Гримасы моей абсорбции

Вениамин Додин
ГРИМАСЯ МОЕЙ АБСОРБЦИИ

    …Вал телефонных угроз, - рухнув на нас тотчас после выхода в свет журнала «РОДИНА» с «Последним свидетелем» (7/1990), - так и не затихал. Усилился он выступлениями в нём популярных российских, военных в том числе, историков и в особенности публикацией интервью с главным редактором ДОЛМАТОВЫМ великого европейского журналиста МОНТАНЕЛЛИ. Ну и с нарочито назойливыми повторениями скандального сюжета по теле- и радиопрограммам. Угрозы одновременно приходили и почтой. Занятным было лишь то, что параллельно злобным анонимкам с обещаниями "разобраться" и замочить автора за раскрытие в Последнем свидетеле одной из множества шокирующих квасных русских патриотов тайных встреч Parteigenosse Сталина с Гитлером.

Конечно, силу набирал и поток писем читателей других моих опусов. И последнего из них "Волчина" (НАУКА И ЖИЗНЬ, 4/1990) о моём действительно счастливом житии вдвоем со зверем в удивительно прекрасной и издревле свободной от охлоса Приенисейской горной тайге. Популярнейший этот московский журнал, выходивший тогда немыслимым (2,5 млн.!) тиражом, вот уже 30 лет публиковал и мои "Сибирские рассказы" (по началу написанные в каторжном лагере и в редакцию отсылаемые добрыми людьми). И никакие жалкие ручьи пасквильных писулек не могли пересилить текущих в наш и без того наполненный корреспонденцией дом потоков писем нормальных россиян, благодарных мне хотя бы только за мироносность моих повествований.

Конечно же, после 4-х воистину страшных вечерних, - одной за другой, - радиопередач о "Бакинском этапе" (Радио РОССИЯ, 21-24 декабря того же 1990 г.), коих начало приурочено было покойным инициатором передач Иваном Павловичем Алексахиным к тезоименитству незабвенного палача народов, что-то изменилось. И наряду с угрожающими монологами уже и официальных учреждений с теми же погромными звонками и матерщиною по почте начали приходить письма, которые иначе как защитительными, поддерживающими нас не назвать.
 
Оторвавшись в январе 1991 года от мерзкой действительности на прощальную трехнедельную командировку в любимые зимние Забайкалье, на Камчатку и в Приангарье, я забыл было об угрозах. Тем занятнее прозвучало телефонное выступление некоего товарища, которое настигло меня в третьем часу ночи 27-го января – последней ночи в Москве перед отлетом в Будапешт. Хорошо поставленным и, главное, узнаваемым голосом он поздравил меня с предстоящим "выдворением из СССР", пообещав, что "там, куда вас отправляют, вас встретят не менее тепло, чем проводят из СССР". И что "именно там, где вы меньше всего ожидаете, вас быстро отучат от привычки поднимать хвост на святая святых человечества – коммунистическую идеологию и ее завоевания. Заодно ознакомив со смыслом депортации!"

И я вновь, как некоторое время назад, посмеялся про себя над незадачливым "анонимом" из органов, все еще полагая, что хорошо смеется тот, кто смеется последним. В том, что не все так уж и смешно, я убедился уже вечером 28-го в Шереметьево, где у нас, 4-х взрослых и 3-х детей, пропустили 6 из очень скромных 11 багажных мест с нашим имуществом. А это было все, что взято нами с собой в новую жизнь… В отличие от гор барахла, прихваченного попутчиками – ярыми, как впоследствии оказалось, и того не скрывавшими сионистами-патриотами места назначения, громогласно - на улицу, с ударами горстью по сердцу, - молившимися. То и дело театрально налагавшими на себя новенькие тфилим. И даже шествуя торжественно в самолётный туалет, укутавшись будто только что отглаженными талитами.
 
Слепому видно было, что все они, наконец, ценою немыслимых потерь вырвались из ненавистной им проклятой тюрьмы России. И мгновения считают до предстоящей долгожданной встречи с любимой и желанной исторической родиной Израилем.

Не пропущенное таможней забрали провожавшие. Хотя улетающими соседями были попытки подобрать его и прихватить…дружески…
   
…И уж вовсе не смешным оказался спектакль, разыгранный позднее устремлёнными на историческую родину теми же попутчиками нашими, когда нас приняли и разместили в пункте пересадки. Предки их наверняка столетиями во всей бесконечности диаспоры кончали вечернюю молитву исходившим из глубины их сердец воплем: "Через год – в Иерусалиме!". Потомки отличились в Будапеште – через него все мы летели в Израиль.

Ночью, когда внуки и дети уснули, к нам в гостиничный номер ворвалась орущая толпа соседей по самолёту. Не извинившись, - всё же состоявшиеся уже по Закону о возвращении граждане Израиля и естественно израильские патриоты, в полёте с гордостью демонстрировавшие нам справки о пребывании в  отказе, - разразились было неразборчивым гвалтом. Тему которого сразу понять не получалось. Потом до нас начали доходить отдельные фразы. И мы узнали из них… что ИМЕННО МЫ, - супруга моя Нина ОТТОВНА в частности, - н е м е д л е н н о ! – д о л ж н ы(!)  в ы з в а т ь   г е р м а н с к о г о   к о н с у л а  и  н е м е д л е н н о  д о л ж н ы(!)  потребовать от него отправки всех  и х,  ну, и нас тоже, в Германию… В Европу, в Аме-е-ерику, наконец!... Действительно… Не лететь же сломя голову  ц и в и л и з о в а н н ы м  людям в КАМЕННЫЙ ВЕК засранной Израиловки! Да под советские "СКАД"ы!... В войну-у!... В кро-ов! (До детдомовской вольницы с пяти лет, автор успел быть воспитанным родителями в уважении хотя бы к собственному народу, потому здесь несколько смягчает диалоги).

Тем не менее, никогда, никогда не испытывал такого стыда перед собою за сопричастность к племени этой мрази За родство ей по крови. Стыда такого не переживал перед ржавшими от наслаждения ситуацией парнями-автоматчиками из венгерского Секъюрити, будто охранявшими нас от… несуществующих террористов, но не от вполне реальной мерзости...

О том, как стыдно было перед  женой  м о е й ,  н е м к о й  по родителю, не рассказать... Только вчера бросили подонки занедужившую истинную родину. РОДИНУ ПРОСТО. Сменили ее на "историческую". И она приняла их авансом, - не глядя, вслепую, - заведомых ненавистников, предателей, трусов, сбежавших из России, где жировали. Сбежавших из-за одного лишь провокационного слуха, - распространяемого ТЕМ ПОХВАЛЯВШИМСЯ ВПОСЛЕДСТВИИ НАТИВОМ, - О МАРШЕ "васильевских штурмовиков" по Москве!...
   
 ... Нина оттолкнула меня от бесновавшегося стада. Попросила его из номера. Встала перед ним. Сказала будто в пустоту:
    - Мы - в Святую  д л я  н а с  Землю. Летим с солдатами. А вы - Во-он! –
    И прикрыла двери...
    Не прошел номер…

Полёт продолжается.
Летим.
Прилипшие к иллюминаторам физиономии сионистов…. И хоть на одном патриотическом затылке краска стыда за случившееся в Будапеште.

               
                *      *      *

... Аэропорт "Бен Гурион". Верхняя площадка трапа. В мире ночь. Тьма. Моросящий дождь смазывает в мокром асфальте синие маскировочные огни. Снизу - от трапа – крики. Спускаемся. Выхваченные светом служебных фонариков фрагменты толпы: злобные морды, дёргающиеся руки с размокшими афишками. На них... бляхи-мухи! - мои портреты куда как более полувековой давности: фас, профиль, цифры на планке – тюремные Лубянские снимки! Как оказались они у митингующей публички? Она, что – на содержании у ГБ?! Здесь?!
Проходим.
Вопль:
      - Ухаловныки – Геть с нашахо Изгаилю!
и
     - Тавагыша Сталина позогыш?!

Все то же, что там у посольств стран – поджигателей войны. И провокаторы те же. Ясно: "наши" московские "файнблаты" скомандовали теперь уже тоже нашим здешним сходу "отучить меня поднимать хвост". Но эти-то – они кто?  Неужели евреи? Не арабы же?... По "ухаловныкау" – наши! Конотопские вроде. И по настырной хамовитости оттуда...
   
...Тут, сбив охлу, набежала полиция. И тотчас же окружили восточные физиономии... Мгновенная, но быстро ушедшая обида: в кои-то века прилетел во, вроде бы, свою страну, к своему, вроде бы, народу..., и сердце забилось счастливо от вида… раскосых глаз не своих дипломатов и корреспондентов...
    Но не только азиаты, и не одна  о х л а  встречала нас той ночью. Когда проводил японцев, прежде всех понявших, что мы прилетели не к ним, а в свое еврейское государство, к нам подошел израильский офицер. Представился устало на хорошем, с акцентом, однако, русском языке:
    - Простите! Моше Горштейн, дежурный по аэропорту!... Вот, наблюдаю за вами… Признаюсь, гадал: с ними, с японцами уедете, или останетесь с нами? Приятно очень, что остались! Хотя после такой встречи имели право уехать к ним... Куда отвезти вас? Как?! У вас друзей здесь нет? И родственников? Ну-у, вы – герои, не отчалив с японцами! Ладно. Обождите минут сорок – кончу дежурство, подъеду за вами. Пока!
    Мы "обождали", конечно: нам нужно было еще оформить наш приезд.
    Через сорок минут Моше помогал нам втискивать в микроавтобус-такси наше барахло. Потом внуков моих рассадил в своем "Пежо". Порассовал и нас: кого в такси к чемоданам и постелям, кого к мальчишкам.

Выпадали в косую завесу дождя, вынырнув из-под низких облаков и тускло освещая их, наши родные "СКАД"ы. Под дождем ошпаренными тараканами туда-сюда шныряли соседи по будапештской гостинице – братья-сионисты. Мельтешливо рассаживались по личным - родственников и друзей наверно -  машинам и по маршруткам -  а л и я т ь  аж к Иерусалиму. Часом раньше, увидав на трапе встречающих нас японцев, воспряли, но ушли понуро, ничего не поняв – кроме того, что и тут не светит.
Тут только спохватился: кто же это пропустил "митинговальщиков" к трапу, в закрытую зону до пограничного контроля?! Да еще к самолету, объекту особой охраны?! Хваленые израильские спецслужбы? Быть не может, чтобы они – больно топорна работа! Тогда что же - наши?! Младшие братишки старшего брательника?... Я тогда представить не мог, какой кузнечной выделки перлы будут выдавать чьи-то службы в Иерусалиме.
    Коллега Горштейна по дежурству, тоже старший офицер, по поводу шабаша у трапа посмеялся. А посерьезнев, сказал:
- Предельно осторожнее держите себя! Наши леваки не просто так содержат единственный, пожалуй, на планете показательный зверинец просталинского говна. Собирать-то его начали еще задолго до образования государства. А само его засылали сюда дивизиями, а после 1948 года – корпусами. Когда же Сталина умерли, к нам рванулись армии этой сволочи – с семьями и с недострелянными дедушками-прокурорами и заведующими кафедрами марксизма-ленинизма. Убегали от призрака немедленной расправы – думали коты, чье мясо ели! А здесь – оклемались. И теперь маршируют под красными флагами. Сталину осанну поют. Их братьев-нацистов придавили Нюрнбергом. И "Хорста Весселя" там не слышно пока. А эти распевают "интернационал" и Широку страну родную…И хоть бы что. А виноваты вы, вы – россияне: не запретили их, позволили разбежаться,  и к стенке не поставили. Вышвырнули к нам живыми, без пуль в загривках. Вот они и распоясались. А сменив у нас тут партбилеты на кипы, совсем озверели и, убедясь в безнаказанности, потянулись вновь к  ч е л о в е ч и н е,  к  крови, как в России…
 Мама моя оттуда, а вот папа из Марокко; когда-то они приняли его как гитлеровцы "принимали" евреев в своих освенцимах! Впечатлений о том - на всю жизнь. Даже на детей и внуков хватает...
    А вы с вашей биографией – с тюремными из Москвы фотографиями - вы им самые опасные враги! Вы же живые и активные свидетели и собственных их преступлений! Остерегайтесь мерзавцев этих!... Тем более, что у них в кнессете командуют парадом оголтелые сионо-большевики, воспитывающие не только свой электорат, но и собственных отпрысков не где-нибудь - в самых одиозных Московских учебных заведениях Лубянки или Ходынки даже (Аквариум. - В.Д.). Статьи в ОКНАХ по материалам ОСОБЫХ ПАПОК ЦК КПСС (Зеев Бар-Селла. СТАЖЕРЫ КГБ. Вильнер, Гужански, многие другие. Имя им легион).
     Он вдруг просительно улыбнулся, показав совершенно рекламные, белоснежные, даже в свете кенкет отдающие голубизной великолепные зубы:
     - Вы на афишке не распишетесь? - И протянул веером несколько экземпляров с разными нашими снимками.- Спасибо!... Вы надеждами не тешьтесь: они вниманием вас не оставят и... пообещают еще больше... Барух хаба! И хаг самеах!    
     Он исчез. Вернулся тут же:
     - Еще пожалуйста!... Здесь... И вот здесь... И на этих. Спасибо! Спасибо!... Эти для – братьев, и для мамы, и для отца... Они благодарны будут… довольны (?!). Спасибо!... А шпана… она дело своё делать будет. Гадить будет,- готовьтесь!
   
Вот такое неожиданное завершение торжественной встречи Вениамина бен Залмана на Земле Отцовых Предков. Все происходило "как в лучших домах"…
А в ушах стояли ещё матюги по-конотопски. И даже мною нежданное именно тут, на земле Израиля, орание-скандирование хором: чтоб не забывал :
- Назад, ж и д я г а! Назад! Убигайся ж и д о к  п а г х а т ы й … в свою… Гассию...

Чего уж скажешь?
Только Барух хаба!


         …Офицер Моше привёз нас семерых к себе в крохотную квартирку – к жене и трём девочкам… До подыскания съёмного жилья жили у них…   

                *      *      *


... Да, знакомец Моше Горштейна как в воду глядел! Чем-чем, вниманием меня обеспечили.
    В первый же день, - когда после полумесяца жизни у приютивших нас израильтян мы наконец обосновались на съемной дыре по улице Шмуэль ха Нави, - заработал телефон – но лишь "на вход". И отработанными еще там, на старой родине, голосами конотопские "хекальщики" приступили к своей профессиональной деятельности: весь свой законный восьмичасовой рабочий день оповещали нас о "скором пришествии уготованным мне и моим мамзерам Божьих и в первую очерель земных кар". Предвидя этот вал поздравлений с приветами – теперь я окончательно понял, что не от московского КГБ, - сутками я писал их на магнитофон и тут же, свеженькими, передавал моим японцам: мне очень нужны были деньги – мы же были выкинуты из Москвы голенькими! - и телефонные провокации, мною фиксируемые, оказались буквально манною небесной для нашего бюджета! Спасибо! Спасибо вам, засранцы!               
    Но считая доллары, капавшие на мой счет от щедрот чьих-то спецслужб, я начал задумываться: это что же,- в стране безработица такая? Иначе... почему столько рабочего возраста и буйволиной стати мужиков заняты исключительно добыванием для меня популярности тех же японских СМИ и СМИ стран мира, лихо раскупающих у Киото ньюс эксклюзив "имени мине"? Или платят им, как космонавтам?!
    Чуть позже убедился: нет, не платят. Обещают платить. Ведь о рабочих местах для иммигрантов не просто никто не озаботился, о них думать не думают! И безработные олим хадашим, - вновь поднявшиеся, - названивают нам. А местная молодежь явно не с "русской улицы", по полдня разъезжая на казенных, по всей вероятности, машинах, фотографирует меня из их окон через добротнейшую оптику, когда я медленно, приветствуя их приподнятием соломенной шляпы, поднимаюсь вверх по улице Бар-Илан к телестудиям. Так это проделывала "спецслужба" семьи Флейшеров– Файнблатов (См. БАКИНСКИЙ ЭТАП) после моего радиоинтервью, начавшегося 21 декабря. Я ведь сразу догадался, что это именно их работа. И в ссылку в 1957 были мы ими загнаны!
    Только сил семейка за эти годы после Рапопортовских расстрелов порастеряла. (См. там же).
    У меня даже было чувство, что следили за мной те же самые "ребята", что и в Москве. У них, видимо, т о ж е  было двойное гражданство... И они "вели" меня здесь, как там. Не очень понятно: куда и зачем? Интересно, присматривает ли за ними  н а ш а, израильская спецслужба? Если сама их не направляет... Главное: есть ли необходимость их остерегаться? И как от них остеречься, не зная, кто же они на самом деле?
    
Друг наш московский Владимир Яковлевич Мартенс (из Мартенсов, освоивших для России допетровский Урал), - режиссер Малого Академического театра, в последние минуты перед нашим отлетом в Израиль передает мне два письма в Иерусалим. Они – отцам Алексиям. Одно – клиру "Московской" православии, другое – православии "Заграничной". Знакомит предварительно с их содержанием. "Московского" священника "от имени и по поручению" всей труппы благодарит за "истинно русское гостеприимство", когда весною она во главе с Владимиром Яковлевичем привезла в Израиль "Вишневый сад". Его "Зарубежного" оппонента – за то же. И еще за "святое крещение" в тот приезд всех членов труппы в тивериадской резиденции. И так же – от коллектива театра – приглашает того и другого, но в разное впемя – в гости в Москву. При этом умоляет меня: только, Бога ради, не перепутай письма,- две церкви грызутся друг с другом насмерть!
    В первые же дни помчался выполнять многочисленные поручения. И мартенсовские – тоже. И чуть было не дал ляпа. Но обошлось. Передал письма. Адресаты несказанно радовались вниманию одного из руководителей известнейшего театра планеты. Не знали куда и как меня усадить, чем угощать... Плакали... И явно стеснялись своей чистенькой нищеты: у одних некогда организовавшая их паства давным-давно улеглась по Галиполийским, Французским и Калифорнийским кладбищам, у других – российская, занята была: растаскивая на лавтаки, делила Россию.
    Один из познакомившихся с нами "заграничных" служителей               о. Андроник, настоятель Нагорной церкви, заставил таки после трапезы залезть всем в свою довольно тесную машину. И на ней день и вечер возил нас интереснейшей "экскурсией" по Святому Граду и по его не менее святым окрестностям. Время от времени заводя в одному ему известные маленькие и уютнейшие "кафушки". Как у нас в Манитобе, говорил: чайку попить.
    Так славно было неназойливое это приобщение нас истории  н а- ш е й  "ненашим" гидом, в миру профессором искусствоведения... Так волнующе...
    Вот только непрерывно следовавшие нам по пятам все те же вьюноши в машинах отравляли удовольствие. Вели они себя нагло, демонстративно "подсекая" нас и беспрерывно фотографируя. Правда, они не знали, что и их ведут ассы японских агентств, запечетлевая слежку за нами дюжиною дотошнейших камер… в качестве деталей вживания нашего в Левант… Любезнейший наш проводник по-своему оправдывал соглядатаев: местные клерикалы в панике, их, за такие деньги и с таким трудом завозимая сюда, еврейская паства стремительно разбегается по христианским церквам. Запреты Шамира на эмиграцию умножают ряды прозелитов... Мы стараемся власти не раздражать. Ну, а католики – они стадами крестят  б ы в ш и х  иудеев... Оборотитеся-ка: и эти фотографируют!... Месяцем позже, когда японцы начали отрабатывать съемки для телесериалов о нашем "вживании" в Израиль, нам с Ниной пришлось пережить очень неприятные часы просмотра отснятого ими материала: тех самых "измашинных" слежений за нами неких пока не опознанных зло- или доброумышленников, в свою очередь... скрупулезно фиксируемых дюжиною профессиональных телешоуменов страны восходящего солнца.
     Кто за нами следил? Зачем?   Задачу даже решал: противно такое или смешно?
       Рассказал об этом моему родичу – генералу полиции Давиду Додину . Приглашенные им его коллеги на наших глазах провели пристрастнейшее - естественно, беспристрастно – объективнейшее из всех возможныъх расследование "чьих-то" противоправных, как оказалось, действий (в Израиле, оказывается, запрещено кого-либо фотографировать без его разрешения!). 
    Вызывались и при нас допрашивались какие-то мужики. И сами они меня допрашивали, уточняя ситуации и выверяя факты. "Кино" длилось часа три. Наконец вердикт: "Это – не наши".
    Ну, слава Богу! Тогда все о-кей! Тогда порядок! Беседер тогда!...
    Но! Но если это "не наши", то чьи?! – А... ихние, оттуда – отвечают. Откуда "оттуда"? Из России? Из Берега Слоновой Кости? Или из единственной дружественной нам державы - Микронезии? И "ваши" (в смысле наши) их в упор до теперь не видели?! Тогда нас всех поздравить остается: мы, оказывается, уже почти не Левант какой-нибудь, а прямо Швейцария! Благословенная страна, где во все времена так свободно и комфортно располагаются все разведслужбы даже самых ленивых режимов. И не на ниве экономики, а... таким вот образом. "Шейн!" сказала бы на идиш Бабушка.
    Я окончательно уверился, что все эти "штучки" прямое продолжение московского обещания: "именно там, где вы меньше всего этого ожидаете, вас быстро отучат поднимать хвост на святая святых человечества...". Да, Рапопорт, прокурор Волжской военной флотилии (см. "Бакинский этап"), земля ему пухом, славно отделал семейку!
    …Ну, да ладно. Дни бежали стремительно. Тут как раз наша пресса не выдержала напора японской: позу "губы сковородником" сменили маской искреннего"участия" в нашей судьбе. Будто не было никогда полосных полу-пасквилей с теми же тюремными фото. Будто не намекалось "на   у г о л о в н ы й  характер преступлений", за которые и положены вынесенные мне приговоры по  У г о л о в н о м у  к о д е к с у  (как будто в СССР существовал кодекс политических преступлений!). За те же беспорядки на Бакинском этапе, например (?!). Ведь в нефтеналивных баржах Этапа из Баку, оказалось, люди гибли не по произволу властей. Не от организованного ими голода и удушения! Они, якобы, стали жертвой "неумелых действий руководящих чиновников БЕЗЫМЯНЛАГа и мятежа, поднятого антикоммунистическими... бандитами". Вот это вот "свидетельство" и раскрыло его авторов. Ведь именно оно – слово в слово – было записано в протоколе допроса Флейшера Макса Шлемовича, бывшего начальником Безымянлаговского продснаба во время движения Бакинского этапа. Допрос вел Моисей Саулович Минкин, помощник Рапопорта. Я видел тот протокол. Мне врезалось в память выражение: "поднятого  а н т и к о м м у н и с т  и ч е с к и м и  бандитами". Его же вспомнил и Минкин, когда мы встретились через много лет.
И Минкин, и проведенное нами в 1956 году расследование, и материалы архива Главного Управления пограничных войск МГБ СССР показали: в 1945 году большая группа "ведущих" офицеров НКВД направлена была на Ближний Восток в распоряжение... Хаганы! В этой группе вполне могли быть и Макс Шлемович Флейшер, и политотделец Азербайджанского Управления НКВД Файнблат, сопровождавший этап из Баку. Напомню: К.Л.  Файнблат (имя и отчество его в документах не расшифровывались) – зять Натана Шлемовича Флейшера, брата Макса Шлемовича. И, может, жив курилка? И родня его жива-здорова? Как же тогда с их  р а с с т р е л о м  грозным прокурором?! Как с возмездием?! Как с истиной: "Бессовестных судят бездушные"?! Фантазии Моисея Сауловича Минкина и Галины Белой, сестры Иды Исааковны Волынской (Начальника медсанслужбы Безымянлага)? Никоим образом: в 1956 году Сергей Егорович Егоров, заместитель министра внутренних дел СССР, отыскал для меня "Дело", которое    
в 1943-1944 годах вел Илья Соломонович Рапопорт, прокурор Волжской военной флотилии. В нем был приговор: всю эту мразь расстрелять...
    Значит, помилование... с отправкой на... Ближневосточный фронт?! Нет! Эту сволочь конечно же расстреляли. Но наверняка в Палестину  с подачи НКВД слиняла и состоявшая с ней "в деле" ее мишпоха. По принадлежности, еще до начала "репатриации", рванули сюда и толпы воров "в законе", прихватив артельные общаки, уверенные: свои не выдадут!  Не ошиблись: здесь всех по-новой регистрировали. Предупреждали: вскоре понадобятся. Напрямую – в ЛЕХИ – откомандировывались "хенты", родичи воров, до завязки груженые "командировочными". Комплектовались они, как правило, из судимых до- и во-время войны за "хозяйственные правонарушения". В отличие от своих социально безупречных попутчиков, отбывавших семьями, эти выпускались в одиночку. Дети, жены, родители – в заложниках. "Командированные", груженые вылютой, работали в стартовом обеспечении разведмероприятий, на подпитке завербованного ишува, на организации антибританских акций. 
    Предмет особой заботы руководства НКВД и НКГБ СССР составляла скромная по численности, но безграничная по воможностям "Группа захвата" –"Кенгурушки". "Коллекционеры". Арестами 1917-1948 гг. государство "накопило" воистину неисчислимые коллекционные ценности. Русский обыватель собирал их более трехсот лет – со времени Василия Васильевича Голицына! Картотека Румянцевского музея в Москве ко времени Первой мировой войны насчитывала более 12000 столичных коллекций, собранных имперской элитой. Что до провинциальных собраний – число их перевалило за 240000. Были они, конечно, не равноценны. Однако, по справочнику Николая Николаевича Врангеля, ученого секретаря Эрмитажного музея Петрограда, "средняя" коллекция тянула на добрый муниципальный музей срединной Италии. Мирового уровня были собрания!
    До 1918 года частные коллекции государством не регистрировались. И это обстоятельство погубило русского собирателя. Ведь в своем большинстве он от большевиков не бежал – не сумел или не хотел оставить Россию. Его-то новая власть методически разыскивала. Находила удачливо. И, отобрав коллекции, уничтожала.
    Экспроприированные раритеты тщательнейшим образом экспертировались. Сам оценочный уровень можно представить себе только по составу комиссий – в них участвовали и академики Сергей Федорович Ольминский с Борисом Борисовичем Пиотровским, и Вера Игнатьевна Мухина с Михаилом Наумовичем Гаркави, и даже сами Михаил Васильевич Нестеров с Павлом Дмитриевичем Кориным. Конечно же, они не ведали, что творили. А сотворили они гигантской мощи фонд  п л а н е т а р н о г о  т е р-  р о р и з м а. Причем  ф о н д  л ег а л ь н ы й, который ни одна  контрразведка мира не имела возможности представить суду  д е м о к р а т и ч е с к о й страны в качестве доказательства финансирования преступной деятельности организации или частного лица!
    Специальная школа, располагавшаяся с 1918 по 1988 год(!) в поселке Икша Савеловской дороги, готовила "кенгурушек" – "заместителей" давно отправленных к праотцам истинных собирателей. Неплохо готовила: не слышал ни об одном процессе разоблаченного "коллекционера".
    Засылали этих спецов на первых порах тихо, под сурдинку; в последнее время не без истерики - с очередной партией "узников Сиона", с театрализованными арестами, обязательными "отсидками", громкими "отказами", скандальными шмонами, всенародными "отбираниями" награбленного фигурантами народного достояния. Точно как отправлялись за рубеж к местам патриотической службы до рабочей кондиции "выдержанные" визгливыми политическими процессами разведкадры. Временами подключались к клоунаде выдворения иностранные дипломаты. За "кус" коллекции интеллигентная публичка эта, чертыхаясь, вынуждалась "коллекционером-параноиком!" какую-то часть этой самой коллекции, где-то в ночной столичной подворотне ему передаваемой, тайно вывозить диппочтой... Ну, мало ли понапридумывали фокусов ребята с Лубянки?!
   
Внедренного "кенгуру" на время оставляют в покое – пока чьей-то наружке не надоест топтаться вокруг и пасти его. А когда сроки созреют и хозяева успокоятся, он начинает действовать – пускает коллекцию в оборот: "жить-то человеку надо!" За движением раритетов зорко следят из той же Икши. И по мере усыхания их подпитывают. Чаще всего "из оставленного дома". Как было замечено, слыхом не слыхал, чтобы контрразведки стран, куда кенгурушки внедрились, следили бы за этими миниатюрными на первый взгляд и всемогущими по существу "Банкирскими Домами".
    "Дело" начинают со скупки невинной недвижимости. Потом приобретают газеты и телеканалы. Прицениваются к банкам и к парламенту. А потом, по рекомендации консультантов из все той же Икши, "кулем, как воблу на астраханских промыслах", покупают депутатов. Точно так же, как проделывал это легендарный и незабвенный Леонид Александрович Скоблинский, "парторг" советского банка в Париже со знаковыми ПРОГРЕССИВНЫМИ ДЕЯТЕЛЯМИ Европы (с 1931 по 1940 гг., до вхождения во Французскую столицу немецких танков). Товар деятели дешевый - предложений неизмеримо больше спроса.   
    Представим теперь, какой прочности цепь стянула крохотную новорожденную Ближневосточную страну. Но ведь Израиль не столько микрослепок Эвереста сил, порожденных в эпоху "первоначального накопления" удачливыми поколениями покорителей азий, африк, америк. Он прежде всего рассадник особей троцкистского образа мыслей и…действий. Потому напрасно израильское общество в беспокойстве из-за возможного нашествия "русской мафии". Она уже давно тут. Она пришла сюда, переместившись из центров и юга России еще во времена Британского мандата, потом алиями 50-х и 70-х годов. Давным давно опустели малины Москвы и Питера, ямы Мариуполя, Николаева, Ростова-папы, Одессы-мамы. Именно оттуда, из бывших "зон оседлости", бросились в мир орды полуинтеллигентских-полубандитских семей, где сыновья шли в писатели, в сутенеры, в чекисты и в налетчики. Талантливые дети были у небесталанных родителей! Эти последние вырвались из большевистской России, чтобы скогтить мир. И уводили с собой армии успешных подручных-уголовников, оставляя дома пустопорожних лишенных хватки болтунов у кого "что ни поза, то фраза, что ни фраза, то поза". Успешные сходу шли здесь в политику... Вглядитесь в газетные портреты, в лица на телеэкранах. Узнаете?... То-то же! Ну, а разглядев, не пеняйте на зеркало.

Да, удрали оттуда сюда, на свободу. Однако свобода даже по нашему с вами ренегату и жидоненавистнику М о р д а х у ю  - осознанная необходимость. Вот и осознавайте теперь...
    А мне осознавать уже нечего: все осознал в младенчестве. Через запах хлеба в бабушкиной печи в летние каникулы. Через запах трупов "Бакинского этапа" в каникулы осенние 1943 года, перемешанный с хлебным скандального "Х л е б н о г о  д ел а".  Оба – хлебный и трупный – постоянно беспокоят. Будто источник их совсем рядом.
    Он и есть рядом. Могло ли быть хоть как-то иначе? Могла ли горстка фантастов-энтузиастов, прорвавшихся в Землю Обетованную строить свое Еврейское Государство, противостоять удушающему напору и массе уголовно-чекистской гарроты, высадившейся на том же клочке земли и заглотившей априори походя все вокруг что двигалось, дышало и чего-то стоило?  Нет, конечно. Тем более, по крылатому выражению Великого Капитона Начкебия  - Иоанна-крестителя возрожденного царства:
    - И поставил я главного своего резидента президентом. И, - добавлял Капитон Григорьевич (кстати, друг и учитель того самого Леонида Скоблинского!), - верного своего курьера премьером!
    А кто-то оканчивает даже список назначенцев "известным буржуазным националистом" Менахемом Бегиным и "известным диссидентом-резидентом" Щаранским "Толиком"... Но напомню апокалипсис из "Интервенции":

                И губернатер застилаить телеграми,
Што город Киеу пераполненный з ворамы.
И настаеть скрепчический момент:
Застисняить темный алимент!
   
Как в воду глядел автор шансонетки 20-х гг!...
   
                *      *      *
...В начале мая в Израиль пришло первое письмо от японского каторжного друга Тацуро Катакура (имя и фамилия по лагерному формуляру, в действительности, дома, это Хитоши Мотошима, мэр Нагасаки). Одновременно в Национальные библиотеки начали поступать репортажи европейской и японской прессы об истории нашей семьи. Потому, верно, после безликих статей в ивритоязычных газетах, 17 мая в пятничном (праздничном) номере приложения "7 дней" израильского официоза "Едиот ахронот" под заголовком "КРОВНАЯ СВЯЗЬ" помещен был на иврите очерк-интервью со мною преуспевающего журналиста Игаля Серны об истории моих взаимоотношений с пленными и осужденными к каторжным работам японскими гражданами в 1948–1951 гг. в Озерлаге ГУЛАГа и о моих планах в связи с намечаемой официальной поездкой в Японию. Под тем же заголовком очерк был перепечатан всеми газетами страны, в том числе русскоязычной "Едиот Исраэль". А 20 мая – тоже по-русски – "Спутником", по-своему интерпретировавшим этот материал "по мотивам" с заголовком "ОЗЕРЛАГ–Иерусалим-Токио", предварив его комментарием для Израиля скандальным.
Прежде всего, редактор газеты Виктор Топалер напомнил, что в беседе с премьер-министром Израиля Ицхаком Рабиным о необходимости смены партийных знамен в Маарахе, заметил сановному собеседнику:
    - Красный флаг, - кроме единственного, водруженного советскими солдатами над поверженным рейхстагом, - лично для меня символизирует сталинскую систему массового уничтожения, ГУЛАГ, пытки и террор. Он на мой взгляд ничем не лучше свастики, если говорить об ассоциациях, которые он вызывает в сознании выходцев из СССР -
    На что Рабин, - согласившийся для приличия с критикой культа личности в КГБешной интерпретации его, - внезапно посуровел:
    - Нельзя сравнивать красный флаг со свастикой, а Сталина с Гитлером! Никого нельзя сравнивать с Гитлером! - 
    Вмешаюсь в их спор. Прошло несколько лет. Красный флаг и свастика мирно сожительствуют в бывшем СССР. Мирно живут и Гитлер со Сталиным. Все, как в лучших домах. Но... Но однако же теперь только "без жидов!" в роли рефери, вообще в любой роли на земле России. Так во всяком случае решила Государственная Дума Российской Федерации!
   
    - Такие вот неписанные законы действуют в нашей маленькой, но солнечной стране: нельзя коммунистическую партию Советского Союза поминать без пиетета, нельзя Сталина сравнивать с Гитлером, - продолжает  редактор, - даже если число жертв сталинизма... - и т.д.
    - Потому – заключает он – чувство, которое я испытал при чтении статьи Игала Серны в последнем номере "Едиот ахронот", было тождественно чувству, которое было у нас в Союзе при чтении первых публикаций времен гласности: неужели уже можно? Неужели разрешили? Неужели  н а д з о р  с т а л и н и с т о в  за ивритоязычной прессой настолько ослабел?...-
    И ставит точку:
    - Одним из репатриантов, чей приезд в Израиль  з н а м е н у е т  к о н е ц   г о с п о д с т в а   с т а л и н с к о й   и д е о л о г и и  в      П а л е с т и н е,  был Вениамин Додин, которому посвящена статья Игала Серны в "Едиот..."-
    А заканчивает он свой комментарий так:
    - Сталинизм – это беда всего человечества. И никто не застрахован от ее повторения, покуда маршируют по Тель-Авиву молодчики..., а над головами у них... красный флаг.
   
О, если дело было бы только во флагах! Пусть таскают на здоровье красные – с серпом и молотом или со свастикой, издревле почитаемым народами Востока символом возрождения, коего никакими вердиктами уже не запретить. Дело в психологии, вбитой Капитоном Начкебия в головы вождей ишува. А она – от ВЧК–ОГПУ–НКВД–КГБ. Ведь по сей день(!) местный бомонд по вновь возникшей СЕМЕЙНОЙ ТРАДИЦИИ посылает своих отпрысков в Академии и Высшие школы КГБ (см. упомянутую статью Зеева Бар-Селла). И хотя у России вроде бы нет средств на обучение "интернационалистов", она эту шушеру принимает и учит. Ведь походя не откажешь заслуженным папам и мамам, закончившим когда-то те же богоугодные заведения и НЫНЕ как-то отрабатывающим потраченные на них деньги. Да и доктрина "Для Ближнего Востока" старая-престарая: арабов – на короткий поводок, жидов – на длинный. Тех – чтоб злее были, этих - чтоб верили: успеют сбежать.
    А вместе должны служить РОСВООРУЖЕНИЮ. Не приведи Господь ситуацию: арабы кончают с Израилем и лишаются врага! Кто тогда станет советский металлолом покупать?! На Средиземном море санатории для советников из Москвы содержать? Покупателей у РОСВООРУЖЕНИЯ не густо, и новых интересантов при валюте так просто не сыскать.

***
   
,,,Меж тем, в Японии скандал! Перлюстрировав все мои письма друзьям и исследуя японскую прессу, "ктой-то" атаковал предстоявшую мою поездку. И сам посланник Израиля в Токио, т о в а р и щ  Эшкол, "забыв", кто он, у п а л  до собственноручного (!) названивания по телефонам моим японским абонентам и попыток телефонного допроса их на тему: "А он кто такой?! (Это обо мне)", "Зачем едет?". И "знают ли японцы, что приглашают уголовного преступника?" 
    Японцы поступили со стариком жестко. Жестоко даже: и у них – людей восточных - бессовестных судят бездушные. Показательный мордобой, учиненный орлами из японских СМИ, и меня потряс. Настолько, что, будучи уже в Японии, я, пораженный, пообещал "найти час", чтобы "помириться" с ним. С послом моим. И как-то однажды меж неотложными делами компанией явился в забаррикадированный "бункер" конторы. Свиделся с Эшколем. Узнал: не по своей воле он сподличал. Но по чьей тогда, если "наши" не при чем? Или может по КГБшной?
Вильнеры, Гужански, другие парламентарии шлют отпрысков своих в Москву, в школы КГБ. А Эшколы что, хуже? Им нельзя и они не шлют?
   
Посол старик. Сливы под глазами. Мешки брюк в разводах перламутра. Наслоения перхоти на грязном вороте бесцветного пиджака. Столбом взвился прах, когда в процессе демонстрации "примирения" отхлопали мы один другого по одежде... Поганая сценка, надо признаться.
    Спросил его: как мог он опуститься до жизни такой? Есть же на то спецслужбы какие-никакие. А он – сам... Посол великого государства (Да! Великого! Или даже этого он уже не понимает?)... Тьфу!... Промолчал. Вот, говорить ему уже трудно или лень, а все туда же...
Потрясенный моим приемом в Токио, - а он мог быть и его, посла, триумфом, будь он чуток умнее, - человек с такой славной для Израиля фамилией лопнул. Испустил дух.
   
Но это – потом. Потом. А пока надо собираться в Японию, а лететь не на что. Там, в Москве, проблем не было. Но за командировкой и в горячке депортации не случилось времени. Здесь времени сколько угодно. Но действительно, нет денег на билеты. Слишком много всего навалилось на нас с этой депортацией-репатриацией. Воспользоваться Фондом Спасения не могу. Сам же настоял на  н е д о п у с т и м о с т и  использования его средств на что-либо, кроме как на прямые затраты по Уставу. Хорош я буду, с а м  наруша его!
    Очень не хотелось лететь и жить там за счет самих японцев, которых по привычке воспринимал как мною спасаемых – тогда и теперь. Я же не бедный родственник в конце концов!... Но кто же я тогда? Так бы и не узнал правды... если бы одна догадливая телефонисточка не подсказала.
   
... После обильных ноябрьских и декабрьских – 1990 года – репортажей в японской прессе по поводу "Додин нашелся!!!" (ДВЕРЬ ЗАКРЫТАЯ 40 ЛЕТ,  ПОГОВОРИМ ДОДИН, других множество в Токийском официозе Санкей Шимбун) перед самым новым 1991 годом меня пригласил посол Японии в Москве. Уже познакомившийся со мною на встрече 30 ноября и общавшийся позднее, теперь, после обмена любезностями, он распорядился связать меня по телефону с младшим братом одного из моих ОЗЕРЛАГовских "кровников" "господином Масару Ибуки".
    Двумя минутами позже ... Масару Ибуки уже рассказывал мне о недолгой послелагерной жизни брата дома, в Японии. О непростой судьбе его на родине. И о кончине Тому-сан, постигшей его весною 1962 года.
    Рассказывая, он "вспоминал" живые, будто им самим пережитые подробности нашей с Тому жизни в лагерных зонах Братска. В том числе и собственные мои, о которых сам я давно забыл или помнил лишь потому, что касались и волновали они лишь одного меня. Трагические или трогательные подробности человеческого жития в нашу эпоху победительного прагматизма никого, казалось бы, уже не могли, не должны были интересовать. А вот надо же – Тому-сан запомнил их. Пересказал брату. И Масару-сан тоже запомнил их. Не забыл – пересказал мне...
    Потом Масару-сан очень дотошно расспрашивал меня о моей семье: о Нине, о детях, о внуках, которых уже "знал" из прессы. О моей жизни. Его интересовало все: работа, увлечения, как отдыхаем. Уже где-то под утро, когда я, признаться, до чертиков устал, и мозг начал отключаться от многочасового сложного – двойного – собственных моих и Масару мыслей перевода, выяснилось, что у нас есть общее хобби. Это... проблемы раннего, с двух и даже с полутора лет воспитания детей игрой и учебой. К этому времени во всевозможных русских, британских и американских изданиях на эту тему прошли мои очерки, статьи, эссе. И он, оказывается, "имеет о том точную информацию" и даже копии всех работ. Вообще, как я понял, он, видимо, хорошо подготовился к нашему разговору. Во всяком случае знал обо мне все, что ему нужно было. И предыдущие его вопросы вызывались не столько японской вежливостью, сколько желанием все-все уточнить еще и еще раз.
    Неожиданно он предложил вместе выступить с общей концепцией детского воспитания, "чтобы закрепить навсегда кровные связи наших семей...". И что это может стать частью памятника нашему общему кровному брату Тому-сан...
    У Масару и план уже имелся: "соединить в одном общем издании – русском, японском и английском – наши идеи!". Я ответил согласием. Но посомневался: вряд ли в предотъездной суматохе сумею написать что-либо путное о воспитании детей хотя бы в СССР. Тем более, что, слава Богу, их здесь уже никто не воспитывает. Отвоспитались, считают...
    Масару-сан повторил, что прочел все мною написанное о воспитании. И что ему очень по душе моя оценка воспитания молодых людей в США приобщением к труду. 
    Тут я его перебил:
    - Возможно и так, но писал-то я о родных мне мальчиках и девочках, о детях моих братьев и сестер. Потому безусловно был не совсем объективен в оценках и выводах.
    - Это самое интересное – прокричал Масару-сан. – Именно ваша з а и н т е р е с о в а н н о с т ь  должна сквозить в каждой вашей строчке! Потому вы должны, вы обязаны рассказать именно о  в а-   ш и х  американцах! В крайнем случае пусть это будет и прежде написанное вами и даже где-то уже опубликованное. Тогда и я подберу для издания уже апробированный материал. Идет?
    - Идёт.
    - Тогда возьмите какие-то блоки из вашего финского журнала, где вы постоянно публикуетесь. Он мне очень нравится. 
    Я объяснил Масару-сан, что журнал "МЫ" – международное издание группы специальных Детских Фондов ЮНЕСКО. И издается действительно в Финляндии, там великолеаная полиграфическая база! Он не знал об этом?
    На протяжении нашего бесконечно долгого разговора Масару-сан нет-нет напоминал мне, что с нетерпением ждет моего с Ниночкой визита. Он сказал:
    - Вы должны знать, что здесь у нас кроме ваших ОЗЕРЛАГовских друзей, обязанных вам жизнью, вас ожидает Японский Народ, который никогда не забудет подвига вашей мамы во время русско-японской войны 1904 – 1905 годов...
    И настойчиво убеждал меня в том, что расходы по вашей с супругой поездке к нам, если вы не возражаете, я возьму на себя... Нет, нет, выслушайте меня! Может случиться, дорогой Додин-сан, что мои возможности окажутся чуть значительнее ваших... Хорошо! Хорошо! Мы это выясним здесь, на месте...-
    Правду сказать, - "японская сторона", тот же Масару Ибуки, например, могли бы и не начинать этой бодяги по поводу "кто оплатит?". Сделали бы такое втихаря и за свой счет. В конце концов я есьмь спас не один десяток его соплеменников. И почему же им всем вместе, напрягшись, не сделать нам билетов и не оплатить поездки? Они уже знают, что я эмигрант. После моих Радиовыступлений 21-24 декабря о "Бакинском этапе" японская пресса и телевидение разве не предупредили своих читателей и зрителей, что "над нами занесен топор!"? Они даже и о том узнали, что нам забронированы места в самолете. И что мы вылетаем 28 января! Разве не они писали, что у эмигрирующих в Израиль и, тем более, у депортируемых туда, отбирают не только гражданство – п е р в о р о д с т в о, предварительно ограбив драконовским штрафом  ЗА ОТНЯТЫЙ ПАСПОРТ(!!!). Ещё и отняв все до последней нитки мало-мальски ценное имущество, нажитое трудом всей их жизни и даже жизни их предков? И являющееся в значительной части своей гарантом занятости в будущем (Специальная литература, инструментарий, дневниковые записи, письма, в том числе деловые, главное - собственные сочинения… Если это все прежде не было отнято. Правда, до 28 января времени еще оставалось с месяц. Акт ограбления, таким образом, еще не состоялся. Потому – решено - мы с Ниной летим в Японию за свой счет. Так нам удобнее. Так мы получаем удовлетворение. Удовольствие. Даже через 37 лет по освобождении из ссылки мы все еще живем "сибирскими представлениями" о чести и достоинстве. В Японии мы, конечно же, можем в определенных ситуациях пользоваться гостеприимством ее граждан или даже государства... Это все я говорю внимательно меня слушающему Масару-сан.
    - Тем более – продолжаю я – тем более, что масса японских граждан, вовсе нам не известных до этого момента, объясняются нам в любви со страниц газет, журналов, с телеэкранов...-
   
... Долго и тепло прощались мы с милейшим Масару Ибуки "до встречи в Нарита!". Токио отключился. Но тут же включилась
Москва: звонким скандальным голосом наша советская телефонистка, по-видимому, с большим профессиональным вниманием отслушав наш длинный диалог, выдала победительно, будто это ее заслуга:
    - Ваш-то японец, абонент, - знаете на сколько он за семь часов
сорок две минуты наговорил?! На одиннадцать тыщ семьсот шестьдесят шесть долларов он наговорил! И то потому, что по льготному. Это – на три ваших поездки в Японию к нему. А вы, мудило, выпендриваетесь еще. Ваньку валяете. Рокфеллера из себя строите: "за свой счет, за свой счет!"... Тьфу на вас!
    Что-то она еще сказала – очень личное и потому не для печати...
   
Отключился и магнитофон в кабинете посла, попрощавшегося со мной задолго до окончании разговора. Секретарь, упаковывая дюжины полторы кассет с нашим диалогом тоже похвалился:
    - О, многоуважаемый господин Додин-сан! Записи вашего с многоуважаемым господином Ибуки-сан разговора – отличного качества: ваше многоуважаемое Кей-Гей-Бей прекрасно обслуживает межгосударственный канал секретной связи многоуважаемого господина Императорского посла!

   Уже на следующий день ко мне по телефону из Филадельфии, США, обратился Президент Института достижений потенциальных возможностей человека Гленн Доуман. И сразу после него, будто сговорясь, но уже отсюда, из Москвы - главный редактор издательства "Знание" по педагогике Ольга Гдальевна Свердлова. Оба с аналогичными просьбами: срочно прислать им "известные материалы" для совместного с господином Ибуки их издания. Воспользовавшись еще раз любезностью посла, я тут же подготовил и отправил рукописи своей части книжки в Токио и в Филадельфию, а в Москве отнес Свердловой.
 

... Книжку "Педагогический факультет" издательства "Знание" уже за 1991 год с очерками Масаро Ибуки "ПОСЛЕ ТРЕХ ЛЕТ УЖЕ ПОЗДНО" и своим рассказом "О ВОСПИТАНИИ ДЕТЕЙ В АМЕРИКАНСКОЙ СЕМЬЕ" мне в Иерусалим переслал сын. Чуть позднее Масару Ибуки переправил мне издание японское. А потом пришла книжка из США. Только как и японская великолепно выполненная!
    Из реквизита московского и филадельфийского издательств узнал, что мой соавтор Масару Ибуки – он же и мой собеседник, – брат моего "кровного брата" Тому-сан, и Президент "... всемирно известной японской фирмы СОНИ" – одно и то же лицо.

Телефонистка-то московская, выходит, как в воду глядела, квалифицированно оценив автора этих правдивых строк.
   
2-го октября 1991 года Масаро Ибуки обнял меня в Нарита прямо в "хоботе" Боинга 747, с минуту назад приземлившегося в Токио.

***
   
Понапрасну злясь на японцев за их недогадливость, забыв, что отказал самому Масару Ибуки в оплате поездки, кружусь теперь у разбитого корыта несбыточных надежд найти деньги на свое путешествие здесь, в Израиле. Знаю теперь, что не найду. И вовсе не потому, что я "один из тех, чей приезд знаменует конец господства сталинской идеологии". Хотя, конечно, и это обстоятельство следует учитывать. Просто общество, в которое депортирован, специфично. Разузнав обо мне и Нине – Н и н е  О т-т о в н е (!) – оно, изобразив на час "мировую скорбь" по нашим нелепым судьбам (Как же так!? Зачем сюда к нам в Левант а не в Европу, в Германию?!) стало обрывать наш телефон с... требованием(!) немедленно стать гарантами их деятельности в местных и японских (!) банках. Иными словами, попробовало загнать нас в заложники своих гешефтов. Почему? По какой причине? Дальше – больше. Местного расплода банкиры, - дружно приглашая к себе "на орешки с Фантой" – наперебой начали нас учить, как нужно в Японии "ухватить доллары!". Много долларов! Миллионы долларов! Конечно же под их, угощателей орешками, проекты, которым мы, естественно, станем гарантами! Суть "проектов" не разъяснялась при этом. Как пресекались тут же все без исключений мои попытки перевести на знакомые языки тексты настойчиво подсовываемых мне на подпись проектов контрактов. По-русски при этом звучала одна единственная фраза: "проставьте номер теудат-зеута!". "Номер теудат-зеута проставьте!"...
    "Жомини, да Жомини, а о водке ни полслова!".
   
Приглашает директор  и м е н и т е й ш е г о  банка Израиля. Предлагает "прозондировать возможность одного  о г р о м н о г о  н а ч и н а н и я". Все – как в Грузии в преддверии мошеннической операции: все, все только огромно, только на мировом уровне и только с замечательным концом! Слушаю внимательно его обволакивающе-усыпляющее идишское говорение на смеси польского со жмеринским. Все округло. Как живот у собеседника. Как его пальцы-сардельки, щупающие оценивающе рукав моего пиджака...
    Говорю ему:
    - Если поеду, осмотрюсь, попытаюсь заинтересовать моих друзей Но если вы разъясните мне, что им предлагаете...
    - Конечно, конечно, - перебивает он... – Осмотритесь. И – вперед! Вы же обаятельный человек. (И вновь на идиш – оказалось, знает идиш, но скрывает!): Вы вызываете у собеседника большую симпатию,- это я  в а м  г о в о р у! Потом это ваше реноме в Японии. Ихний посол рассказывал, как вас там ждут! Это же колоссально!
    - Прошу вас: поясните, что вы предлагаете моим японским друзьям? – несколько раз настойчиво повторяю вопрос. Он будто его не слышит. Не понимает, что хамит. Не догадывается, что накажу его за это.
    Возможно, из озорства и чтобы еще раз убедиься в его наглом жлобстве, киваю на стопу отлично изданных иллюстрированных альбомов на английском "Святая Земля", громоздящуюся на углу столешницы.
    - Вот, - говорю, наблюдая за ним, - вот, если бы я взял с собою и подарил вашим потенциальным партнерам по бизнесу с десяток таких вот книжиц! С вашими подписями с посвящением японцам на их титульных листах. Недурна бы была вот такая вот оригинальная Ваша "визитная карточка" – заявка на добрые отношения, а? Право, недурна!
    - Да... Да... Конечно...
    В мгновенно потухших его глазах – испуг. Пальцы-сардельки замерли на моем рукаве. Он явно парализован. Растерян. И злобствует! Из-за чего? Из-за страха... "потерять" каких-нибудь тысычу – тысячу двести шкалим?! И это директор "именитейшего" банка?  Да он жлоб мелкий и крохобор. Понимает: преподнеся через меня эти альбомы, выиграет в будущем большие зеленые. Но... как теперь вот расстаться с тысячью шекелей?
    Вдруг его "озаряет" нечто! Он улыбается, что-то скороговоркой нашептывает влетевшей секретарше. Она исчезает. А я все пытаюсь "докопаться" до его психологии. Конечно, он вор, он окружен ворами. И так вот просто отдать в руки незнакомого человека тысячу кровных шкалим?... Но в лагерях Гулага знал я множество воров. И…ни одного отчаянного такого крохобора… Этот же ещё читает, падла, местные газеты! Он пригласил меня, убедившись стократно, кто я есть!... С бумагою в руке возвращается секретарша. Он хватает лист. Вчитывается.
    - Вот здесь! – говорит торжественно.
    Показывает сарделькой:
    - Вот здесь!... И номер теудат-зеута... Расписывайтесь, расписывайтесь!... - скороговоркой тоже на идишь…
   
…Один к одному как в коридоре Бутырок приказывает "спикер" Особого совещания полвека назад подсовывая мне бланк постановления с отваленным им мне сроком: "Расписывайтесь, расписывайтесь!". Кровное родство ситуаций и лиц! Фантастика!... Я отключился на секунду... Он говорит, и мне переводят его слова. Бухтит, не соображая, что его больше для меня не существует: жадность фраера сгубила! Не отломится ему ничего, "задавившемуся" из-за 720-ти шекелей, стоимости шести альбомов... Но я слушаю его. Но не о контракте речь, - новое что-то выясняется из текста лежащей передо мною бумаги... Ага! Вот что:         "мне предоставляется  с ч а с т л и в а я  в о з м о ж н о с т ь  тут же, не сходя с места и не тратя времени – без каких бы то ни было "банковских формальностей" - н а л и ч н ы м и  оплатить стоимость шести альбомов прекрасного издания "Святая Земля" – шести экземпляров, - повторяет он в качестве дружеского подарка от их Иерусалимского и, вообще, израильского друга".
    
- От него – заканчивает он, уточняя…
    
Больше делягу не видел. Его "друзья" в Японии по моей просьбе "загнали" умника в компьютер. Навечно. Чтобы никто больше не замарался об этого жмота и жлоба.
Бессовестных – бездушные.


                ***
    Меж тем, новые мои иерусалимские знакомые Алекс Тенцер, - высокий государственный чиновник, и Лев Овсищер, - глава Союза ветеранов войны, полковник ЦАХАЛ - искренне пытающиеся мне помочь, сводят меня все с новыми и новыми интересантами, которым предоставляется возможность понять, что с моей помощью они могут выйти на японский рынок. Находятся – по их представлениям - и такие. Только ментальность берет верх. И как в анекдоте о резинке от трусов все заканчивается... номером теудат-зеута на все том же кабального свойства контракте. Между прочим, были и ухари, что сходу пытались подсунуть бумаги, в соответствии с которыми их авторы ДОЛЖНЫ БЫЛИ (!!!) получить "30% прибыли со сделок, заключаемых между русскими и японскими фирмами для эксплуатации месторождений Сибири и Дальнего Востока..."! Что за сделки? Что за фирмы? Что за 30%? ... Или все эти деятели – прямые родственники Оськи Кассиля из "Швамбрании"? Ловкач, он всегда первым успевал объявлять: "Чур, я буду машинистом и дудеть!... А во что будем играть?"...
    Наконец, долгожданный спонсор нашелся: банкир П-р, "Друг Арика Шарона!". Что ж, Шарон – "фирма" для Израиля солидная. И я могу со спокойной совестью соотносить свои действия с пожеланиями своих японских друзей, Ибуки-сана в их числе. В одной из последних телефонных бесед он предупредил:
    - Я пойду на любую серьёзную сделку с израильтянами, гарантированную их высшими государственными деятелями, если это будет приятно вам... Конечно, и деятели эти – никакая не гарантия. Но что делать?
   
...Солидный офис. Вся из себя секретарша. Суховатый – в хозяина, спортивной стати – помощник. Сам П-р понравился: спокойный, без поз, фраз и даже без левантизма человек. К сожалению, и он не отказал себе в удовольствии начать дела со мною все тем же контрактом – далось им всем эфемерное это "участие" – посредничество во всем! Я было завелся про себя. Но отошел: П-р предложил оплатить поездку... двадцатипроцентной ссудой! … О г р а б л е н и е!   Но банкир он – ростовщик. И не обязан меня содержать. Быстро договорились о существе дела. Министр Шарон – его друг (тоже, как в Грузии: все друзья... за столом. ТАБЛИСЧИРИ все!). Шарон отведет землю под городок на 35 тысяч жителей – для олим-ветеранов Второй мировой войны и под предприятие, где они и члены их семей получат работу. Городок – за счет израильских инвесторов, предприятие – за счет японских. Из кабинета П-а звоню Масару Ибуки. Он тут же дал предварительное "согласие о намерениях" и подтвердил его факсом. Предупредил еще раз:
    - Вы имеете дело с предельно специфической публикой. Она изначально нацелена… только на покупку электората для ее хозяев с целью контролировать Кнессет – наследственное корыто. Даже имитировать раскошеливание будет только в промежутке 10-ти – 2-х дней до выборов. Потому – меньше эмоций. Положительных во всяком случае. -
    Чуть позже получил от Ибуки-сан Формальное Поручение на полную стоимость Предприятия Электроники. Меня попытались уговорить передать его тут же "по назначению". Слава Богу, не передал. Иначе попал бы в отвратительную историю: землю отводить задолго до выборов в Кнессет никто не думал. Да и не мог. 20-ти процентный заем я вернул тут же. Все же противно, когда грабят...
    Тут от поездки отказалась Нина. Никогда никуда без нее не ездил. И вот...
    - Полтора или даже два месяца! – сказала. – Ты понимаешь, что это значит? А значит это, что мы бросаем трех мальчиков при день и ночь мантулящих родителях... То-то. Тебя ждут – лети! Если получится...
   
Получилось: Алекс Тенцер  переговорил с Довом Адзмоном, редактором официоза "Едиот ахронот". Через сутки из газеты пришел факс:

"Договор о взаимоотношениях между нами":

  1. "Едиот ахронот" приобретает Вам билеты туда и обратно в Токио, плюс все налоги, плюс 500 долларов на расходы. За это Вы обязуетесь:
   2. а) организовать поездку возможно быстрее;
       б) не давать интервью израильским и иностранным средствам массовой информации о Вашей жизни без письменного разрешения "Едиот ахронот" (Израиль) или "Киодо Ньюс сервис" и "Синкей Шимвун" (Япония)(без упоминания этих японских издательств, договор не подписал бы);
    3.  Весь имеющийся у Вас материал о Вашей жизни, кроме рукописей книг и сценариев фильмов, Вы должны передать в "Едиот ахронот";
    4.  Печатную и фотоинформацию о пребывании в Японии Вы можете передавать только "Едиот ахронот" (Израиль) или "Киодо Ньюс сервис" и "Синкей Шимвун" (Япония); осуществлять сотрудничество с фоторепортерами газеты или ее представителями;
     5. Договор окончится после получения "Едиот ахронот" всей перечисленной выше инфврмации;   
     6. Ваша подпись подтверждает Ваше согласие с содержанием Договора.
15 мая 1991 года
   

     Тут же информация из Дирекции Аэропорта "Бен Гурион": вылет 1.10.1991 "Эр Франс" из Тель-Авива в Париж рейсом 1307; 8.00 – 14.00. Из Парижа в Токио рейсом 276; 15.15 – 2.10.91 10.55. 15.12.1991 "Эр Франс" из Токио в Париж рейсом 269; 21.40/4.30 29.12 91. Париж – Тель-Авив 13.20.

                *      *      *