Первый закон Ромеса 6

6.

Сидел он как-то на кухне, Кэтрин что-то готовила, Ромес уныло чистил луковичку и поглядывал в окно. Кэтрин не пошла на работу, потому что как раз вчера Джек объелся мороженого, и сегодня у него болело горло и поднялась температура. И Ромес, и Кэтрин молчали. Кэтрин, вероятно, размышляла над тем, как дела у Таара, не вызвать ли врача для Джека, какие там пакости замышляет Риа, и тому подобное. А Ромес хотел света в душе, чего-то хорошего и возвышенного, иначе ещё немного – и он кого-то убьёт. В этом плане он для общества потерян. Убить живое существо для него было тяжело и странно только в первый раз. Он перешагнул через это, через себя, через почти детскую наивную веру, что всё будет хорошо. Вообще-то и сейчас он так думал, хотя скорее надеялся, а не был уверен.

В кухню приплёлся Джек в длинной рубашонке, протирая кулачками заспанные глаза.

- Хочу красные ботинки, - сказал он.

Кэтрин повернулась к нему:

- Что, милый?

- Хочу красные ботинки! – похоже, Джек собирался заплакать.

- Впервые слышу. Что ты придумал? – Кэтрин встревоженно смотрела на сына.

- Если у меня не будет красненьких ботиночек, папе будет плохо, - заявил Джек.

- Иди сюда, - Ромес похлопал рукой по колену, превращая луковицу в сочную зрелую грушу. Джек взобрался к нему на колени и взял предложенную грушу.

- Расскажи мне про красные ботинки, - серьёзно сказал Ромес. – Ты видел их у кого-то?

- Нет. Они мне приснились.  Или я их придумал.

- У ребёнка бред, - вмешалась Кэтрин.

- Нет, подожди, пусть расскажет. Ну, Джек, что там у тебя?

- Если не найти красненькие ботиночки, с папой случится что-то плохое. Я это знаю.

Джек занялся грушей и уже больше ничего не хотел объяснять.

- Красные ботиночки? – задумался Ромес. – Раз вопрос поставлен так, а не иначе, придётся отвечать на него должным образом. – Он передал Джека Кэтрин и вышел из кухни.

- Ты куда? – окликнула его Кэтрин.

- Гулять, - рассеянно ответил Ромес, мельком встретился взглядом со своим отражением в зеркале в прихожей, сам себе не понравился и вышел из квартиры.

Пренебрегая лифтом, сбежал по лестнице и пошёл по улице, смутно оглядываясь на прохожих, машины, дома… В прошлое его долгое пребывание в этом мире всё было как-то не так, очень похоже на жизнь, а сейчас всё – как сон. И не нравится совсем. И хочется уйти отсюда, только некуда. Хотя есть дом, но в доме никто не ждёт. В том-то всё и дело. Так что придётся искать какие-то непонятные, но очень важные ботинки для Джека. Можно попробовать положиться на интуицию. По идее, ноги сами должны привести к цели.

Шёл Ромес словно в полусне, не замечая и не запоминая дорогу, и очутился где-то в совсем незнакомом районе. Дома большей частью тут стояли старые, нежилые, готовые под снос; редкие прохожие спешили покинуть поскорее этот район. Поэтому человек в чёрной сутане, прогулочным шагом бредущий по улице и с видимым интересом оглядывающийся по сторонам, словно любующийся окрестностями, невольно обращал на себя внимание. И Ромес пошёл за ним. Один раз подозрительный человек посмотрел прямо на него, и Ромес вздрогнул, случайно встретившись взглядом с глазами человека в сутане. А глаза те были светлые, большие, красивые, казавшиеся особенно поразительными на тёмном лице. Как будто священник всю свою жизнь провёл в странах, где жарко светит солнце и раз в несколько раз выпадают скупые дожди. Ещё у него были поразительно густые волосы стального цвета и такие же густые, только чёрные, как смоль, брови. И вообще он весь был какой-то поразительный – высокий, статный, яркий. Ему бы пиратом быть. Светлые глаза священника просто-таки горели, пылали и делали своего обладателя почти страшным. От него пахло смертью и металлом, а на груди блистал узкий тяжёлый золотой крест без всяких изображений, просто изукрашенный самоцветами, на массивной золотой цепи.

И вот священник неожиданно свернул и вошёл в огромное здание, казавшееся неуместным здесь. Ромес на миг приостановился возле высоких резных деревянных дверей, но потом решительно взялся за ручку – красивую, медную, - потянул дверь на себя, и она открылась со скрипом и стоном, хотя священник только что вошёл совершенно бесшумно. Ромес шагнул внутрь, дверь самопроизвольно захлопнулась, подтолкнув его в спину.

Там было полутемно. Ромес ещё хорошенько не осмотрелся, как вдруг, подобно раскату грома, прозвучал вопрос, прокатился по зданию и замер в тёмных углах, утонул в высоте потолков:

- Что вам угодно, сын мой?

Ромеса передёрнуло, но не от неожиданности, а от того, кто и как обратился к нему. Это был тот самый священник, он сказал Ромесу «сын мой», и от этого волна безотчётного страха захлестнула Ромеса и быстро откатила, оставив в груди холодный комок вселенской тоски и предчувствие какой-то большой беды. Ромес отступил, но дверь не пускала его. И он больше, чем когда бы то ни было, захотел, чтобы никогда не было его на этом свете. И ведь он никогда прежде так не пугался людей. В священнике таилась тёмная сила, и Ромес не мог определить, что это такое.

- Извините, - пробормотал он, – отец мой… Я ошибся. Заблудился.

- Ага, - ехидно согласился священник. – Не хотите ли исповедоваться, сын мой?

Ромес прижался спиной к двери и испуганно отрицательно потряс головой.

- Веруете ли вы, сын мой? – продолжал допрашивать священник.

До Ромеса только сейчас дошло, что это здание – старинный собор. Он ничего не ответил, но святой отец, похоже, и не ожидал услышать ответ.

- Я ошибся, извините… - повторил Ромес.

Священник понимающе кивнул. И Ромес заметил в его взгляде нечто странное – некое знание чего-то («Мы ведь понимаем друг друга, правда? Я знаю, что ты хочешь сказать, а ты догадываешься про что-то обо мне, не так ли?..»). И дверь открылась. Ромес выскочил из собора и во весь дух помчался куда глаза глядят. И только после того, как собор исчез из поля зрения, Ромес остановился, задыхаясь от быстрого бега, а ещё больше – от непонятного страха. Сердце его бешено колотилось. Прохожие с недоумением оглядывались на него. Кое-как успокоившись, взяв себя в руки, Ромес наконец смог пойти в нормальном темпе.

Прослонявшись по улицам до сумерек, Ромес понял, что его непреодолимо тянет к собору. И тогда он, стараясь по возможности, чтобы его никто не заметил, подобрался к величественному зданию. Внутри вспыхивал бледный свет, совсем не такой, какой бывает от огоньков свечей и лампад. По витражам необыкновенной красоты метались тени. В соборе звучали голоса. Один из них принадлежал жуткому священнику. По-видимому, он с кем-то спорил. Ромес узнал и его собеседника – это был Риа.

- Это всё, что ты мне предлагаешь? – с презрением вопрошал священник.

- Но, Рой, я ведь перехватил его заказ, достал почти всё, что нужно… - оправдывался Риа.

Священник прохаживался вокруг него.

- Мы договорились, даже контракт подписали, а ты теперь на попятную… - продолжал Риа.

- Это твоё дело, – неожиданно спокойно сказал священник. – Это всё нужно тебе. Я имею право запросить за свой товар цену, которая устраивает меня. А ты можешь отказаться. Ищи другого продавца.

- Ну ладно, ладно, Рой, чего ты обиделся? – заискивающе спросил Риа. – Скинь немножко цену – совсем чуть-чуть, чего тебе стоит?

- Хорошо, - смягчился священник. – Оборудование у тебя? Оно самое обыкновенное?

- Да, Рой. Завтра отправляем.

- С утра придёшь к складу, ключ спрятан в самом замке, возьмёшь, что надо. Там полный комплект. Рассчитаемся позже.

- Таар будет просто в восторге! – потёр руки Риа.

- Тише. А теперь убирайся.

Пока Риа вышел, Ромес успел спрятаться. Он некоторое время раздумывал, не пойти ли за своим давним недругом, но потом решил поступить иначе. Что-то здесь замышляется против Таара. Конечно, приятные сюрпризы «грязный-белый-мятый» устраивать не будет. Ромес подождал, пока уйдёт священник, которого, как оказалось, звали Рой, и тогда перешёл в другой мир. Там была ночь и горели костры. Всё было наполнено шорохом крыльев. Обитатели здешних мест встретили Ромеса приветливо. Они были такие, как он, только вдоль спины у них росла полоска шерсти, чёрные крылья не могли складываться в другое пространство, волосы каштанового цвета они никогда не стригли, ходили в набедренных повязках из шкур убитых ими зверей, и глаза у них были не человеческие – ореховые глаза шотландских овчарок. И ещё они были вампирами.

- Вы нужны мне, – сказал Ромес.

- Веди, - сказал их вожак.

Всё было просто. Они поднялись в воздух, закрыв небо чёрными крыльями, взбив лунный свет в пену шампанского, переставив созвездия, и полетели в мир, где тоже уже настала ночь, где царственно, горделиво и одиноко плыл сквозь время и облака спящий собор.

Ноздри вожака вампиров трепетали; он нервно оглядывался по сторонам, а его глаза – глаза лучшего друга человека – выражали тревогу.

- Что ты чувствуешь? – спросил у него Ромес.

- Здесь был один из наших.  Он изменил мир – пока незаметно, особенно для местных. Он опасен, и его нельзя поймать.

- Как это?

– Он мягкий и податливый, как воск, он течёт, как сухой песок между пальцами. Его нельзя узнать. Он один из нас, но он уже далёк от нас. Кто-то вызвал его, и ему теперь нельзя вернуться. Он и для нас стал слишком иным. Берегись того, кто улыбается тебе, но держит руки за спиной. Берегись!

Ромес не совсем понял, о чём идёт речь, но ему очень хотелось знать, какой подарочек приготовил Риа для Таара. Он приблизился к складу, расположенному за собором, вампиры помогли открыть корпус висячего замка и достать оттуда ключ, чтоб отпереть сам замок. Вампиры остались снаружи, а Ромес спустился в полуподвальное помещение, нашёл выключатель. Загорелась тусклая лампочка без абажура, на длинном шнуре, осветив множество пыльных самодельных шкафов. Ещё здесь стоял стол, сколоченный из ящиков, а на нём лежал защитный костюм для работы в местах, сильно загрязнённых химическими, радиоактивными и прочими отходами. Костюм был сработан на славу - видимо, персональный заказ, - тщательно подогнанный, отлаженный. Под костюмом белел листочек бумаги. Ромес им заинтересовался, ему сразу бросилось в глаза имя «Таар». Это был заказ Таара. Он просил выслать ему костюм и необходимое снаряжение, чтобы можно было работать в весьма неблагоприятных условиях с минимальным риском для жизни. Заказ, как выяснилось, перехватил Риа, и вот – отличный костюмчик готов к отправке. Придётся в таком случае его проверить и испортить настроение Риа и, если это возможно, тому священнику, Рою. Ну, тут уж дело в личной антипатии.

Ромес внимательно осмотрел костюм, особенно изнутри. Внутреннюю поверхность комбинезона покрывал тончайший слой какого-то белого порошка. А в высоких сапогах с застёжками, ножнами для острого, как бритва, кривого ножа, обнаружился красный порошок. Ромес не знал, что это за порошки, и позвал вожака вампиров. Тот спустился в подвал, понюхал костюм, попробовал порошки на вкус и долго отплёвывался.

- Контактная смерть, - наконец, сделал вывод он. – Сами по себе эти порошки вызывают длительные болезни, а если их применять вместе, то гибель человеческого организма наступает максимум через неделю. Особенно опасен этот красненький порошок. Белый выступает как катализатор. Отравление вылечить невозможно.

- А как же ты? – спросил Ромес.

- Я же не человек, - напомнил вампир. – Для тебя это тоже не опасно. Эта штука из моего мира, больше такой нигде нет. Поэтому ты попал к нам, а не куда-то ещё. Если уничтожить костюм, никому уже не будет угрожать опасность. Можно мне сделать это?

- Пожалуйста, - улыбнулся Ромес.

И когти-лезвия вампира превратили костюм в набор тоненьких никуда не годных ленточек.

- Сапожки я заберу, - сказал вожак вампиров. – Их никто уже не найдёт.

- Отлично, - ответил Ромес. – Но как-то нехорошо забрать всё и ничего не оставить взамен, правда? – Ромес ушёл на миг и вернулся, неся красные вязаные детские пинетки и подгузник, демонстративно обсыпанные тальком.

- Подойдёт, - одобрил вампир.

Ромес положил пинетки на место сапог, а подгузник – на место комбинезона, и вместе  с вампиром вернулся к остальному войску ночи.

- Здесь обитает тот, кто предал нас, - сказал вожак.

- Здесь обитает тот, кто хотел обидеть моего друга, - поддержал Ромес. – Здесь обитает тот, кто лишил это место святости.

- Мы испортим ему настроение? – с надеждой поинтересовался вампир.

- Конечно, почему бы не испортить настроение достойному существу? – согласился Ромес.

Надо было сделать так, чтобы у горожан не возникали мысли посещать место, лишённое святости самим присутствием недоброго существа из иного мира. И они взлетели к цветным витражам, Ромес отрастил себе алмазные когти и аккуратно повырезал круги в разноцветных стёклах.

Вампиры уважали старания тех мастеров, кто расписывал собор, и изображения святых остались нетронутыми. Зато странные создания испакостили алую дорожку, художественно облив её воском от свечей, нарисовали угольками страшные рожи на стенах, а потом решили устроить сюрприз тому, кто первым войдёт в собор. В общем-то, почти ничего не испортили. Но того, кто утром откроет дверь, ожидает холодный душ из пахучей церковной воды и серебряная чаша, причерепившаяся с высот на голову. А первым, скорее всего, придёт священник Рой.

Вампиры неплохо провели время и вернулись к себе, унося щедро сдобренные красным смертельным порошком сапоги с собой. А Ромес пошёл к Кэтрин. Маленький Джек не спал, ждал его.

- Спасибо за красные ботиночки, - сказал малыш.

- Какие? – не сразу понял Ромес.

- Те самые, для папы. Теперь уже всё хорошо. Может быть, это были сапожки, но всё равно они красные, правда? – Джек подмигнул Ромесу и ушёл в свою комнату.

Кэтрин, вышедшая навстречу, смотрела на Ромеса со страхом.

- Всё в порядке, - успокоил её Ромес. – Теперь он забудет и о ботиночках, и о сапожках, и обо всём остальном. Хорошо, когда всё хорошо. И достал я не ботиночки, а врага твоего супруга. Но я вижу, что ты совсем ничего не понимаешь, так что отправляйся-ка лучше на покой, утром побеседуем, - Ромес поспешил откланяться.

Наверное, Джек чувствовал опасность, грозящую отцу в виде сапог с красным порошком, и это вылилось в желании удалить от него «красные ботиночки», а когда их не стало, он успокоился. Успокоился и Ромес и пошёл, по собственному совету для Кэтрин, на покой, чтобы завтра проснуться пораньше и посетить собор, дабы полюбоваться произведённым эффектом.