офицер гру

                Офицер   Г.Р.У.




                -  Папа!  Я так рад, что ты, наконец,  вернулся! –
кричал в лицо своему отцу счастливый беловолосый мальчик лет одиннадцати-двенадцати.
          Действие происходило на кухне трехкомнатной квартиры в хрущевской пятиэтажке в начале восьмидесятых годов прошлого века.   Присутствующие  отмечали благополучное возвращение из серьезной загранкомандировки  моего приятеля офицера Г.Р.У.
          По-домашнему, в одной майке и тренировочных штанах, раскрасневшийся от избытка выпитого алкоголя,  от охватившего его переизбытка чувств - безмерного счастья остаться в живых - он блаженствовал,  сидя за накрытым домашнем столом.  Крепко сложенный, спортивный, на пике своих природных мужских возможностей сейчас он находился в   кругу близких  людей,  опрокидывая одну за другой щедро наполняемые мною рюмки водки. В этом процессе какое-то время мы шли вровень, но после третьей я стал притормаживать.
                - Слабак. –
               услышал я в свой адрес  дружески-насмешливую  констатацию. 
         Как, вдруг случилось необъяснимое. Вбегавший время от времени на кухню  ребенок, очевидно,  в порыве безмерной любви к отцу, неожиданно подскочил к нему,  что есть силы,  впился зубами в оголенное отцовское плечо, и  не разжимал  их,  пока вниз по руке того резво не побежала алая  струйка крови. Находясь в некотором подпитии, я все же с  понятным недоумением и ужасом наблюдал за происходящим. Правда, тут же подбежавшая  жена,  отогнала мальчишку, замазала йодом рану на плече мужа.
         В этой ситуации меня поразил несколько иной поворот событий,  начавшийся по мере  развития происходящего,  нездоровый  смех  хозяина, который стал звучать все громче и громче.  Он глядел прямо на меня. И я заметил, что  с повышением уровня громкости смеха белки его глаз  начали окрашиваться   ярко-красным   цветом.
                - Знаешь. Не обращай на  мальчишку внимания. Я уже привык. Он так часто  заигрывает  со мной – проверяет меня на вшивость. Давай-ка, лучше выпьем. –
          и,  продолжая пристально вглядываться  в мои глаза, он перехватил бутылку и налил очередную стопку.
        Затем пошел пьяный сбивчивый разговор, который   стал  крутиться вокруг предметов, привезенных из  заграницы.  Скорой поездки с женой на отдых в Сочи и так далее. Но, когда речь зашла о купленном на синие чеки  Мерседесе, на котором мы должны немедленно и непременно  сейчас прокатиться, я понял, что пора уже и  откланиваться.
         После этой встречи  мы не виделись около месяца. И, вдруг,   неожиданно на улице, перед  светофором, рядом с моей машиной,  резко затормозил новый серебристый Мерседес.
               - Слушай, как здорово! Собирался тебе звонить, а ты тут, как тут. Завтра у меня  вылет - срочная командировка.  Но, ненадолго. Приеду – посидим,  перетрем события.  –
                и, резко стартанув,  он с визгом умчался вперед.
        Через две недели позвонила его жена.
         - Ты ничего не  слышал? Только что передали  в новостях. Их самолет сбили неподалеку от Браззавиля. С  его работы только что позвонили.  Сказали, что  жив. Находится  в  плену у  повстанцев. Они требуют выкуп. Ведутся переговоры.-
 после этого она захлюпала,  заплакала и, не слушая моих встречных  слов сожаления,  положила трубку.
          Дальнейшее развитие событий мне становилось известно из сообщений прессы и редкой информации по телевидению. Такое положение продолжалось несколько месяцев.  Впрочем, вскоре о  случившемся неожиданно резко замолчали. Я тут же позвонил его супруге.
               Но, разговор получился  каким-то странным. Вопросы задавал большею частью  я. Она же, или отмалчивалась, или  отвечала односложно.  «Да, нет». И в конце разговора уже совсем неожиданно.
             - Ты меня, если можешь,  прости, но больше сюда не звони. Еще раз прости…-
и я  услышал, как  ее  трубка была брошена  на рычаг. Раздались громкие гудки, мне оставалось лишь положить свою.
           Больше ничего о своем приятеле я не слышал,  полагая,  что при возвращении он обязательно бы со мной связался.  Но, зная всю опасную специфику его работы, я  решил,  что произошло нечто непоправимое. И со временем внутренне с ним навсегда простился…
                …Прошло тридцать лет. Как-то по путевке я отдыхал в одном из сочинских санаториев. Мой номер находился на седьмом этаже. И, входя в лифт на первом,  я обратил внимание на вошедшего следом  за мной коротко стриженого мужчину.  Скорее, даже не вошедшего, а проскользнувшего.  Так меня несколько смутила его  крадущаяся кошачья походка:  совакупность плавных движений  человеческого тела вдоль стенок лифта. Будто бы он хотел слиться с ними и стать вовсе невидимым для моих  глаз.  Все это несколько насторожило, поскольку  в просторном лифте нас было всего двое.
                . В руке у него  была бутылка армянского  коньяка. Он не смотрел в мою сторону, но какая-то непреодолимая сила заставила   пристально  вглядеться в его лицо. Оказалось, что  напротив меня стоял давнишний, пропавший когда-то в Африке, и  в моем сознании  не раз похороненный   приятель. Я тут же  понял,  отчего он избегает моего взгляда. Узнал он меня на мгновение раньше. Конечно, зачастую в его профессии  такое феноменальное чутье  спасает жизнь.  И все же, поскольку им была  нажата   кнопка двенадцатого этажа, времени для объяснений у нас было еще предостаточно.  Продолжая  рассматривать,  я  назвал его по имени.  Он пристально вгляделся в меня .
                - Здравствуй.-
         после некоторого затянувшегося молчаливого раздумья, было его первое слово. И в  мою сторону протянулась  подрагивающая рука.  Я   ее пожал.
                - Ну, что? Подымемся ко мне? –
             как бы приглашая, он поводил передо мной горлышком коньячной бутылки. Будто между нами вовсе и не было этих прошедших десятилетий.
         Его двухкомнатный полулюкс окнами выходил на море. Сегодня оно было на редкость спокойным и ласковым.  Стояла знаменитая сентябрьская сочинская пора бархатного сезона,  когда резкая жара ушла, а субтропическая природа делилась с людьми всеми своими самыми дорогими подарками. Цвели пахучие олеандры и даже на некоторых магнолиях вновь появились огромные раскошные белые бутоны,  распускающиеся    обычно только в мае-июне.
       Все это буйство природы, как я понял, никак сейчас его не  трогало. Вскоре, из услышанного   коротенького рассказа я узнал следующее.
          Его освободили через несколько лет после пленения. Был ли это выкуп, или  проведенная войсковая операция из его рассказа я не понял.  Но,  возвратившись,  домой,  своей семьи он уже не застал. Его супруга, и сын погибли за год до этого в автокатастрофе при довольно-таки странных,  неприятных обстоятельствах. Они ехали в  автомобиле любовника жены при  возвращении с загородной прогулки. Возможно, даже такой ужасный исход, для него был лучшим, чем предполагаемая встреча. Я понял,  что услужливые люди обрисовали ему случившееся  несчастье в достойных красках.
        И до этого прилично выпивавший, после всего произошедшего,  за мерой потребления  он уже не следил.  Стал спиваться на глазах у сослуживцев. Вскоре его демобилезовали, предварительно заставив пройти курс лечения от алкогольной зависимости,  что, впрочем,  мало ему помогло. Согласно присвоенной группе инвалидности он получил право на  одну путевку в год  в санаторий и небольшое денежное  добавление к  своей  невеликой  полковничьей пенсии. По профессиональной привычке  - не доверять никому –пить теперь  он стал только в одиночестве,  заливая всю боль и отчаянье одинокого, до конца, выложившегося перед страной и жизнью  человека.
      Наша встреча затягивалась, но вскоре  он захмелел.  И, понимая бесполезность и ненужность продолжения  разговора, я вышел из его номера. На следующий день мы вновь столкнулись у лифта. Он снова предложил составить ему компанию по уничтожению продукта армянских виноделов, но ко мне в этот день  приехала жена и я отказался.
       Теперь мы с ним стали видеться лишь во время приема пищи в одном из ресторанов  санатория. Иногда, здоровались. Я говорю «иногда» -  поскольку,   зачастую его состояние не позволяло ему отличить знакомого человека от незнакомого.
     Всем известно, что цена жизни в России за  последнее столетие определялось лишь  по признакам значимости человеческого сырья необходимого для горения в подходящий момент в государственной топке. А подходящий момент определялся, естественно,  сидящими во власти небожителями. Никто из правителей не заморачивался ненужными мыслями: что выше: их генеральная и призрачная  сверхидея, или обычная человеческая жизнь? Но,  поскольку  каждая из их идей была, насколько фантосмагорична, настолько же и нелепа, то жизни вспыхивали и растворялись в огне быстрее горящих пучков соломы. Иногда из обугленных останков на землю выпадала одна  -  другая недогоревшая соломинка, чтобы хоть как-то закончить свою жизнь под ногами равнодушного времени.
      …В один из последних дней моего тамошнего  пребывания,   выходя из ресторана, и не обращая никакого внимание на мое приветствие,  словно самнамбула он прошествовал мимо меня. Мелькнули красные белки его глаз.   Я   понял, что он меня не заметил, судя по всему,  уже плохо видел и совсем не ориентировался в  окружающем пространстве.
          Его сопровождающим несколько поодаль и сзади, шел крупный мужчина в белом свитере  сосед из ближайшего   от него номера, рукой указывая направление необходимого движения.   
        А назавтра,  к вечеру до меня случайно долетела концовка фразы    разговора,  происходившего за соседним столиком, окончательно поставившая точку в этой грустной  и нелепой истории.
                - …вы знаете, когда его выносили во двор к труповозке, санитарам пришлось  тащить носилки с двенадцатого этажа. Вы только подумайте, какое безобразие!  Такой дорогой   санаторий и не оборудован грузовыми лифтами! -