Саня, Санечка...

                Моему другу со студенческих лет
                Александру Васильевичу


-Приснится же такое, – Ольга Николаевна, не открывая глаз и не вполне осознавая реальность, повернулась на спину. Сердце то колотилось, то замирало. Надо бы успокоиться, но её неумолимо тянуло обратно в сон. Было в нём что-то, не отпускавшее подобно тягуче-вязкой паутине, что-то сладостное и страшное  одновременно.

Плавая на грани сна и яви, Ольга Николаевна с любопытством, но и с опаской быть затянутой вглубь, пыталась вычленить отдельные эпизоды, ещё не стертые сознанием. Хотелось их связной последовательности, но отпугивала возможность нового потрясения.
А перед внутренним взором все ещё длилось, обрывалось и вновь возникало увиденное.

Ольга Николаевна поднималась по широкой деревянной лестнице, то ускоряя, то замедляя шаг. Деревянные же перилла, теплые на ощупь, отливали золотом, местами темнели – почему-то подумалось, от множества прикосновений, ступени тихо поскрипывали... Подъем казался бесконечным. А несколько минут назад она так легко сбежала по ним вниз, вылетела на крыльцо.

И тут же вернулась в дом. Там, на втором или третьем этаже, она не запомнила, сколько их... он. Лестница кончилась, дверь открыта. Ольга Николаевна остановилась на пороге комнаты. Мягким медовым светом залито пространство. Будто светились деревянные стены, пол, потолок. На диване в глубине комнаты сидел тот, кого снова желала увидеть – зачем? Он молча поднялся. На несколько мгновений его лицо отразило удивление – приподнятые брови, распахнутые глаза. Он сделал шаг, другой... Она отшатнулась.
И вынырнула из сна.

Что-то случилось между ними... там. Во сне. Что-то страшное. Тем человеком и ею. Она чувствовала, что он дорог, близок ей. Но при том бесконечно далёк и чужд.
Хотела снова увидеть – тогда чего испугалась? Был ли он тем, за кого приняла его?

Ночь еще продолжалась. Ольга Николаевна легла на другой бок. Состояние пережитого кошмара не покидало. Будучи рассудительной и пока не впавшей в маразм, попыталась понять, что могло означать приснившееся. И верно ли узнала того человека, так похожего на Саню, и одновременно иного, незнакомого. Она никогда не звала его Сашей – только Саней. И только она.

Не до конца проснувшись, вырывалась из паутины сна – и не желала этого.
Вновь позволила себе погрузиться в полудрёму, восстанавливая кусочки мозаики, надеясь, что частично пробудившееся сознание сможет удержать её на грани реальности. Приблизит, закрепит в памяти отрывки сна, а потом сумеет объяснить.

Он не снился ей никогда прежде. Бывало, перечитывая старые дневники, Ольга Николаевна задерживалась на строках, посвященных Сане. Им было по 20 лет. Оба учились в одном институте. Она писала:
-Самое потрясающее в жизни – открытия. В знакомом человеке вдруг найти бездну невыставляемых наружу качеств, увидеть в каждом его поступке глубокий смысл, понять противоречивость его слов и взглядов. Да, ну просто заглянуть в его глаза – и удивиться. Саня, посмотри на меня. Ты видишь, я не опускаю глаз, как прежде. Я просто... просто я поняла тебя и полюбила. А может быть, полюбила даже раньше, чем поняла. Я сердцем чувствовала, что ты – удивительный человек.

-Саня. Санечка... Как грустно становится от мысли, что он для меня всего лишь товарищ по группе. И я для него, верно, не больше. А мне хотелось бы стать для него всем-всем на свете.

В те давние годы она жила им, как дышала. Две толстые тетради были наполнены радостью встреч, общих занятий, пустяками, вроде «когда отдашь лекции?», или подробным описанием, как догнала его на лестнице, как он улыбнулся ей, как посмотрел на её ноги... Грустью перед летними каникулами – так долго не увидятся. Болью – после слишком откровенного разговора...

Желание понять приснившееся было велико – почему Саня, если только это он, появился в её сне?

Темнота в комнате. За прикрытыми вЕками вновь побежали эпизоды сна, возвращая в его начало.
Ольга Николаевна опять увидела себя среди немолодых уже людей. Кажется, это была встреча бывших студентов – в реальной жизни она никогда за сорок с лишним лет не посещала подобные сборища. Не видела смысла демонстрировать стареющие тело и лицо, хвалиться успехами или плакаться о несбывшемся. Да и теперь, во сне, смотрела, не различая и не узнавая лиц, не понимая, что объединяло всех собравшихся. Моложавые мужчины и женщины с бокалами в руках, хорошо и нарядно одетые. Кое-где обнаженные женские плечи, дорогие украшения. Все они её сокурсники? Не похоже.

Нигде в доме она не видела зеркал, не знала, как выглядит сама. И не думала об этом.
Слышалась негромкая приятная музыка. Медленно двигались пары в золотисто-медовом пространстве – будто сам дом излучал этот нежный свет.

Она бродила по дому в одиночестве, путаясь среди множества коридоров, переходов. Везде было дерево разных пород, оттенков и запахов, оно дышало, вздыхало, светилось. Прикасаясь к стенам, чувствовала – живые, теплые.
Заглянув в одну из комнат, Ольга Николаевна увидела - его.

В длинном плотном халате, расшитом коричнево-золотыми узорами. Широкий пояс на талии, концы свисают почти до пола. Виден ворот белоснежной рубашки и галстучный узел. Почему все это мгновенно запечатлелось в памяти?

«Саня? Неужели?..» – вспыхнуло и погасло. Она узнавала... или пыталась узнать?
Черты лица были то совсем чёткими, и Ольга Николаевна обмирала от горячей волны радости. То будто расплывались, и возникал незнакомый образ, отдаленно похожий на тот, из прежней жизни.
Глаза были Санины, синие, но слегка поблёкшие. Выражение их беспрестанно менялось, и она не успевала встретить во взгляде то, что позволило бы без сомнения признать: Саня, Санечка...

Наверное, сны меняют течение реального времени. Или в них оно течет иначе. Эти двое стояли поодаль друг от друга, обнимаясь взглядами лишь секунды.
А в памяти Ольги Николаевны тянулись долгие прогулки с Саней после занятий в институте. Он провожал её до метро Аэропорт и возвращался на трамвае на Сокол, где жил. Экзамены, когда только им двоим из группы ставили «отлично», и на двоих делилась эта радость. Мороженое в его руке – они кусали и слизывали тающее лакомство попеременно. Одно, хотя денег хватало и на два.

Они садились рядом на лекциях, и руки их часто соприкасались, вызывая в ней трепет и падение сердца. Она чувствовала его тепло, его близость волновала. Однажды не справилась с собой, волнение прорвалось: «Я люблю тебя...» Он ответил: «Я вульгарный материалист.» Придя домой, впервые в жизни напилась – подаренная её отцу пузатая бутылка «Гамзы» заметно опустела. Наревевшись, уснула.
Их отношения стали иными. Саня избегал её, она печалилась и сожалела, что так неловко оборвала их дружбу.
Спустя некоторое время всё словно вернулось – улыбки, прогулки...
Только казалось, истончИлась нить, связУющая дУши.

Ольга Николаевна была замужем, когда от общих знакомых услышала – Саня женился. Слезами политый дневник с этой записью нашел муж. Поругались, но все обошлось.
Как оказалась в гостях у Сани, Ольга Николаевна не помнила. Но ей понравилась его жена Катя, грациозная приветливая грузинка. Ёкнуло внутри, когда Саня, сажая на колени двухлетнюю дочь, сказал: «Моя Олюшка».
Они с Саней говорили обо всем понемногу. Не стесняясь Кати, вспоминали, шутили, много смеялись. А когда она ушла укладывать дочь, Саня спросил: «Ты счастлива?»

Видимо, сон еще крепко держал Ольгу Николаевну, потому что скользил в памяти другой его эпизод. И виделось ей, как Саня, не тот, каким знала в юности, а иной, неуловимо похожий на прежнего, обнимает её. Целует. Снова и снова. В них нет юношеской страстности, от которой кипит кровь. Оба замирают от нежности и обволакивающей ласки. Все тот же золотистый свет оживляет его бледное лицо и седоватые волосы. Трудно разомкнуть объятия. Но одно желание в душах обоих – не размыкать их, больше ничего не надо, лишь чувствовать тепло друг друга. Просто молчать, тАя от блаженного полуобморочного состояния.

Там, в далекой теперь юности, не случилось объятий и поцелуев. В голову не приходило нарушить границы дозволенного. Будто берегли они хрупкость отношений, доверчивую искренность и чистоту помыслов. Пока она сама не поторопилась с признанием.

Один за другим всплывали отрывки сна, а Ольга Николаевна пыталась и не могла вспомнить, почему сбежала, почему стремглав неслась по лестнице, и сердце замирало от ужаса. Но вот...

Посреди комнаты на полу крохотный щенок, двух-трех месяцев. Еще не обросший настоящей взрослой шерстью – серо-коричневый, мягкий, плюшевый, на расползающихся лапках.
Неведомо откуда появились три довольно крупных, по сравнению с малышом, черных пса. И начали катать, кусать, рвать беззащитное, поскуливающее  создание. Щенок пытался свернуться в клубок подобно ёжику – псы совали пасти к его животу и разворачивали. Удовлетворенно рычали и рвали, рвали...

Люди вокруг издавали странные звуки – то ли одобрения, то ли сочувствия.
Был ли среди них Саня? Она не знала. Не помнила.
Расталкивая людские тела, кинулась к собакам. Не испытывая страха быть покусанной, а лишь с одной мыслью – спасти детеныша. Схватила на руки, прижала к себе. Он был ещё теплый, но уже не живой. Кто-то взял из её рук щенка, а она смотрела на свои пальцы – на них осталась кровь.

Вот тогда-то и ринулась вон из дома. На крыльце, снова увидев собственные окровавленные руки, помчалась обратно. Не спрашивая себя – зачем?
Застыла на пороге. А когда Саня шагнул к ней – проснулась.

С той встречи в гостях у него, они больше никогда не виделись.
Спустя еще несколько лет Ольга Николаевна узнала, что Саню пригласили в один из американских университетов. Читать лекции и заниматься наукой. Он и в Москве работал в институте им. Баха. Ему пророчили звездное будущее. Говорили, что с женой он развелся и уехал за океан.

Ольга Николаевна часто вспоминала Саню. Но жила жизнью своей семьи, растила сына. Несколько лет назад муж умер. Сын с семьёй переехал в Красноярск, получив там хорошую должность. Она вышла на пенсию.

Окончательно проснувшись, Ольга Николаевна вновь и вновь пыталась понять, почему, зачем, откуда явился в её размеренной, спокойной жизни этот странный сон. Вдруг подумала, что не слышала в нём Саниного голоса. Такое впечатление, что в суете происходящего только они и молчали.

Она давно ничего не знала о Саниной судьбе. Распросить было некого. С выпускниками не встречалась.
Да, каждый год в день его рождения, 29 мая, Ольга Николаевна мысленно посылала ему поздравление и привет. Тогда, в прежние времена, она покупала в этот день букет бордовых пионов у бабулек на Соколе. И радовалась его смущенной улыбке.

Убедившись, что все запомнила, она перебирала в уме возможные варианты расшифровки увиденного. Ведь были ж какие-то знаки в прокрученных вновь эпизодах. Деревянный дом, золотистые оттенки одежд и света, внезапные поцелуи и ласки, молчание, погибший на глазах щенок... Кровь на руках. И главное - человек, так похожий на Саню...

Уж не стряслось ли с ним беды, с тревогой и навязчивым беспокойством думала Ольга Николаевна, не в силах растолковать столь непонятный сон.
За долгую жизнь она убедилась – случайностей не бывает. И если Саня приснился ей, стало быть зачем-то это нужно. Понять бы – зачем?

Всё ли хорошо в его жизни? Может, нуждается в помощи? Здоров ли он? Жив ли?...
Эх, Саня, Санечка...

***

На другом краю света океан накатывал неспешные волны на песок. Седоватый мужчина с синими, чуть поблёкшими, глазами сидел на открытой террасе уютного деревянного домика в солнечной Калифорнии. Смотрел на безбрежный океан и пытался понять причины смутной тревоги, не оставлявшей его последние дни.
Он позвонил Катерине, поговорил с Олюшкой, справился о самочувствии матери, послушал щебет внучки. У них все было в порядке.

Только чудилось временами в шепоте сползающих по песку ленивых волн –  будто слышится голос из забытого прошлого, из далёкого далекА – Саня, Санечка...



Август 2013г.