Долгих лет жизни

                Иван не знал, куда деваться от радости.  Приезжает внук Женечка на каникулы, окончил первый курс медицинской академии, и все экзамены сдал на «хорошо» и «отлично». А через неделю у жены Лизаветы юбилей – 60 лет. Ходит Иван по двору, управляется, а душа поёт.

                - Автобус не проворонь, смотри  на поворот, Женечку надо встретить, тяжело ему, небось, книжки-то тащить будет, подсобить надо! – то и дело выскакивает на крыльцо Лизавета, - А я к Аннушке за молочком побегу, по домашнему молочку внучок соскучился, что городское, а это свеженькое...-

                В доме шум, суета, причитания Лизаветы, - Женечка, худой то какой стал, Господи спаси, поди, не кушал ничего, загубишь себя учебой этой! –
- Это я баба вытянулся просто, такой период возрастной, - отшучивался внук.
- Поправится за лето у нас, на деревенском, откормим, - заверял Лизавету Иван, распечатывая сумки Женечки, - Книг,  сколько у тебя Женя, неужто все прочитал? –
- По этим учебникам я к экзаменам готовился, - Женя вытащил красивый тёмно-синий платок с узорами и протянул Лизавете,- Это баба тебе на день рождения! –
Лизавета растерялась, посмотрела на внука, потом вдруг прижала платок к глазам,  всхлипнула и бросилась на веранду.
- Деда, что с бабулей случилось? – удивился Женя.
- Это от радости она, не забывай, старики мы, вот от радости и смеемся и плачем... – успокоил его Иван.

                На следующий день Женя уехал в райцентр в гости.  Вечером Лизавета ушла к Аннушке, своей сестре, обговаривать подготовку к юбилею. Иван настаивал, чтобы вся родня приехала, гордился он затаенной в душе гордостью  Лизаветой и Женечкой, хотел показать, мол, всё хорошо у нас,  живём не хуже других.
Иван попил чая, прошёл в комнату,  и взгляд его упал на стол, где стопками лежали Женечкины учебники. Он подумал немного, потом надел очки, сел за стол и осторожно открыл самую толстую книгу.
               
                Когда Лизавета пришла, дома было непривычно тихо. Она заглянула в комнату и увидела Ивана за столом с раскрытой книгой. Лизавета удивилась небывалой тяги мужа к знаниям, спросила: - Ты свиней  покормил, али забыл за учёбой-то? –
- Покормил, - буркнул Иван, не отрываясь от чтения.
- Женечка, что сказал, когда приедет? – не отставала жена.
- Позвонил, сказал завтра, Он Андрею в компьютере что-то делать будет, -
ответил Иван.
- Ворота запри,  когда спать будешь ложиться, раз Женечка не приедет, - проворчала Лизавета, недовольная тем, что муж не поинтересовался новостями от Аннушки, и прошла в спальню.
В три часа ночи Лизавета проснулась и увидела свет, проникающий из комнаты.
- Зачитался, уснул, и выключить свет забыл, - встала, вышла из спальни и увидела Ивана за столом, склонившегося над книжкой.
- Ты Иван спятил что ли на старости лет? – изумилась Лизавета.
Иван  закряхтел виновато, закрыл книгу: - Иду уже, иду, ложись, успокойся, не из-за чего шум поднимаешь, ну зачитался, интересно написано про человека, про жисть его... и не подумал бы раньше никогда, а вот... ну ладно, ладно, всё...-

                Теперь Иван старался читать втайне от Лизаветы, но не получалось. Жена впрочем, привыкла к странному занятию мужа, да ей было не до того, суетилась около плиты, стряпала, угощала дорогого единственного внучка всяческими разносолами. Только и слышал Иван голос Лизаветы: - Женечка, тебе блинов сегодня испечь или шанежек с  творогом? Ты в детстве шанежки эти очень любил. –
- Мне всё равно бабуля, что состряпаешь, то и съем, у тебя всё вкусно, получается, - отвечал внук,  который в гараже занимался ремонтом старого  дедушкиного мотоцикла.
      
                Иван приноровился  вставать пораньше, часиков в пять утра, садиться в уголок и познавать неожиданно открытые им тайны человеческой природы.
И только однажды Лизавета высказала своё мнение по отношению нового увлечения мужа. Когда пришла Аннушка, обняла Женечку и, поцеловав,  спросила: - Ну как дела у тебя, студент? –
Лизавета не выдержала и проворчала: - У нас, однако, в доме два студента уже...- и покосилась на Ивана.

                Лизавета ушла в магазин за майонезом  и как всегда  завернула к Аннушке, насчет рецепта салата с крабовыми палочками. Иван  читает: - Клетки стареют в результате накопления повреждений, - и согласно кивает головой.
- Да, - думает он, - Всё верно написано. Вот мотоцикл мой, к примеру, тоже: сотрётся какая деталь или треснет и надо менять, приходит в негодность... Да если бы ещё дороги хорошие были, из-за  неровных дорог всё... А у людей жизненные дороги гладкие разве? Только у мотоцикла деталь заменить можно, а у человека – нет. –

                Вечером Иван спросил внука: - Женя, вот написано у тебя в книгах, что организм наш, стариковский, находится в процессе разрушения, тлена значит, распадаемся,  по-научному мы. Я к тому, что завтра мне Лизавету чествовать надо и желать естественно долгих лет жизни. Я не про то, что не желаю, чтоб она долго жила, наоборот только и думаю об этом. А про то, что неладно выходит, если по- научному смотреть, пожелаю я своей жене значит долгих лет разложения. –

                - Процесс старения начинается деда, - улыбается Женя, - вообще-то после полового созревания уже, а у некоторых людей и раньше, в зависимости от наследственности и факторов среды обитания. А знаешь, деда, ты не говори этих слов, скажи по-другому. –

                - Да уж придётся так...  задумывается Иван, - Скажу по-другому. -


                То и дело хлопали ворота, заливисто лаял Тарзан. Мужики сидели на скамейке, на улице курили, делились деревенскими новостями. О политике молчали,  устали ожидать перемен к лучшему. Напротив дома мужик с косой валил бурьян вокруг давно брошенного хозяевами дома.
- Ты чего это Николай покос здесь устраиваешь, сам бурьян будешь есть или как? Корове вместо сена скормишь? – пошутил Егор, двоюродный брат Ивана, - Иди, посиди, отдохни, покури с нами. –
Николай подошел, поставил литовку рядом и сел.
- Я ведь безработный, на бирже состою, вот  и заставили от биржи деревню благоустраивать, порядок наводить. Работу не дают, говорят, что в деревне вакансий не имеется, а предлагали ехать на обучение газосварщиком. Мне 58 лет, выучусь и на пенсию пойду, смехота. -
Все рассмеялись, но как-то печально и обреченно звучал этот смех. Первым перестал смеяться Егор, сказав: - А раньше как страда начиналась, все от мала до велика в поле были – не хватало рабочих рук...-


                В доме суетились женщины, накрывали стол. Наконец все расселись и устремили взгляды на именинницу, которая отдала незамедлительно мужу распоряжение: -  Ну, давай, Иван, наливай людям, что тянуть ей-богу, истомились все уже, проголодались ожидаючи. –
Когда рюмки были наполнены, все как один посмотрели на Ивана.
- Иван, тебе первому именинницу поздравлять, родней тебя у неё никого не имеется окромя ещё сестрицы, лет сорок вместе-то живете уже? – сказал Егор.
- Тридцать девять лет будет нонче, как вместе... – ответил Иван и встал с рюмкой вина в руке, - Я говорить не мастер, но ради Елизаветы своей могу и сказать речь. Судьба у человека такая: за жизнь свою он много чего теряет, но и много находит. Я вот жену нашёл, Елизавету и вспоминаю тот день, когда её встретил, как самый счастливый в своей жизни. Да, года идут, стареем мы, но для меня Елизавета, сколько бы лет не прошло, остаётся такой же красивой и молодой, как в тот первый день нашей встречи. –
Гости зашумели, захлопали в ладоши.
- Тише, вы, дайте человеку  сказать, - прервал их Егор.
- Так вот я и говорю, конечно, нам всё тяжелее и тяжелее жить становится, старость – не радость, как говорится. Но вдвоём одолеем как-нибудь трудности жизни, да и что нам горевать, когда у нас такой помощник растёт – внучок Женечка.
Желаю я тебе Елизавета, - обернулся он к жене, - всяких благ в жизни и радости, а также активных метаболических процессов жизнедеятельности твоего организма, - сказал Иван и вопросительно посмотрел на внука.
- Ну, ты загнул Иван, - крякнул Егор, разговаривать стал как профессор, вот что значит, внук в медицинской академии учится! –
   
                Все выпили вино, развеселились и стали пробовать угощение. Бабка Липа,  принимая тарелку с салатом и ветчиной из рук Лизаветы,  вздохнула: - Внучок-то твой как доктором станет, может  ноги мои подлечит, совсем плохие стали, еле хожу. –

- Что тебе ноги, баба Липа, - крикливо прервала её соседка, - У тебя дочка Татьяна, как огонь, и у себя управится, и к тебе прибежит, порядок наведёт. Ты как у Христа за пазухой живёшь при ней. –
- Да это-то так, только неохота мне как бревну на кровати лежать, хоть бы по дому своими ногами передвигаться, –  и перевела разговор на еду, - Это, что за салат Лизавета такой вкусный, первый раз  пробую... –


              Вот и гости разошлись, убрано всё со стола, рядом с учебниками Женечки сложены подарки. Женечка уехал опять к Андрею, Лизавета отдыхает в спальне. Иван присаживается за стол, но книгу не открывает, а сидит и смотрит в окно на ночное небо. Оно  тёмное бездонное, пугающее своей таинственностью и величием.
 Иван берёт карандаш и на краешке газеты рисует сначала точку потом прямую линию. На конце линии, вздохнув, ставит крестик. Потом подумав, немного,  рисует на линии идущего человечка, поближе к крестику.
Из спальни выходит Лизавета и садится рядом. Иван прикрывает торопливо рисунок рукой.
Лизавета смотрит на него каким-то внимательно-заботливым взглядом: - Ты спать-то будешь ложиться али нет, Ваня? Устал, небось...-
Иван удивился, жена давно не звала его так – Ваня. Всё больше Иван или дед.
- Не спится что-то, - признался он жене.
Лизавета помолчала, смахнула невидимую пылинку со стола и начала осторожно говорить: - Вот ты, Ваня, с Женечкой разговаривал насчёт старости, что мы старые теперь, по-научному не живём, а разлагаемся, превращаемся в тлен. Может оно и так, а нам с тобой, Ваня, хоть как, а жить надо, не можем мы умереть, пока не поставим на ноги Женечку – выучим, женим. Ведь кроме нас нет у него никого, не к кому ему в беде и голову преклонить... –
- И выучим, и женим Лизавета, всё будет нормально, парень он у нас серьёзный умный, что нам беспокоиться за него, – ободряюще проговорил Иван.
- Смирёный он у нас, Ваня.  Повесится какая-нибудь на него и погубит... Ты бы с ним поговорил насчёт женитьбы, что дело это серьёзное. Пропадёт Женечка, окрутит его, какая шалава и конец... -  тихо  печально сказала Лизавета.
- В таких делах молодые стариков не слушают, понравится какая и не отобьёшь ничем. Разве ты не знаешь?  Сама-то как замуж выходила, все:  и родители твои,  и родня не хотели меня, а ты пошла всё же против их воли. –
- Так то дед с бабкой мои восстали. Они верующие были, хотели, чтоб я за немца вышла, за своего, запрещали за русского. А Аннушка, сестра за тебя была, помнишь, записки тебе мои приносила?..  Охота мне, чтоб у Женечки все хорошо было в жизни. -

- А что тогда мы  всё о плохом раскаркались, вот и будем жить и надеяться на хорошее. И так парень горя хватил, без матери рос... – Иван замолчал и опустил голову, потом сказал Лизавете, - Ты иди, спи,  ног, поди, под собой не чуешь с этим юбилеем, отдыхай, наработалась за день как за месяц. –

                Лизавета ушла, а Иван снова посмотрел на свой рисунок. Эта неровная, проведённая карандашом линия, для Ивана, его жизнь. Он видит на ней всё: каждый год, каждый день.
                Помнит свадьбу, весёлую, многолюдную, песни и пляски под заливистые звуки гармошки, застолье... Лиза сидит рядом, смущенно улыбается всем, и он счастливый от понимания того, что она теперь всегда будет рядом с ним, они будут идти по жизни вместе рука об руку. Всегда, каждый день, всю жизнь...
Потом родилась дочь - Светлана. Точь-в-точь похожая на  мать. В душе Ивана родилось чувство ответственности за ребёнка. Каждый вечер, после работы он спешил домой, чтобы в первую очередь подойти к кроватки, осторожно взять на руки дочурку и почувствовать тепло её тельца, задохнуться на мгновение приливом нежности и любви к этому дорогому маленькому и беспомощному существу.
Годы пролетели незаметно. Вот уж дочка как-то внезапно превратилась из подростка в девушку с большими серыми глазами и длинной русой косой.
Кто же не хочет счастья своей дочери?  И Иван, видя как заглядываются на Светлану деревенские парни, уже думал о свадьбе, прикидывал где  и как будут жить молодые. Но Светлана после окончания школы решила поехать учиться в город. Там познакомилась с парнем, вышла замуж, но развелась, не прожив и года. Вернулась в деревню стала работать бухгалтером. Учёбу не бросила-  перевелась на заочное отделение. У Ивана снова радость- родился внучек Женечка.
             Иван  тихонько встаёт и проходит в спальню. Лизавета спит. Иван осторожно, чтобы не скрипнула входная дверь, открывает её и выходит из дома. Садится на крыльцо и закуривает. Он до сих пор не может понять за что наказала их судьба, отняла дочь. Женечки был годик, когда Светлана поехала на сессию в город. Возвращаясь домой она попала в автокатастрофу. Смерть наступила мгновенно.
Иван заходит в дом и снова садится за стол. Прошлое не вернуть, не изменить. И не забыть, невозможно забыть.
Он снова погружается в воспоминания.

                Вот маленький Женечка спит, а Иван с Лизаветой копают картошку в огороде, и радуются, что выпал такой светлый тёплый денёк. Картошку насыпают в большую кучу, посреди огорода. Куча всё растет, картошка уродилась крупная и в гнезде  много – не сосчитать. Ждали дочь Светлану, она позвонила, что едет: - Передайте Женечке, мама везёт ему подарок, за то, что он слушался деда с бабой,  - закончила она и  счастливо засмеялась, - Да вы не копайте картошку без меня, приеду – выкопаем. Хорошую погоду  на всю неделю обещают. –

                Иван вспоминает, как бежал он на огород, где Лизавета перебирала картошку. Как она оторвалась от работы, при виде его и крикнула: - Светланка приехала что ли? – а потом, рассмотрев его бледное лицо и трясущиеся губы, разогнулась, встала, встревожено спросила: - Господи, да что с тобой?  Что? -
Он остановился и сказал с трудом, хватая ртом воздух, словно задыхаясь, выталкивая слова: - Авария на дороге случилась, Светлана... –

                Лицо Лизаветы застыло, он видел только большие широко раскрытые её глаза: - Живая? – в её голосе был страх, мольба и надежда.
Иван молчал, у него не было сил ответить на её вопрос. И Лизавета всё поняла. Она застонала и упала на картошку.
Иван вёл в дом Лизавету, точнее тащил, обхватив безжизненное тело жены,  и не видел, и не слышал ничего вокруг,  кроме обрушившегося на них неожиданного нелепого, непонятного, но страшного,  разрывающего сердце горя.

                У Лизаветы отнялись ноги. Врачи сказали, что это временно, пройдёт, в больницу везти не надо. Иван садился на кровать, молча, растирал жене поясницу, ноги, а она смотрела на него и плакала. Иван её рыдающую не успокаивал (пусть выплачется, может, полегчает) и только обнимал и крепко прижимал к своей груди.

                *    *    *

                Весь месяц август прошёл в суматохе, бесконечных поездках в райцентр, ходьбы по магазинам. Женечка первого сентября идёт в школу, в первый класс. Всё, купленное ему к школе внимательно рассматривалось. Лизавета с Женечкой в сотый раз перебирали учебники, тетрадки, альбомы, цветную бумагу, карандаши, краски, ручки. Лизавета то и дело бегала к Татьяне Алексеевне, будущей учительнице внука, узнать всё ли они приготовили, не забыли ли чего.
               
                И вот первое сентября. По дороге в школу идут торжественно Иван, Лизавета и Женечка. Женечка посередине с большим букетом цветов, Иван с портфелем и Лизавета, порывающаяся взять внука за руку. Иван  останавливает её словами:  - Ты, что Лизавета позоришь парня? Он не дитё малое, чтоб за руку с тобой идти, он теперь – школьник! –

                *    *    *

                Лизавета только что ушла в магазин, и  через несколько минут позвонил Женя, сообщил радостную весть  о поступлении в  медицинскую академию.  Иван не стал дожидаться прихода жены, побежал в магазин.  Лизавета как раз делала покупки, когда он появился у прилавка.
- Лизавета, Женечка звонил, поступил, говорит. Зачислили его на первый курс в академию. Вот так... – выпалил Иван,  и ему сразу стало легче, - Ты тут бери, что надо, а я тебя возле магазина подожду. –

                Вышла Лизавета, сияет вся: - Ну, слава Богу, приняли. Переживал Женечка, как переживал, рад, поди, радёхонек! Ну, теперь всё позади, приняли, будет учиться... – встрепенулась, сунула сумку Ивану в руки, - Тут я пива тебе купила бутылочку жигулёвского, ты иди домой, а я к Аннушке забегу, сообщу ей новость про Женечку, если суп не хочешь, то в духовке караси жареные... Курево -то есть у тебя? А я быстро, скажу, чтоб не волновалась и назад. –
                Иван посмотрел ещё раз на счастливое лицо Лизаветы и пошёл домой.
- Больше ничего не сказал Женечка? – крикнула Лизавета остановившись.
- Ничего, он вечером позвонит, тогда обскажет всё, некогда ему сейчас было говорить, -  ответил Иван.

                И все,  кто повстречался на пути Лизаветы, пока она дошла до Аннушки, уже знали, что их Женечка поступил в медицинскую академию.

                Иван пришёл домой, но обедать без Лизаветы не стал.
Он вспомнил маленького Женечку, которого застал плачущим около дома.
- Что ты, - бросился к нему Иван, - Расшибся  что ли или обидел тебя кто?! –

- Дениска говорит, - всхлипнул Женечка, - что я сирота, что моя мамка умерла и её в землю закопали... –

Иван, молча, взял внука на руки и понёс в дом.  Он не знал, что ответить внуку, это знал маленький Женечка. Он обнял деда за шею и убежденно сказал: – Я как вырасту большой, мамку откопаю и никого не дам в землю закапывать больше. –

                -  Вот и сбылась твоя мечта Женечка, - подумал Иван, - Будешь людей лечить, спасать от смерти. –

                *    *    *

                Холодным осенним вечером моросил дождь, ветер гонял по небу низкие почти чёрные облака. В окно постучали, и Иван вышел на улицу.
- Слыш, Иван! – подскочил к нему управляющий фермой Семёныч,  - племянница моя  рожает, а фельдшер опасается за неё, говорит срочно в райцентр надо, в больницу. Ты бы не отвёз на газике, а? –
- Сейчас оденусь, заведу машину и подъеду, какой разговор, - коротко ответил Иван, -  я быстро. –
- Ну, спасибо тебе, Иван, - облегченно вздохнул Семеныч, побегу, скажу, чтоб собирались, спасибо тебе, век помнить буду... –

                Иван крутил руль, машина елозила по мокрой закоченевшей земле колёсами. На заднем сиденье стонала женщина. Фельдшер держала её за плечи и ровным спокойным голосом уговаривала: - Ничего страшного, приедем сейчас, там уже ждут тебя, я позвонила. Родится у тебя дитё, будет прибавление в семействе. -
Женщина, сдерживая боль, улыбалась в ответ: - Потерплю, небось не в первый раз, ради дитя своего стерпеть всё можно... –
      
                Мотор заглох, газик остановился посреди дороги. Фельдшер с тревогой посмотрела на Ивана. Иван обернулся и сказал: - Я сейчас, подождите минуту. – Он взял ключи,  кинул ватник под машину и лёг на него.  Холодных ветер пронизывает насквозь тело Ивана, ключ срывается с липкого от грязи болта. Он чувствует как кто-то невидимый, страшный стоит рядом и ждёт, беззвучно смеясь. Иван знает кто это, и сжав зубы отчаянно и злобно хрипит ей: - Опять пришла, шастаешь по дорогам, губишь людей...
Не получится, не дам! Я не дам, слышишь, проклятая, уходи! Мало тебе, что Светланку мою забрала, стерва! –
               
                И когда он залез в машину, потёр окоченевшие грязные руки тряпкой, посмотрел на притихших женщин, уверенно сказав: - Ну, всё, сейчас поедем! – он сомневался в своих словах, но других произнести просто не мог. Мотор чихнул и заработал и Иван поверил в Бога. Может не в Бога, который нарисован в церкви на иконах, но в какие-то сверхъестественные силы, которые приходят на помощь, когда человеческая боль и отчаяние  достигают предела.

                *    *    *


                Иван двигается по линии, нарисованной карандашом на полях газеты дальше.

-Да, - думает он, -  тело наше стареет, разрушается, превращается в тлен, а душа остаётся молодой, всё также страдает, любит, радуется, надеется. Душа не стареет, она вечна.  Она не умирает с телом, не  должна умереть. Иван  берёт карандаш и уверенно проводит от крестика стрелочку вверх.
Потом снова смотрит в окно на ночное небо. Оно больше не кажется ему таким далёким  и  неизвестным,  оно стало ближе и понятнее, и Иван  улыбается ему.