1. Учусь в 6-б классе

НА СНИМКЕ: Здание школы № 183 сегодня. В сороковых-пятидесятых годах оно не было облицовано. Это было простое здание из красного кирпича.
Фотография заимсовована с сайта школы http://proza.ru/cgi-bin/login/page.pl

В детстве я не замечал, что время бежит быстро. Зато теперь я могу сказать, что оно быстро пролетело. А тогда все было естественно: я рос, впереди у меня была вся жизнь. Конечно, я не знал, сколько мне отмерено судьбой, но тогда я и не думал об этом. Наоборот, мне хотелось быстрее расти, чтобы стать взрослым. Сейчас я не понимаю такого стремления, но помню, что оно было.   И вот я пошел в 6-й класс. Теперь было два шестых, наш класс был 6-б.

Когда 1 сентября 1947 года я зашел в школьное здание, я сразу почувствовал какие-то изменения. Гардероб на первом этаже был загорожен сеткой, и туда не пропускали, чтобы повесить курточку. Поэтому перед гардеробом было столпотворение.

Мы зашли в класс, и Варвара Михайловна сразу же вывела нас в коридор, где нам показали наше место напротив нашего класса. Нас построили в коридоре в три шеренги. У нас окна всех классов выходили на ул. Салтыкова-Щедрина, а двери в противоположную сторону в коридор. Он был широкий и светлый. Окна коридора выходили на пустырь между двумя школами – нашей и женской.

По школьному радио гремела музыка. Такого раньше не было. Классные руководители стояли вместе с нами, каждый со своим классом. Так было на всех 4-х этажах школы.

Вскоре перед нами появился мужчина в полувоенной форме – кителе, галифе и сапогах. Он поздоровался и представился нам:

«Я новый директор школы Алексей Акимович Грищенко».

Мы потом узнали, что на самом деле его звали Елисей Акимович, но он зачем-то решил изменить свое имя.

Директор вышел к нам с указкой. Он держал ее в одной руке и иногда хлопал указкой по другой, а иногда – по голенищу сапог. Это меня отвлекало. Я стоял и загадывал. Куда он хлопнет указкой в следующий раз.

Он еще долго нам что-то говорил – о дисциплине, в основном, о том что за нарушение дисциплины будут вызываться наши родители, что нас будут исключать из школы временно или насовсем. Мы должны вырасти достойными строителями коммунизма, – поэтому нам надо хорошо учиться и быть дисциплинированными людьми.

Директор говорил с мягким украинским акцентом. Очень спокойно и уверенно. Но когда кто-то вдруг засмеялся, он так же спокойно и уверенно сказал:

– Выйдите, пожалуйста. Да-да, Вы. Повернитесь лицом к ребятам. За нарушение дисциплины исключаю Вас на три дня из школы. Придете ко мне завтра вместе с родителями.

Стало тихо. Я боялся пошевелиться. Наверное, все остальные ребята тоже. Преподаватели, как мне показалось, изумленно смотрели на нового директора. А, может быть, только показалось. Но я видел, что они совершенно не были готовы к такому повороту событий.

– Теперь каждое утро, – говорил директор, – мы будем начинать с построения в коридорах школы. Я в это время буду с вами разговаривать, а потом все вместе мы будем делать 15-минутную зарядку.

Тогда все в стране делали зарядку. Утреннюю гимнастику несколько раз утром, передавали по радио. Днем же раза два по радио передавали производственную гимнастику. И тогда все прекращали работу, выходили из-за станков или письменных столов и делали упражнения. Вот теперь и нас приобщили к утренней зарядке.

Директор поздравил нас с новым учебным годом и мы, ошеломленные, разошлись по классам. Наш классный руководитель Варвара Михайловна Королева снова, как и в пятом классе, преподавала «Ботанику».

Инна Яковлевна Макарова вела у нас историю. Обычно я запоминал ее рассказ в классе, и дома уже больше учебника не читал. Но оказалось, что она рассказывает не всё, некоторые вещи необходимо было самостоятельно прочесть и выучить дома. К сожалению, у меня иногда не оказывалось времени, чтобы просто прочесть, не то, что выучить. Когда это случалось, я, придя утром в класс, лихорадочно читал неувыученный урок, надеясь на свою память. Чаще всего это помогало.

Юлий Юльевич Мерсио был одновременно преподавателем черчения и военного дела. Он носил полувоенный костюм, был очень деликатен и никогда не делал никому из нас никаких замечаний. Он научил нас чертить карандашом и тушью за что я был ему впоследствии в институте благодарен. А по военному делу мы ходили строем, учили команды, а иногда ходили стрелять из малокалиберной винтовки в подвал нашей школы, где благодаря его усилиям был оборудован тир, где мы и стреляли из положения «лёжа» по мишеням на дистанцию 25 м. В конце года на школьных соревнованиях я выбил 49 из 50 (пять выстрелов) и стал школьным чемпионом. Для меня это было совершенно неожиданно, но никаких последствий это не имело.

Людмила Николаевна Богомолова вела у нас теперь три предмета – арифметику, алгебру и геометрию. По арифметике задачки были трудными, и у меня было ощущение, что она не знает их решения, пока кто-либо из учеников не расскажет, как он решал эту задачку. Но иногда решали неправильно, а она не поправляла, и только когда Миша Лесохин или я говорили, что нам кажется, что решение неверное, что у нас другое решение, она просила нас изложить его и, видимо, доверяя нам, признавала прежнее решение неверным. Она старалась не выглядеть растерянной, но я все равно видел, что она выглядит неуверенной.

А алгебру и геометрию она объясняла из рук вон плохо, и мне приходилось разбираться самому. Видимо, Людмила Николаевна не знала ни алгебры, ни геометрии, а попытка выучить их самостоятельно не была успешной. Так мы целый учебный год и промучились с ней.

После уроков в класс зашли наш пионервожатый и классная руководительница – Варвара Михайловна. Разбили всех на три звена, и меня избрали звеньевым 3-его звена. Мою кандидатуру предложил наш вожатый, а классная руководительница поддержала. Ну и проголосовали единогласно. Потом выбирали в Совет отряда. Избрали трех человек, в том числе Игоря Лопатина. Его выбрали председателем. Игорь сразу сказал, что нужно выпустить газету, и за это надо взяться.

Действительно, скоро появилась стенгазета, а все заметки были написаны почерком Игоря, – он умел быстро писать печатными буквами. А что надо было делать еще, кроме газеты, никто не знал. Поэтому ничего и не делали. Говорили о пионерской дружбе, но если с кем-нибудь я не хотел дружить, я все равно не дружил.

Пионерская работа совершенно не отнимала у меня никакого времени, потому что ничего не нужно было делать, – все предлагал и делал за нас вожатый, видимо, ему давали какие-то стандартные рекомендации.

Например, на торжественную линейку, посвященную празднованию Октябрьской революции, придумывалась кем-то литературно-музыкальная композиция. Один за другим выходили пионеры и читали стихи о стране Советов, нашем счастливом детстве, великом Сталине, эти выступления назывались речевки. Иногда их даже произносили хором несколько человек, а отдельные слова произносила вся линейка вместе. Мы разучивали эти стихи предварительно и репетировали, в каком порядке выходить и произносить их.

Кроме того, выходили группы и пели пионерские песни под музыку, которые они разучивали на уроках музыки. Эти песни были бодрыми и призывали нас любить нашу Родину и нашего великого вождя.

Продолжение следует: http://proza.ru/2013/08/04/257