда Максим Петрович?
- До Каширы, а там - покажу!
Когда я подкатил на чёрном «мерине»-вседорожнике с тонированными стёклами в нашу деревню, народ повис на заборах. Останавливаюсь у Катиного дома. Иваныч колет дрова. Выхожу, подхожу к изгороди:

- Бог в помощь, Сергей Иванович!
- А, здравствуйте, Максим! Редко мы видимся. - Он отложил колун и сел на чурак.
- Работа. - ответил я, - приехал вот к Вам.
Я захожу в огород, подхожу к нему.
- А застали Вы меня случайно, - отвечает Иваныч, - Сентябрь. Я, по идее, уже месяц, как в институте должен быть. А Вы не женились ещё?
- Женился, ребёнок уже. Катя.
- Вона как! – задумчиво произнёс Иваныч, и рукой протер глаза…
- Отец, я тут, …- я достаю бутылку коньяку:
- Сегодня 17 сентября…

- Иваныч? Почему?
- Максим, слишком рано мы вмешались, но она уже не могла жить в мужском теле. А потом, после операций все время на «гормонах», организм ослаблен… А тут – радиация… Невероятно быстро... Врачи сами удивляются…
- Я не об этом, Иваныч! Почему так несправедливо?
- Ты знаешь, - сказал Иваныч, впервые за время разговора, как прежде обратившись ко мне на ты, - она, когда запретила отвечать на твои звонки, сказала: «Я благодарна ему за то, что была с ним счастлива. Пусть он себя не мучает, - не предаёт меня. Я буду жить!»
Мы долго сидели молча за столом, два мужика: отец и несостоявшийся зять.
Потом Иваныч встал, снял икону и бережно положил её передо мной:
- Возьми, отдашь Кате.

***
Биржа благополучно «ликвидировалась» в том же году, перелив из государственного кармана в карманы двух физических лиц более 25 миллионов долларов чистыми. Это не нынешних зелёных! Мне удалось отсудить свои 30 тысяч, но вернуть удалось лишь тысяч пять.
У меня были и взлёты и падения, в одно из которых, когда я был вообще на мели, в глубоком минусе, а надо мной кружила банда «кредиторов», от меня ушла жена. Я её не виню, но я уверен, что Катя бы так не поступила.
Сейчас я - ведущий аналитик крупного государственного консорциума.
Моей маленькой Кате уже 15. Она знает, в честь кого я дал ей это имя.
А Катю, которой никогда не исполнится 18, я вспоминаю до сих пор.
Она была здесь, на Каширке. И не хотела, чтобы я видел её больной и умирающей.
29 июля, 17 сентября и под новый год мы с Ирой и дочкой приходим к ней на могилу.
Я неверующий человек, но знаешь, Николай, когда я о ней помню, мне кажется, она мне во всем помогает. А как только я забываю её, происходят всяческие неприятности со мной.
***

- Всё, выключай. Любезный, рассчитайте!

30.11.07 г.

///
1* Все персонажи - вымышленные. Любое совпадение - случайность.

2* В СССР такую бы операцию не сделали до 18 лет (до совершеннолетия), сославшись на «медицинские показания» (да и сейчас, похоже, не делают). Отец очень любил своё чадо и нашёл возможности….

© Copyright: Одинокий ВолХВ, 2007

Спасибо  Наталии Московских, Кука-Кике Майе, Екатерине Шляхтун, Ольге Сосновской, Евгении Фом и другим, написавшим за декабрь 2007, пока был опубликован этот рассказ, более двадцати рецензий.


------
Прошу поддержать:
http://goo.gl/hGyUba


Рецензии
Прочитала. Не могу кривить душой: рассказ крепкий, прочитала с интересом, но... Но я стараюсь обходить ЭТИ темы, стараюсь не затрагивать их.

Нэлли Лабецкая   01.09.2015 16:03     Заявить о нарушении
Спасибо. Да. Тяжёлая тема.
Есть разница, которую не все понимают, между отклонениями гендерной идентичности (трансгендерами) и отклонениями в сексуальной ориентации, хотя и то и другое нив коем случее НЕЛЬЗЯ считать нормой, это - психическая патология, врождённая или приобретённая, то есть - болезнь.
И эти люди глубоко несчастны. Иногда, хирургическим путём возможна коррекция трансгендера, но только в случае, если патология врождённая, обусловлена генетически. Не берусь даже судить о том, возможно ли это в случае с гермафродитом (не решаюсь по этой причине опубликовать рассказ "Маша немая"). В остальных случаях, по-моему, нужна помощь психотерапевта, психиатра и священника.

Беда, когда болезнь пытаются выдавать за норму и, более того, навязывать это обществу. Последнее уже - преступление.

Николай Львович Матвеев   02.09.2015 16:48   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.